— Я не стану убеждать Питера избрать другую линию защиты, — заявила я. — Если он так решил, я поддержу его.
Юристы отодвинули свои стулья и поднялись, чтобы уходить.
— Тогда вам придется смириться с неизбежным, Кей, — предупредил Маркинсон. — Вы будете растить вашего ребенка одна.
По пути к выходу из столовой Маркинсон остановился перед сервантом.
— Великолепный сервиз, — заметил он.
— Да, — согласилась я, понимая, что мы сейчас просто ведем вежливый разговор, что адвокаты Питера, грубо говоря, просто-напросто сложили лапки.
Коннер Бэнкс разглядывал одно из полотен, которое я перенесла сюда с третьего этажа.
— Настоящий шедевр, — похвалил он. — Это ведь Морли, да?
— Я не знаю, — призналась я. — К стыду своему, я совершенно не разбираюсь в живописи. Просто она нравится мне больше той, которая висела на этом месте прежде.
— Значит, у вас хороший вкус, — одобрительно отозвался он. — Нам пора. Мы подберем врачей, которые имели дело с пациентами с нарушениями сна и которые могут засвидетельствовать, что во время приступа человек, страдающий лунатизмом, не отдает себе отчета в том, что делает. Если вы с Питером настаиваете на такой линии защиты, нам придется вызвать их в суд в качестве свидетелей-экспертов.
Мне нужно было в тюрьму на свидание к Питеру. Живот у меня начинал уже потихоньку округляться, и когда я одевалась сегодня утром, мне пришлось оставить верхнюю пуговицу на брюках расстегнутой. Я почти все время носила свитера с высоким воротом, чтобы скрыть, как сильно я похудела, если не считать раздавшейся талии. Меня беспокоило, что я продолжаю худеть, но врач заверил меня, что в первые месяцы беременности такое не редкость.
В какой момент все мои мучительные сомнения в невиновности Питера начали развеиваться? Наверное, это случилось, когда я взялась за разбор шкафов с документами на третьем этаже. Благодаря им мне открылось детство Питера. Его мать до самой смерти каждый год делала ему по альбому с фотографиями. Меня поразило, что на этих фотографиях почти никогда не было его отца. Питер говорил мне, что после его рождения мать перестала сопровождать отца в разъездах.
Кое-где в альбомах встречались сделанные ее рукой записи: она отмечала, каким смышленым мальчиком рос Питер, как быстро все схватывал, какой у него был чудесный характер и чувство юмора.
Все это говорило о близости между матерью и сыном, и мне стало грустно.
«У него хотя бы двенадцать лет была мама», — подумала я.
Потом я нашла снимок, сделанный корреспондентом местной газеты «Берген рекорд» в день ее похорон. На нем убитый горем двенадцатилетний Питер, пытаясь сдержать слезы, шел за гробом матери, положив на него руку.
В одном из шкафов нашлись его школьные и студенческие альбомы за все годы обучения. В одном из них о Питере было написано, что он «достойно переносит трудности», и до меня вдруг дошло, что, когда пропала Сьюзен, он только-только начал учиться на последнем курсе Принстона. В последующие несколько месяцев его постоянно вызывали на допросы в прокуратуру.
Когда я приехала в тюрьму и в комнату для свиданий ввели Питера, мы долго-долго молча смотрели друг на друга сквозь плексигласовое стекло. Он дрожал, в глазах у него блестели слезы. Потом он взял телефонную трубку и чужим голосом произнес:
— Кей, у меня почему-то было такое чувство, что ты не придешь сегодня и вообще никогда больше не придешь, что ты сыта по горло всем этим безобразием.
На миг у меня возникло ощущение, будто я смотрю на двенадцатилетнего мальчика, который только что похоронил самого дорогого на свете человека.
— Я никогда тебя не брошу, — пообещала я ему. — Я слишком сильно тебя люблю. Питер, я не верю, что ты мог причинить кому-то зло. Ты не мог. Есть другой ответ, и, клянусь богом, я его найду.
