Но Кейт отлично знала о том, что он – всего лишь один из сильных игроков на многолюдном и конкурентоспособном рынке. Сегодня она находилась здесь из-за того, что, как о том твердила молва и как только что намекнул сам Хайрем, он собирался продемонстрировать нечто новое, нечто такое, из-за чего способно измениться все на свете.
Бобби Паттерсон, в отличие от своего отца, вырос в упаковке его могущества.
Он учился в Гарварде, занимал различные посты в отцовских компаниях, вел роскошную жизнь международного плейбоя и считался самым желанным холостяком в мире. Насколько знала Кейт, Бобби ни разу не продемонстрировал ни единой искорки собственной инициативы, ни капли желания вырваться из объятий отца – а уж тем более превзойти его.
Кейт рассматривала его красивое лицо. «Вот птичка, которая счастлива в своей золоченой клетке, – думала она. – Избалованное богатенькое чадо».
И все же его взгляд заставил ее покраснеть, и она прокляла собственную биологию.
Она молчала уже несколько секунд, а Бобби все еще ждал от нее ответа на приглашение на ужин.
– Я подумаю, Бобби.
Вид у него стал озадаченный – словно он никогда прежде не слышал таких неуверенных ответов.
– Есть проблемы? Если хотите, я…
– Дамы и господа…
Все повернули головы. Кейт обрадовалась.
Хайрем поднялся на подиум, смонтированный у стены банкетного зала. За его спиной на гигантском софт-скрине появилось увеличенное изображение его головы и плеч. Он улыбался всем с высоты, словно милостивый бог, а над его головой витали дроны с кадрами со множества телеканалов «Нашего мира».
– Позвольте мне прежде всего поблагодарить всех вас за то, что вы пришли сюда, чтобы стать свидетелями исторического момента, а также – за ваше терпение. А теперь – шоу начинается.
Денди-виртуал в светло-зеленом мундире материализовался на сцене рядом с Хайремом. Его стариковские очки сверкали, отражая многочисленные огни. К нему присоединились еще трое – в розовом, голубом и алом мундирах, и каждый со своим музыкальным инструментом – трубой, гобоем, флейтой- пикколо[5]. Послышались отрывочные аплодисменты. Четверо музыкантов слегка поклонились и плавно отступили к площадке в дальней части сцены, где их ожидали ударная установка и три электрогитары. Хайрем с легкостью проговорил:
– Это изображение транслируется к нам в Сиэтл с телевизионной станции, расположенной неподалеку от Брисбена, в Австралии. В передаче сигнала помогают несколько спутников, и задержка составляет несколько секунд. С удовольствием сообщу вам о том, что эти ребята за последние пару-тройку лет заработали кучу денег. Их новая песенка «Позволь мне любить тебя» после Рождества была «номером один» в мире на протяжении четырех недель, и вся прибыль от продаж пошла на цели благотворительности.
–
Бобби наклонился к ней.
– Вам не нравятся «Ви-Фэб»?
– Да будет вам, – отозвалась Кейт. – Оригинал был в моде шестьдесят пять лет назад. Двое из этой четверки умерли до того, как я родилась. Их гитары и ударные настолько неуклюжи и старомодны в сравнении с новейшими группами, у которых музыка возникает из танца исполнителей… да и в любом случае все эти так называемые
– И все это часть – как это вы называете в ваших полемических статейках – упадка нашей культуры, – негромко произнес Бобби.
– Да, черт побери, – буркнула она, но почувствовала себя немного неловко со своей резкостью рядом с его изысканной легкостью.
Хайрем продолжал речь:
– … Не просто фокус. Я родился в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом – году Лета Любви. Правда, некоторые говорят, что шестидесятые были культурной революцией, которая никуда не привела. Возможно, это и так – в прямом смысле слова. Но эта революция и ее музыка любви и надежды сыграли огромную роль в том, что я и другие люди моего поколения стали такими, какие мы есть.
Бобби встретился взглядом с Кейт и изобразил жестом, что его тошнит, а ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.
– … И на пике этого лета, двадцать пятого июня тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, было устроено всемирное телевизионное шоу, призванное продемонстрировать возможности будущих коммуникационных сетей. – За спиной у Хайрема барабанщик «Ви-Фэб» начал отстукивать ритм, и группа заиграла похоронную пародию на «Марсельезу», за которой последовала хорошо разложенная на голоса трехчастная гармония[6]. – Таков был вклад Британии, – на фоне музыки продолжал Хайрем. – Песня о любви, пропетая двум сотням миллионов людей во всем мире. Это шоу называлось «Наш мир». Да, верно. Отсюда я и взял название. Понимаю, немного претенциозно. Но как только я увидел запись этого шоу – мне тогда было десять лет, – я сразу понял, что я хочу сделать со своей жизнью.
«Претенциозно, – подумала Кейт, – но, без сомнения, эффектно».
Толпа гостей, как зачарованная, не сводила глаз с громадного изображения Хайрема, а по залу растекались волны музыки лета семидесятилетней давности.
– А теперь, – произнес Хайрем с щедростью шоумена, – я считаю, что достиг цели всей моей жизни. Я предлагаю всем за что-нибудь взяться – хотя бы за руку соседа.
Пол стал прозрачным.
