Почему ты так уверена, что он совершил самоубийство?
— Кей, на шестую годовщину смерти твоей матери мы с ним вместе были у нее на могиле. Это было всего за месяц до того, как он покончил с собой. Шесть лет прошло, а он все равно не выдержал и расплакался, как ребенок. Сказал, что тоскует по ней и не может забыть. И еще кое-что. Он любил работу у Кэррингтонов. Конечно, он работал и на другие семьи, но только Кэррингтоны полностью отдали благоустройство поместья ему на откуп. Когда его вышвырнули, это стало для него огромным ударом.
Мэгги поднялась, подошла ко мне и обняла.
— Кей, твой папа безумно любил тебя, но он был очень подавлен, а когда ты в подавленном состоянии да еще и пьешь, происходят ужасные вещи.
Мы немного поплакали на пару.
— Мэгги, мне так страшно, — призналась я. — Я очень боюсь за Питера.
Бабушка ничего не ответила, но все ее мысли были так явственно написаны у нее на лице, что она с таким же успехом могла бы прокричать их во весь голос: «А я, Кей, боюсь за тебя».
Я позвонила Питеру на сотовый. Он все еще был в городе и собирался возвращаться не раньше десяти.
— Свози Мэгги куда-нибудь поужинать, — посоветовал он, а потом со смешком добавил: — Скажешь ей, что это за мой счет.
Мы с Мэгги отправились съесть «по тарелочке пасты», как она это называет. Слово за слово она пустилась в воспоминания о моей матери и в очередной раз рассказала историю о том, как мама застопорила школьный концерт своим пением.
— Она так трогательно пела, особенно последнюю строчку, «Эта песня мне знакома», — сказала Мэгги.
В глазах у нее блеснули слезы, и она принялась фальшиво мурлыкать мелодию. Меня так и подмывало рассказать ей о том, как я побывала в часовне у Кэррингтонов двадцать два года назад, но я сдержалась. Не хотела, чтобы меня отчитали за неразумное поведение.
После ресторана я довезла ее до дома, убедилась, что она вошла внутрь, и поехала к себе. В сторожке горел свет, и я решила, что Барры дома. А вот дома ли Элейн, я не могла определить никогда. Ее домик отстоит слишком далеко как от главных ворот, так и от особняка, чтобы можно было разглядеть, горит ли в окнах свет.
Было всего девять часов вечера. Безлюдный особняк наводил на меня страх. Мне так и чудилось, что кто-то прячется в рыцарских латах, украшавших вестибюль. Свет фонарей просачивался сквозь витражные окна, и пол расчерчивали мутные тени. Я на миг задумалась, не те ли это самые фонари, которые устанавливал мой отец — именно ради них он явился в поместье в свой выходной, прихватив с собой меня.
Я переоделась в удобный халат и шлепанцы и стала ждать Питера. Включать телевизор не хотелось: я боялась наткнуться на очередной репортаж о деле Олторп и последней новости, горничной, которая изменила свои показания. В самолете по пути из свадебного путешествия домой я начала читать какую-то книгу и взялась за нее снова. Но все было бесполезно: я не понимала смысла прочитанного.
Я думала об отце. В голове у меня теснились светлые воспоминания детства. Мне до сих пор его не хватало.
Питер пришел в начале двенадцатого. Вид у него был измочаленный.
— С сегодняшнего дня я больше не вхожу в совет директоров, — сообщил он. — Но должность в компании за мной сохранится.
Он сказал, что Винсент заказал ему ужин в офис, но признался, что не притронулся к нему. Мы пошли на кухню, я вытащила из холодильника приготовленный Джейн Барр куриный суп и разогрела его. Питер, похоже, слегка воспрянул духом, поднялся и достал из бара бутылку красного вина и два бокала. Он разлил вино и поднял свой бокал.
— Давай каждый вечер будем пить за одно и то же, — предложил он. — Мы с тобой все преодолеем. Правда восторжествует.
— Аминь, — горячо подхватила я.
Питер взглянул на меня в упор; взгляд у него был печальный и задумчивый.
— Мы с тобой тут одни, Кей, — сказал он. — Если с тобой сегодня ночью вдруг что-нибудь случится, в этом обвинят меня, так ведь?
— Со мной ничего не случится, — заверила я его. — С чего ты вдруг завел этот разговор?
— Кей, ты знаешь, что с тех пор, как мы вернулись, я по ночам хожу во сне?
Его вопрос застал меня врасплох.
— Да, я видела, в самую первую ночь. Ты никогда не говорил мне, что страдаешь лунатизмом, Питер.
— Это у меня с детства. Началось после смерти матери. Врач выписал мне какое-то лекарство, и на некоторое время все почти прошло. Но мне приснился кошмар, как будто я сунул руку в бассейн и пытаюсь выловить что-то из воды, и это не дает мне покоя. Если бы это было на самом деле, я бы знал об этом, да?
— Но это было на самом деле, Питер. Я проснулась около пяти утра и увидела, что тебя нет. Я пошла искать тебя в другую комнату и случайно выглянула в окно. Ты был у бассейна, стоял перед ним на коленях, опустив руку в воду. Потом ты вернулся обратно в дом и лег в постель. У меня хватило соображения не будить тебя.
— Кей, — начал он нерешительно.
Потом произнес что-то так тихо, что я не разобрала слов. Голос у него дрогнул, и он закусил губу. Я видела, что он чуть не плачет.
Я поднялась, обошла вокруг стола и обняла его.
— Что такое, Питер? О чем ты хочешь мне рассказать?
— Так… пустяки.
Но я видела, что это не пустяк, а что-то очень важное. И я могла бы поклясться, что Питер прошептал:
— У меня были и другие кошмары, и, может быть, это происходило на самом деле…
22
Барбара Краузе, Том Моран и Николас Греко вернулись из Ланкастера только под вечер. Краузе с Мораном из аэропорта отправились прямо в прокуратуру и следующие несколько часов готовили письменное показание, в котором были перечислены все улики, собранные за время расследования. Показание следовало приложить к уведомлению о направлении в суд уголовного дела по обвинению Питера Кэррингтона в убийстве Сьюзен Олторп и запросу на выдачу ордера на обыск в домах и парке поместья Кэррингтон.
— Я хочу, чтобы все поместье прочесали с собаками, — заявила Краузе Морану. — Как вышло, что они не обнаружили тело еще двадцать два года назад, когда запах должен был быть намного сильнее? Может, он закопал ее где-нибудь в другом месте, а потом перепрятал тело на участке, когда решил, что больше его обыскивать не будут?
— Не исключено, — согласился Моран. — Я присутствовал тогда при обыске. Обыскали все, включая и то самое место, на котором ее потом нашли. Не представляю, как собаки могли не учуять запах, а наши ребята, включая меня самого, — не заметить рыхлую землю.
— Я немедленно уведомлю судью Смита, — сказала Барбара Краузе, — и попрошу разрешения приехать к нему домой завтра в пять утра, чтобы он взглянул на ордер.
— Судья будет в восторге, — заметил Моран, — но зато мы успеем за ночь собрать всю команду и к половине седьмого нагрянем к Кэррингтону с ордером. Возьмем голубчика тепленьким прямо из супружеской постели. Я с удовольствием поработаю у него будильником.
Когда с бумагами было покончено, на часах было два ночи. Моран встал из-за стола и потянулся.