В тот же вечер я позвонила Николасу Греко.
62
Джейн Барр сварила перловый суп на тот случай, если адвокаты останутся на обед, но без четверти двенадцать те уже уехали. Она с радостью ухватилась за повод что-нибудь приготовить; ей просто необходимо было как-то отвлечься от тревожных мыслей. Гэри вызвали в прокуратуру, и сейчас он находился там. Зачем он им понадобился? Неужели спустя столько лет они снова допрашивают его о Сьюзен Олторп?
«Пожалуйста, только не это», — взмолилась Джейн про себя.
Перед тем как ехать в тюрьму к Питеру, Кей Кэррингтон съела тарелку супа. Странное дело с этой Кей. Вроде бы из простой семьи, а держится с достоинством, без высокомерия, но цену себе явно знает. Самое то, что нужно Питеру. И похоже, она беременна. Она молчит, но Джейн-то видит.
«Где же Гэри? — забеспокоилась Джейн, поглядывая на часы. — О чем его спрашивают? Что он решил рассказать?»
После обеда она обычно отправлялась к себе домой, в сторожку, и была там почти до вечера, а потом возвращалась в особняк, зажигала свет, опускала занавеси и готовила ужин. Сегодня, вернувшись домой, она обнаружила там Гэри — он ел сэндвич и запивал его пивом.
— Что ж ты не сказал мне, что уже дома? — напустилась на него она. — Я тут уже вся извелась, гадая, что им от тебя было нужно.
— Они накопали на меня кой-чего, — буркнул Гэри. — Я тебе рассказывал. Были у меня по молодости небольшие проблемы с законом, но дело вроде бы прикрыли. Хотя кое-что все-таки просочилось в газеты; наверное, так они об этом и пронюхали.
Джейн упала в кресло.
— Это было так давно! Они ведь не собираются возобновить дело? Или вскрылись какие-то новые обстоятельства?
Гэри покосился на жену с чем-то близким к презрению во взгляде.
— А ты как думаешь? — спросил он.
Джейн еще даже не успела расстегнуть зимнее пальто. Она взялась за верхнюю пуговицу и протолкнула ее в петлю. Плечи ее поникли.
— Я прожила в этом городе всю свою жизнь, — сказала она. — И никогда не хотела жить ни в каком другом месте. Мы с тобой работаем у хороших людей. И теперь все это может рухнуть. То, что ты сделал, просто ужасно. Тебя об этом спрашивали? Им все известно? Да?
— Нет, — зло буркнул Гэри. — Ничего они не знают, так что прекрати кудахтать. Существует закон об исковой давности. Никто не может предъявить мне обвинения, слишком много лет прошло. А если бы они даже и попытались повесить на меня что-нибудь еще, у меня есть для них предложение, от которого они не смогут отказаться.
— Что ты такое говоришь?! — ахнула Джейн. — Срока давности по датам об убийстве не существует!
Гэри Барр вскочил со стула и запустил в жену недоеденным сэндвичем.
— Никогда больше не произноси этого слова! — рявкнул он.
— Прости, Гэри. Я не хотела тебя расстраивать. Прости.
Со слезами на глазах Джейн оглядела свое измазанное горчицей пальто, ошметки ржаного хлеба, ломтики ветчины и куски помидора, разбросанные на полу у нее под ногами.
Судорожно стиснув кулаки, Гэри с трудом взял себя в руки.
— Ладно. Ничего страшного. Только смотри не забудь. Видеть — одно дело, убить — совсем другое. Ничего страшного. Я все уберу. Все равно сэндвич был несъедобный. Скажи, там супа не осталось? Ты вроде с утра что-то готовила?
— Да. Ешь — не хочу.
— Будь добра, налей мне тарелочку, ладно? У меня сегодня выдался тяжелый день. Прости, что
