Генерал Борзов уселся на переднее сиденье вездехода рядом с Уэйкфилдом, расположившимся за пультом управления. Блондинка — тележурналистка Франческа Сабатини — закончила съемку и направилась к задней дверце вездехода. Борзов подал ей знак рукой.
— Снимите лучше де Жарден и Табори, — проговорил он, указывая в сторону плоской равнины. — Уилсон, наверное, уже там.
Машина с Борзовым и Уэйкфилдом направилась в противоположную сторону. Примерно через четыре сотни метров они подъехали к Дэвиду Брауну, хилой личности лет пятидесяти, одетой в новый летный комбинезон. Он был занят делом — складывал парашют и убирал его в сумку. Выйдя из вездехода, Борзов подошел к американскому ученому.
— С вами все в порядке, доктор Браун? — спросил генерал, явно намереваясь поскорее покончить с формальностями.
Браун молча кивнул.
— В таком случае, — спокойным тоном продолжал генерал Борзов, — быть может, вы объясните мне, о чем думали, приказывая Яманаке перейти на ручное управление? Об этом лучше переговорить здесь, вдали от всех.
Доктор Дэвид Браун безмолвствовал.
— Или вы не видели предупреждающие транспаранты? Неужели вам даже в голову не пришло, что такой маневр не безопасен для экипажа?
Браун искоса метнул на Борзова угрюмый и злобный взгляд. Когда он наконец открыл рот, голос его подрагивал, выдавая волнение.
— Я счел целесообразным подвести геликоптер поближе к стене. Мы еще имели небольшой зазор — иначе биот можно было упустить. В конце концов, наша цель — доставить домой…
— Не нужно рассказывать мне, в чем состоит наша задача. Не забудьте, я сам помогал формулировать ее. Но я обязан снова напомнить вам, что
Дэвид Браун больше не обращал внимания на генерала Борзова. Он отвернулся в сторону, закрывая прозрачную парашютную сумку. Судя по постановке плеч и ярости, с которой он исполнял это дело, было ясно — космонавт разгневан.
Борзов вернулся к вездеходу. Подождав несколько секунд, он предложил доктору Брауну довезти его до базы. Не говоря ни слова, американец отрицательно качнул головой, забросил сумку на плечи и отправился в сторону геликоптера — к подъемнику.
3. СОВЕЩАНИЕ ЭКИПАЖА
Янош Табори сидел возле конференц-зала на стуле, взятом из аудитории, при свете переносной, но мощной лампы.
— Расстояние до модели биота было предельным для механической руки, — объяснял он перед крошечной камерой, которую держала в руках Франческа Сабатини. — Я дважды пытался поймать его, и оба раза безуспешно. Тогда доктор Браун решил перевести геликоптер на ручное управление, чтобы немного приблизить его к стене…
Тут дверь в конференц-зал распахнулась, и в ней появилась приветливая рыжеволосая физиономия.
— Мы уже заждались вас, — дружелюбно проговорил генерал О'Тул. — Борзов, по-моему, уж теряет терпение.
Франческа выключила свет и опустила видеокамеру в карман летнего комбинезона.
— Ну что же, мой венгерский герой, — усмехнулась она, — отложим беседу. Всем известно, что наш вождь не любит ждать. — Она подошла к стулу и, обняв за плечи невысокого мужчину, прикоснулась к его повязке. — Мы все действительно очень рады, что все обошлось.
Симпатичный чернокожий мужчина — ему было немногим больше сорока — во время интервью старался не попадать в кадр и набирал что-то на плоском прямоугольном пульте площадью около квадратного фута. Следом за Яношем и Франческой он отправился в конференц-зал.
— Мне хотелось бы на этой неделе обратиться к новым проектным концепциям, использованным в телеуправлении рукой с помощью перчатки, — шепнул Реджи Уилсон, опускаясь рядом с Табори. — Многие читатели находят эту техническую чепуху потрясающе интересной.
