— Верно, — согласился Усольцев, — шансов немного, но ведь они всё-таки имеются. Почему же ими не воспользоваться? Авось фортуна и улыбнётся.
И фортуна улыбнулась… В саду родственников жены Мастюрина между двумя клумбами сотрудники Петрогуброзыска нашли зарытыми в землю не только тюки с крадеными шубами и мануфактурой, но и небольшой, аккуратно завёрнутый в клеёнку ящик со старинными часами.
— Вот это, пардон, попрошу мне не клеить, — сказал Мастюрин-младший. — Это не мои, это папашины трофеи. А с покойников какой спрос?
Видимо, большинство часов, обнаруженных в ящике, принадлежало когда-то Мецнеру. Я узнал часы работы Питера Генлейна и «секретные часы» лондонского часовщика Джона Шмидта, которые потом некоторое время находились в музее Петрогуброзыска, удивляя своей необычностью всех посетителей.
— Что ж папаша не продал их? — спросил я Мастюрина-младшего.
— Старинные часы — вещь дорогая и деликатная, — объяснил он, — не каждому по зубам и по карману. А любители, что с деньгами, коллекцию Мецнера досконально знали. Папаша не раз обжигался, потому и не спешил. Перемудрил папаша, сам себя перехитрил.
Итак, фортуна улыбнулась нам. Но расчёты Усольцева на её постоянную благосклонность не оправдались. После удачного обыска у Мастюрина-младшего последовала многолетняя полоса невезения.
Кто же убил Мецнера? Кому и для чего было нужно это убийство? Никто не мог ответить на эти вопросы.
Но недаром говорят, что тайное рано или поздно становится явным.
И вот много лет спустя нам с Усольцевым удалось пролить некоторый свет на происшедшее. Во всяком случае, мне так кажется…
— Когда же это случилось? — спросил я.
— В тысяча девятьсот сорок пятом году, сразу же после окончания Великой Отечественной войны.
— Палитра янтаря содержит все цвета радуги. Есть белый янтарь, жёлтый, золотистый, коричневый, кремовый, оранжевый, красный, голубой, зелёный, чёрный, — перечислял Василий Петрович. — Янтарь насчитывает от двухсот до трёхсот оттенков. Кстати, когда будете в кремлёвской Оружейной палате, обратите внимание на восемь подсвечников из янтаря, собранных из точёных деталей, вазы с резным узором, кружки, рюмки и кубки. Одна из ваз может быть наглядным пособием по разнообразию цветов и оттенков янтаря. Там использованы красноватые цвета, коричневые, золотой, лимонный, яично-жёлтый, восковой. А как мастер показал пластичность янтаря и его декоративные возможности! На чаше этой вазы с поразительным изяществом вырезаны цветы, листья, фрукты и овальные медальоны с аллегорическими женскими фигурами, символизирующими человеческие добродетели. А на дне чаши — подкладной рельеф. Сквозь тёмную прозрачную пластинку янтаря проступают силуэты двух людей, несущих виноград.
Да, декоративные эффекты янтаря неисчерпаемы. Это понимали многие. И среди этих многих был прусский король Фридрих-Вильгельм I, который решил создать в своём дворце в Потсдаме необычный кабинет. В этой комнате всё должно было быть сделано из янтаря: стены, украшенные рельефами, картинами и мозаиками, пол, потолок, мебель, скульптуры, подсвечники, люстра, письменный прибор, часы.
Изготовление Янтарного кабинета король поручил знаменитому резчику по янтарю датчанину Готфриду Туссо, который приступил к работе в 1701 году, а закончил её восемь лет спустя — в 1709-м. Вскоре после завершения работ Янтарная комната по приказу короля была перевезена в Берлин. Здесь её и увидел Пётр I. Янтарное убранство кабинета очаровало русского царя, и в 1716 году Фридрих I, крайне заинтересованный в сохранении дружеских отношений с Россией, дарит Петру янтарное чудо.
В упакованном виде Янтарная комната была отправлена в Клайпеду, а оттуда — в Петербург.
