Рама Явленный

Кребса, обсудили основы биохимии человека, которую я едва помню (меня вновь поразило, насколько октопауки больше знают о людях, чем мы о них). Как всегда, мне ни разу не пришлось повторять ответ.

Какой день! Он начался со страдания, с печали о Бенджи. Но потом мне напомнили, сколь гибка человеческая психика: меня вывели из уныния неожиданные познания об октопауках. Я по-прежнему удивляюсь человеческому разуму — как умеем мы изменяться и приспосабливаться.

Вчера мы с Эпониной обсуждали нашу жизнь здесь, в Изумрудном городе, говорили, что необычные условия жизни вполне могут повлиять на ребенка, которого она вынашивает. Эпонина улыбнулась, качнув головой.

— А знаешь, что меня удивляет? — сказала она. — Вот мы, изолированная группа людей, живем среди инопланетян, внутри колоссального космического аппарата, летящего в неизвестном направлении… и все же наши дни полны смеха, радости, печали, разочарований — как было бы на Земле.

— С виду это похоже на вафлю, — проговорил Макс, — и при первом прикосновении язык принимает это за вафлю, но клянусь, что вкуса вафли здесь нет ни на грош.

— Полей сиропом, — со смехом ответила Эпонина. — Ну-ка, дай мне тарелку.

Макс передал вафли через стол жене.

— Черт возьми, мамзелька, в последние дни ты съедаешь буквально все, что только попадется на глаза… если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что вы с нашим малышом обзавелись теми самыми «приемными буферами», о которых нам рассказала Николь.

— Было бы удобно, — смущенно произнес Ричард. — Загрузишь пищу, и работай, пока желудок не скомандует заполнить его.

— А вкусней этой каши еще не было, — промолвил маленький Кеплер с другого конца стола. — По- моему, даже Геркулесу понравится…

— Кстати, о нем, — тихим голосом проговорил Макс, обведя взглядом весь стол. — Что делает здесь этот проклятый октопаук? Он является сюда каждое утро через два часа после рассвета и болтается повсюду. Если дети учатся у Наи, он сидит позади…

— Он играет с нами, дядя Макс, — закричал Галилей. — Геркулес такой забавный. Он делает все, что мы попросим… А вчера он позволил мне использовать его затылок как боксерскую грушу.

— Арчи сказал, — вставила Николь между двумя глотками, — что Геркулес — официальный наблюдатель. Октопауки очень любопытны и хотят знать о нас все подробности.

— Все это весьма интересно, — ответил Макс, — но у нас есть проблемы. Когда ни тебя, ни Элли, ни Ричарда нет рядом, никто из нас не понимает, что говорит Геркулес. — Ну, Наи знает несколько простейших фраз, только и всего. Вчера, например, когда все спали, этот поганый тип потащился за мной в нужник; не знаю как вам, а мне сложно заниматься этим делом, даже если Эпонина может услышать. Словом, когда инопланетянин уставился на меня, мой сфинктер абсолютно парализовало.

— А почему ты не попросил Геркулеса уйти? — расхохотался Ричард.

— Я говорил, но он только пялился на меня, и жидкость перетекала в его линзах… Он несколько раз повторил одну и ту же цветовую картинку, но я ничего не понял.

— А ты не запомнил ее? — спросила Элли. — Быть может, я сумею объяснить, что говорил Геркулес.

— Черт, конечно, я не помню. К тому же сейчас речь не о том… я же не собираюсь здесь гадить.

Близнецы Ватанабэ разразились хохотом. Эпонина хмуро поглядела на мужа. Бенджи, который за завтраком не произнес и двух слов, попросил разрешения выйти из-за стола.

— С тобой все в порядке, дорогой? — поинтересовалась Николь.

Юноша кивнул и оставил столовую, отправившись к себе в спальню.

— Он что-нибудь знает? — тихо спросила Наи.

Николь быстро качнула головой и повернулась к внучке.

— Ты уже поела, Никки?