— Ну наконец-то! Какое счастье, что и вы трое сочли возможным присоединиться к нам, — саркастически загудел Борзов из другой половины зала. — Я уже было решил, что для вас собрание экипажа — досадное недоразумение, отрывающее от более важных дел… конечно, куда важнее поговорить о собственных неудачах или очередную умную статейку тиснуть, — тут он указал на Реджи Уилсона, которого изобличал плоский пульт, лежавший перед ним на столе. — Знаете что, Уилсон, едва ли вы мне поверите, но в первую очередь вы — член экипажа, а потом уже журналист. Способны вы хотя бы на время отложить эту проклятую штуковину и просто послушать меня? Мне много нужно сказать, и я не хочу, чтобы это осталось в записи!
Уилсон убрал пульт, спрятав его в чемоданчик. Борзов встал и принялся ходить по комнате, разговаривая на ходу. Стол в конференц-зале был овальным — в самой широкой части около двух метров шириной. Вокруг него располагалось двенадцать рабочих мест, каждое с клавиатурой компьютера и экраном, слегка углубленным в поверхность стола, — при необходимости его можно было прикрыть полированной крышкой, сливавшейся с деревянной поверхностью стола. Как и всегда, оба других военных участника экспедиции, адмирал европейского флота Отто Хейльман — герой операции по ликвидации Каракасского кризиса, проведенной Советом Объединенных Правительств (СОП), и генерал американских ВВС Майкл Райан О'Тул сидели по обе стороны от Борзова около узкой оконечности овала. Остальные девять членов экипажа «Ньютона» обычно занимали разные места: это факт всегда беспокоил любителя внешних проявлений порядка адмирала Хейльмана и в меньшей степени — его начальника Борзова.
Временами «непрофессионалы» — те, кто не был космонавтом, — группировались у противоположного конца стола, оставляя «космическим кадетам» — так называли выпускников Космической академии — буферную зону в середине. После почти года пристального внимания прессы публика разделила экипаж «Ньютона» на три подгруппы: непрофессионалы (к ним относились двое ученых и двое журналистов), военная тройка и пятеро специалистов, которые во время полета должны были выполнять самые квалифицированные работы.
Но в этот день обе невоенные группы перемешались. Японец Сигеру Такагиси — ученый-универсал, считавшийся в мире крупнейшим знатоком всего, что касалось экспедиции на первого Раму, автор «Атласа Рамы», рекомендованного к изучению другим членам экипажа, — сидел в середине овала между советским пилотом Ириной Тургеневой и британским космонавтом, инженером-электронщиком Ричардом Уэйкфилдом. Напротив них располагались офицер службы жизнеобеспечения Николь де Жарден, смуглая, изящная, как статуэтка, женщина смешанного франко-африканского происхождения, великолепный пилот Яманака, склонный к некоторой автоматичности действий, и наделенная сногсшибательной внешностью синьора Сабатини. Оставшиеся три места на «южной» оконечности овала, обращенные к огромным картам и диаграммам Рамы на противоположной стене, занимали американский журналист Уилсон, словоохотливый Табори — космонавт из советского Будапешта и доктор Дэвид Браун. Последний казался весьма сосредоточенным и озабоченным: к началу совещания стол перед ним был уже завален бумагами.
— Просто непостижимо, — говорил Борзов, целеустремленно вышагивая вокруг стола, — как любой из вас, пусть на миг, может забыть, что является участником самой важной из экспедиций человечества. Но по итогам последних работ на тренажере должен признать, что относительно некоторых из вас у меня начинают возникать сомнения.
— Кое-кто полагает, что новый Рама будет копией предыдущего, — продолжил Борзов, — и не проявит интереса к тем ничтожным созданиям, которые явятся исследовать его. Согласен, он может иметь ту же форму и размер — это подтверждают и результаты проводившихся в последние три года локаторных измерений. Но даже если нас ожидает еще один мертвый корабль, многие тысячи лет назад построенный чужаками, предстоящее дело окажется самым важным в жизни каждого. Я считаю, что оно потребует от всех огромного напряжения сил.
