планете, мы полагаем, что сумеем проделать нечто подобное и в дальнейшем. Однако факты говорят совсем о другом; мы лучше поймем это, если на время забудем о настоящем и мысленно обратимся к прошлому.
Для наших предков необозримость Земли была непреложной истиной, направлявшей их мышление и господствовавшей над их жизнью. Во все века, предшествовавшие нашему времени, мир казался действительно огромным и человек за свою жизнь мог увидеть воочию лишь ничтожную часть его бескрайних просторов. Сотни, самое большее тысячи километров казались уже чуть ли не бесконечностью. Великие империи и цивилизации могли процветать на одном и том же континенте, не зная ничего друг о друге, кроме того, что приносили легенды и слухи, настолько туманные, будто они исходили с отдаленной планеты. Когда первопроходцы и искатели приключений в былые времена покидали свой очаг, отправляясь на поиски новых земель, они навсегда прощались с родными местами и друзьями юности. Еще в прошлом поколении родители прощались со своими сыновьями и дочерьми, уезжавшими в эмиграцию, в полной уверенности, что уже никогда не увидятся с ними.
И вот теперь, за срок, равный всего одной человеческой жизни, все невообразимо переменилось. Над морями, по которым Одиссей странствовал добрый десяток лет, реактивный самолет, курсирующий на линии Бейрут — Рим, проносится за какой-нибудь час, а спутники, запущенные на ближайшие околоземные орбиты, преодолевают расстояние между Троей и Итакой меньше чем за минуту.
Психологически для нас уже нет на Земле отдаленных мест, и это соответствует действительности. Когда наш друг уезжает в страну, раньше считавшуюся далекой, у нас уже не возникает того чувства вечной разлуки, которое печалило наших предков, — даже если он совсем не собирается вернуться к нам. Мы знаем: на реактивном лайнере можно прилететь к нему за несколько часов, а чтобы услышать его голос, достаточно лишь протянуть руку к телефону. Пройдет еще несколько лет, и всемирная система связи с помощью искусственных спутников Земли позволит нам видеть лица друзей, живущих на противоположной стороне земного шара так же легко, как сейчас переговариваются между собой люди, находящиеся в разных концах города. Тогда расстояния в мире перестанут сокращаться, потому что он станет, можно сказать, точкой, не имеющей размеров.
Однако мы не должны рассчитывать, что новая сцена, куда теперь переносится действие драмы человечества, будет так же сокращаться в размерах, как это случилось со старой. Мы уничтожили расстояния здесь, на маленькой Земле, но с пространством, зияющим меж звездами, нам придется считаться всегда. И вновь, как в те дни, когда звучал голос Гомера, человечество стоит лицом к лицу перед необъятностью Вселенной, перед ее устрашающим величием, перед перспективами, от которых захватывает дух, и препятствиями, вселяющими ужас. Из мира, который стал слишком мал, мы перемещаемся в мир, который всегда будет слишком велик, — в мир, границы которого всегда будут удаляться от нас быстрее, чем мы сможем придвигаться к ним.
Рассмотрим вначале весьма скромные межпланетные расстояния в пределах нашей солнечной системы, которые мы сейчас готовимся штурмовать. Уже самый первый «лунник» надо рассматривать как существенный успех в этом штурме — он удалился более чем на 320 миллионов километров от Земли, то есть в шесть раз дальше расстояния от Земли до Марса. Когда человечество сумеет использовать для космических полетов ядерную энергию, солнечная система начнет как бы сужаться, пока не станет для него лишь немногим просторнее сегодняшней Земли. Путешествие к самой отдаленной планете займет, вероятно, не более недели, а полет до Марса и Венеры продлится всего несколько часов.
Это будет достигнуто на протяжении ближайшего столетия. На первый взгляд может показаться, что солнечная система превратится тогда в уютный, родной уголок Вселенной, а планеты-гиганты вроде Сатурна и Юпитера займут в наших представлениях почти такое же место, какое занимают сейчас Африка и Азия. (Качественные различия в климате, атмосфере и гравитации, хотя они и весьма существенны, в данном случае нас не интересуют.) В какой-то мере это, может быть, и верно, однако, как только мы выйдем за пределы орбиты Луны (а это всего четыреста тысяч километров от Земли), мы столкнемся с первым из барьеров, которые отрежут Землю от ее детей, рассеянных по солнечной системе.