— Да, Нонни, — девочка встала из-за стола, и буквально через мгновение к ней присоединились Кеплер и Галилей.

— По-моему, Бенджи понимает куда больше, чем мы с вами предполагаем, — проговорил Макс, как только дети вышли.

— Возможно, ты прав, — негромко ответила Николь. — Но вчера, поговорив с ним, я не обнаружила никаких свидетельств того, что… — недоговорив, Николь повернулась к Эпонине. — Кстати, как ты чувствуешь себя сегодня?

— Великолепно. Перед рассветом младенец был очень активным: брыкался почти целый час. Я чувствую, как его ножки стучат в мой живот. Я хотела, чтобы Макс пощупал, но он боялся нажать.

— А почему ты говоришь, что это он, мамзелька; ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу девчонку и чтоб на тебя…

— Я не верю тебе ни на йоту, Макс Паккетт, — перебила его Эпонина. — Ты только говоришь, что хочешь девочку, чтобы не разочароваться, но радоваться будешь мальчишке, воспитаешь себе приятеля… Кстати, как ты знаешь, в английском языке местоимением «он» пользуются и когда пол неизвестен.

— Еще один вопрос о наших октопауках-экспертах, — проговорил Макс, отпивая квазикофе. Он поглядел на Элли, а потом на Николь. — Знаете ли вы, какого пола наши друзья-октопауки, если среди них существует подобное деление? — усмехнулся он. — Сам-то я не видел на их телах ничего, что могло бы намекнуть…

Элли покачала головой.

— Не знаю, Макс. Арчи говорил мне, что Джеми — не его ребенок, во всяком случае, не в смысле родства. Синий Доктор тоже.

— Выходит, Джеми у них приемный… но что, если Арчи — мужчина, а Синий Доктор — женщина? Или наоборот? Или наши соседи — пара геев, воспитывающих приемного сына?

— А может быть, октопауки лишены того, что мы называем сексом, — промолвил Патрик.

— Тогда откуда берутся новые октопауки? — спросил Макс. — Уж не из воздуха ли?

— У октопауков настолько развита биология, — объявил Ричард, — что их процесс размножения может показаться нам чудом.

— Я несколько раз спрашивала Синего Доктора об их размножении, — сказала Николь. — Он говорил, что вопрос сложный — ведь октопауки полиморфны — и обещал объяснить мне потом, когда я пойму прочие аспекты их биологии.

— Ну, будь я октопауком, — ухмыльнулся Макс, — то предпочел бы роль одного из этих жирных жлобов, которых Николь видела вчера. Только подумать, какая жизнь: работать не нужно, ешь себе и ешь… да хранишь пищу для всей своей братии… Вот это жизнь! Я знавал в Арканзасе сына одного свинаря — прямо ихний наполненный. Только пищей он ни с кем не делился… Даже со свиньями… К тридцати он тянул на три сотни кило, правда, умер почти сразу после того…

Эпонина догрызла вафлю.

— Насмехаться над излишней полнотой в присутствии беременной женщины не тактично, — с поддельным негодованием проговорила она.

— Нишкни, Эп. Ты же знаешь, к тебе это не относится. Мы здесь в зоопарке, а потому друг без друга никуда. Какая разница, на кого мы похожи, раз сравнивать не с кем.

Наи встала из-за стола.

— Мне надо еще подготовиться к сегодняшним урокам. Никки начинает гласные, она уже прошла весь алфавит.

— Какова мать, такова дочь, — проговорил Макс. Когда и Патрик покинул их и за столом остались лишь обе пары и Элли, Макс наклонился вперед с игривой улыбкой на лице. — Если мои глаза не обманывают меня, теперь молодой Патрик проводит вместе с Паи времени куда больше, чем было, когда мы появились здесь.

— По-моему, ты не ошибаешься, Макс, — ответила Элли. — Я заметила то же самое. Он говорит мне, что ему приятно помогать Наи воспитывать Бенджи и детей. В конце концов, вы с Эпониной заняты друг