37
— Мне не нужно других доказательств того, что мою сестру убил Кэррингтон, — сказал Филип Мередит Николасу Греко на следующее утро после того, как на земле Кэррингтонов был обнаружен скелет Джонатана Лэнсинга. — Мы с женой посоветовались и решили, что я должен пойти в прокуратуру и все им рассказать. Этот малый — серийный убийца.
Звонок Мередита не стал для Греко неожиданностью.
— Думаю, это весьма разумная мысль, — согласился он. — К тому же, возможно, вам и не придется делать достоянием общественности связь вашей сестры с другим мужчиной. Если удастся убедить Кэррингтона признать свою вину, все решат, что он пытался не допустить рождения неполноценного ребенка.
— Но его адвокаты будут в курсе, да?
— Разумеется. Но поскольку они пытаются добиться для своего клиента самого мягкого приговора, оповещать общественность о том, что человек с таким огромным состоянием, как у Кэррингтона, пошел на убийство ради того, чтобы сэкономить, не в их интересах.
— А когда он признается в убийстве Грейс, я смогу подать против него гражданский иск?
— Да.
— Я знаю, может показаться, что меня интересуют в первую очередь деньги, но содержание моей матери в клинике обходится мне в десять тысяч долларов ежемесячно, и мне нужна помощь. Я не хочу никуда ее переводить.
— Понимаю.
— Спасибо вам за готовность помочь, мистер Греко. Думаю, теперь этим делом займется прокурор.
«Пожалуй, это был мой самый непродолжительный контракт», — подумал Николас Греко про себя, хотя вслух любезно согласился с Филипом Мередитом.
Однако после того как он вернул телефонную трубку на базу, он задумчиво откинулся в своем кресле. Он разыскал в Интернете копию той самой страницы из журнала «Пипл», которую обнаружили в кармане мертвой Грейс Кэррингтон.
Когда Грейс вытащили из бассейна, на ней был нарядный атласный костюм для беременных. Зачем ей понадобилось прятать листок в карман жакета, когда можно было просто оставить открытый журнал на столе?
Иногда, мысленно воспроизводя ту или иную ситуацию, Греко спрашивал себя, как в подобных обстоятельствах поступила бы Фрэнсис. В данном случае он знал ответ. Ни одна озабоченная своим внешним видом женщина не стала бы без крайней нужды появляться на публике с оттопыренным карманом на атласном костюме. Если бы Фрэнсис, находясь у себя дома, увидела в журнале какой-то материал, к которому захотела вернуться позднее, она чем-нибудь обвела бы заинтересовавшее ее место или просто оставила открытый на нужной странице журнал разворотом вниз на столе.
В числе собранных следствием улик журнал с вырванной страницей не фигурировал. «Надо разузнать, какого числа этот номер журнала появился в продаже и на местной почте — на тот случай, если она его выписывала, — подумал Греко. — И теперь мне еще больше хочется встретиться с той парой, которая присутствовала на злополучном ужине, Нэнси и Джеффри Хаммонд. Я не успокоюсь, пока не докопаюсь до правды, пусть даже это идет вразрез с моим кредо — никогда не работать на благотворительных началах, — улыбаясь про себя, подумал Николас Греко. — Как говаривала моя матушка, всякий труд должен быть оплачен».
38
Через пять дней после того, как были обнаружены останки моего отца, мне отдали медальон, который нашли у него на шее. Его сфотографировали и провели всестороннюю экспертизу на предмет обнаружения каких-нибудь улик, но потом позволили забрать. В лаборатории сняли двадцатидвухлетние наслоения грязи, и медальон снова засиял тусклым серебряным блеском. Он был закрыт, но сырость все равно сделала свое дело и фотография моей матери, хранившаяся внутри, потемнела, хотя ее черты все равно можно было узнать. Я надела этот медальон на похороны отца.
Разумеется, в убийстве папы тоже обвинили Питера. В тот день, когда обнаружили его останки, на Манхэттен и обратно Питера возил Винсент Слейтер, и они вернулись в поместье буквально через несколько минут после того, как была сделана страшная находка. Слейтер немедленно позвонил Коннеру Бэнксу, а тот связался с прокурором Краузе. Та сообщила ему, что оповестила судью Смита и он назначил экстренное заседание суда на восемь часов вечера. Еще она сказала, что, хотя пока не просила судью выдать ордер на арест Питера по обвинению в только что выявленном убийстве моего отца, его в самом ближайшем будущем вполне могут арестовать. На вечернем заседании она собиралась просить судью повысить сумму залога и ужесточить условия освобождения: теперь Питеру дозволялось покидать территорию поместья исключительно в случае возникновения непосредственной угрозы его здоровью для оказания медицинской помощи.
Бэнкс пообещал Винсенту, что подъедет в суд. Я хотела присутствовать на заседании, но Питер категорически запретил мне ехать с ним. Я попыталась донести до него, что после того, как я отошла от первого жестокого потрясения, второй моей реакцией было безмерное раскаяние в том, что я все эти годы злилась на отца. Я рассказала Питеру, что детская обида покинутой девочки теперь трансформировалась в жалость к папе, сопровождаемую жгучим желанием отыскать его убийцу. Сидя у Питера на коленях, закутанная все в тот же плед, за закрытой дверью библиотеки я заверила Питера: я знаю, что он ни в чем не виноват, я знаю это каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своей души.
Мэгги позвонила сразу же, как только услышала о случившемся в местных новостях. Когда Питер понял, что это она, он сказал мне, чтобы я пригласила ее к нам. К счастью, она появилась уже после того, как они с Винсентом уехали в суд. Потом я отослала домой Джейн Барр; страшная находка полицейских явно ее огорчила.
— Ваш отец был славный человек, миссис Кэррингтон, — всхлипывая, сказала она. — Подумать только, и он лежал там все эти годы!
Я была тронута, что она так искренне горюет о моем отце, но слушать ее причитания мне не хотелось. Гэри я тоже отправила домой вместе с ней.
Мы с Мэгги остались сидеть на кухне. Она приготовила чай и тосты; ни мне, ни ей ничто более существенное все равно сейчас в рот бы не полезло. Чай был выпит, к тостам мы почти не притронулись; мешали мысли о том, что вот сейчас, в это самое время, полицейские продолжают свои раскопки во дворе, и собачий лай, доносившийся то с одной стороны поместья, то с другой.
В тот вечер Мэгги выглядела на все свои восемьдесят три года до единого. Она боялась за меня, и я прекрасно ее понимала. Она считала, что я сумасшедшая, если верю в невиновность своего мужа, и не хотела, чтобы я оставалась дома с Питером наедине. Я знала, что никакие мои доводы не убедят ее в моей безопасности.
В девять позвонил Винсент и сообщил, что сумму залога для Питера подняли еще на десять миллионов долларов и что они ждут, когда посыльный привезет с Манхэттена гарантированный чек.
— Поезжай-ка ты домой, Мэгги, — попросила я. — Я не люблю, когда ты ездишь одна по ночам, и знаю, что тебе не хотелось бы сталкиваться с Питером.
— Кей, я не хочу оставлять тебя с ним наедине. Бог ты мой, ну как можно быть такой слепой и такой безрассудной?
— Я уверена: всему, что произошло, есть другое объяснение, и я намерена его отыскать. Мэгги, как только нам сообщат, когда можно будет забрать папино тело, мы устроим скромную поминальную службу. Документы на участок на кладбище должны быть у тебя.
— Да, в банковской ячейке. Я их привезу. Только не приводи на похороны своего мужа, Кей. Если