Чудодейственную телефонную и телевизионную сеть, которая вскоре покроет всю Землю и сделает всех людей соседями, нельзя продлить в космическое пространство. С человеком, находящимся на другой планете,
Не истолкуйте это утверждение превратно. Даже при современных радиотехнических средствах передача речи на другие планеты никаких особых трудностей не составит. Но радиосигналам потребуется несколько минут, а в некоторых случаях — и несколько часов, чтобы достичь соответствующей планеты — ведь радиоволны и световые волны распространяются с одной и той же ограниченной скоростью — 300 000 километров в секунду. Лет через двадцать техника предоставит вам возможность услышать речь вашего друга, находящегося на Марсе. Но слова, которые вы услышите, будут произнесены по меньшей мере на три минуты раньше, и столько же времени понадобится на то, чтобы до него дошел ваш ответ. В таких условиях можно обмениваться устными сообщениями, но разговаривать, увы, нельзя. Даже если ваш собеседник находится на Луне, сигнал будет запаздывать на две с половиной секунды, и разговор станет очень утомительным. А на расстояниях более полутора миллионов километров переговоры вести окажется просто невозможно.
Для нашей культуры средства связи с мгновенной передачей сигналов стали заурядным явлением, неотъемлемым элементом цивилизованной жизни. На людей, привыкших к этому, «временной барьер» может оказать глубочайшее психологическое воздействие. Он будет служить вечным напоминанием о тех всеобщих законах и ограничениях, которые наша техника никогда не преодолеет, ибо надо считать неоспоримым, что ни один сигнал, ни тем более материальное тело не может двигаться быстрее света.
Скорость света, неотъемлемо связанная с самой структурой пространства и времени, представляет собой абсолютный предел скорости. В узких рамках солнечной системы это нам особенно мешать не будет, если только мы примиримся с задержками в связи, проистекающими именно из этого обстоятельства. В самом худшем случае запаздывание сигналов будет равняться примерно одиннадцати часам: столько времени нужно земному радиосигналу, чтобы достичь орбиты самой удаленной из планет, Плутона. При связи между тремя «соседствующими» мирами — Землей, Марсом и Венерой — задержка не будет превышать двадцати минут; она не может серьезно помешать обмену коммерческой или административной информацией, зато более чем достаточна, чтобы нарушить тот личный зрительно-слуховой контакт, который создает эффект непосредственного общения с друзьями на Земле, где бы они ни находились.
Но стоит нам только выйти за пределы солнечной системы, как мы столкнемся с космической действительностью совершенно иного порядка. Даже сегодня многие в общем-то образованные люди не могут постичь — подобно тем дикарям, которые умеют считать только до трех, а все числа больше четырех смешивают в одну кучу, — глубочайшего различия между
В наших земных делах такого крутого скачка масштабов не бывает. Чтобы мысленно представить себе расстояние до ближайшей звезды в сравнении с расстоянием до ближайшей планеты, вообразите себе мир, в котором ближайший от вас предмет находится на расстоянии всего лишь одного метра, а следующий удален на тысячи километров.
Многие консервативные ученые, устрашенные бескрайностью этих космических пустынь, отвергают всякую возможность их преодоления когда-либо. Воистину некоторые люди не способны извлекать уроки из истории: шестьдесят лет назад они иронизировали по поводу возможности полета аппаратов тяжелее воздуха, десять (и даже пять!) лет назад издевались над идеей межпланетных путешествий, а сегодня совершенно твердо убеждены, что звезды навсегда останутся для нас недосягаемыми. Они и тут опять заблуждаются, потому что не сумели усвоить важнейший урок истории нашего века: если что-либо теоретически возможно и не противоречит фундаментальным научным истинам, то рано или поздно это будет осуществлено.
Когда-нибудь, — может быть, уже в этом веке, может быть, через тысячу лет — человечество откроет действительно эффективные источники движущей силы для космических кораблей. Всякое техническое средство обязательно проходит все стадии усовершенствования до максимального предела (если оно не вытесняется чем-то более совершенным). Таким пределом для скорости космических полетов всегда будет