В царствование Елизаветы подарок Фридриха I по повелению царицы перевезли из малого Зимнего дворца в Царское Село. Янтарные панели осторожно переносили на своих могучих плечах 76 бравых гвардейцев, специально отобранных для этого важного дела.
В Царском Селе творение Готфрида Туссо преобразилось. В обновлении Янтарной комнаты, смонтированной в Екатерининском дворце, приняли участие сотни русских умельцев. Появились новые резные фигуры, вензеля, цветочные гирлянды, янтарная мозаика. Между янтарными панелями разместили зеркальные пилястры. Золочёный карниз, который связывал воедино всю композицию, украсили изящные фигурки амуров. Из янтаря дополнительно были сделаны столики, люстры, шахматы, миниатюрный дворец и неизменная принадлежность русского быта — пузатый самовар.
Так Янтарная комната стала украшением Екатерининского дворца.
После установления в России Советской власти тысячи трудящихся получили возможность любоваться этим янтарным чудом. Уникальная комната неизменно привлекала внимание и наших и зарубежных экскурсантов.
А в 1941 году бывшее Царское Село, превратившееся в город Пушкин, было занято немецкими войсками. В Екатерининский дворец немедленно прибыли офицеры-искусствоведы. Вскоре комната была разобрана гитлеровцами, упакована в ящики и отправлена в Кёнигсберг (теперь Калининград). Здесь её вновь смонтировали в королевском замке. Весной 1945 года Янтарную комнату разобрали и спрятали в подвалах ресторана «Блютгерихт». Здесь Янтарная комната находилась ещё за несколько дней до штурма города советскими войсками, а затем исчезла.
Её розысками занимались многие учреждения и многие люди, в том числе и Евграф Николаевич Усольцев, который одно время к этим розыскам приобщил и меня, вернее, не столько к самим розыскам — это было больше по его линии, — сколько к описанию различных деталей комнаты, что должно было облегчить поиски её, а в случае необходимости — реконструкцию.
Тогда я по работе довольно часто сталкивался с сотрудником известного знатока янтаря Роде, молодым немецким искусствоведом Георгом Гудденом, который принимал участие в описании мозаик Янтарной комнаты. Гудден в начале войны служил в управлении немецких войсковых музеев. Противник фашистского режима, он при первом же удобном случае перешёл к нашим.
Гудден очень хотел помочь нам отыскать следы Янтарной комнаты, но это ему оказалось не под силу. Зато с его помощью удалось, кажется, прояснить кое-что другое…
Я понял, что повествование Василия Петровича достигло кульминационной точки. Это чувствовалось и по голосу и по выражению лица рассказчика.
— С Усольцевым, — продолжал Белов, — мы в то время встречались только на работе, поэтому меня несколько удивил его неожиданный приезд ко мне на квартиру. Ещё более меня удивил вопрос, который он мне задал — что я знаю об обстоятельствах самоубийства Людовика II Баварского?
Не могу сказать, чтобы меня когда-либо интересовала биография злосчастного короля. Однако я знал, что Людовик утопился в озере у своего замка Берг, из которого последние годы он почти никуда не выезжал, ведя крайне уединённый образ жизни.
— Всё? — спросил Усольцев, когда я ему выложил свои сведения.
— Всё.
— А про профессора Гуддена, который пытался удержать короля от самоубийства и утонул вместе с ним, вам известно?
— Нет, неизвестно.
— А то, что ваш коллега Георг Гудден приходится тому профессору внучатым племянником?
— Тоже неизвестно, — разозлился я. — И вообще, какое всё это имеет ко мне отношение?
— Самое прямое, — сказал Усольцев и рассказал мне о своём разговоре с Георгом Гудденом, во время которого выяснилось некое сенсационное обстоятельство.
Оказалось, что во время их беседы Гудден упомянул, что, по семейным преданиям, когда труп короля вытащили из воды, в его сведённой руке обнаружили «детскую механическую игрушку в виде зелёного попугая». Попугай был величиной со спичечный коробок, с растопыренными крылышками и хохолком на голове…
— Представляете? — спросил меня Белов.
Мне казалось, что, наслушавшись рассказов Василия Петровича, я совсем отвык удивляться.
