Влип, думаю, хитрован. По самую макушку влип.
Ведь я того Кробуса и всю его родню до сотого колена за прошедшие полмесяца вдоль и поперек доисследовал. И нрав, и биографию, и где у кого на каком месте бородавка растет или чирей вызревает. А ежели вызревает, то какой спелости и сочности. А потому досконально знаю: нет сестры у Кробуса. Братья есть, верно, а сестры нет. Значит, что? Вот то-то и оно…
Выпустили мы Кробуса. Ну, понятно, не одного – с «хвостиком». Все чин чинарем. А сами о «королеве» стали справочки наводить. Оказалось, что при деникинцах она с офицерами контрразведки хороводилась, всякие там картинки, камешки драгоценные да вещицы из золота коллекционировала. Ну и со спекулянтами на «черной» бирже пасьянсы раскладывала. А когда Советская власть установилась, то и такой мелюзгой, как Кробус, не брезгала. По домашности-де все пригодится.
Много чего о «королеве» узнали. А как узнали – с обыском к ней нагрянули.
Вот тут она и заплакала горючими слезами в кружевной платочек. И не зазря – было с чего плакать: тридцать семь старинных золотых монет изъяли да пяток золотых медалей.
Ну и пошли вопросики: как так – муж дьяк, а жена попадья?
Молчит. День молчит, другой, а там, глядишь, и заговорила. Стала на Кробуса капать. Так хитрована обкапала, что места живого не сыщешь. Уж он мне и то жаловался: «Выть, – говорит, – мне волком за мою овечью простоту!»
А там, глядишь, вывела «королева» и на Уварова…
Когда я слушал Сергея Яковлевича, у меня мелькнула некая мысль, а вернее, предположение – маловероятное, а потому и соблазнительное.
– Как фамилия дамы?
– «Королевы»-то?
– Ее самой.
– Ясинская.
– Ванда?
– Ванда. Ванда Стефановна Ясинская, – удивленно подтвердил Приходько, не забыв все-таки налить себе очередную кружку чаю.
С гостем из Харькова мы проговорили до вечера.
К концу нашей беседы я показал Приходьке несколько фотографий, в том числе фотографии Шидловского-Жаковича, Прозорова, Галицкого и Винокурова.
– Этого раньше видел, – сказал он, указывая на снимок Шидловского-Жаковича.
– Когда? Где?
– В Харькове, осенью девятнадцатого. Я тогда в подполье связным был. С партизанами связь поддерживал. Раза два видел его. Вот и запомнился. Офицер, фамилии не знаю. Будто в контрразведке служил. Вы о нем Леонова поспрашивайте. Он уж лучше, чем кто иной, знает. Все, что треба, от его получите – и что и как.
– Кто это Леонов?
– Василий Никанорович Леонов, – сказал Приходько. – Он в девятнадцатом был членом Харьковского подпольного большевистского ревкома. А теперь в Москве живет. Говорили, будто в ВСНХ служит. Поищите его.
– Ну как, Петр Петрович, – обратился я к Борину, – пошукаем Василия Никаноровича Леонова?
– Пошукаем, – усмехнулся тот.
– Видно, придется в Москву перебираться, – сказал Приходько.
– Зачем?
– Ну как же, где ж еще так украиньской мови научишься!
Из стенограммы допроса гражданки Ясинской В.С.,
произведенного в городе Харьковеинспектором бригады «Мобиль»
Центророзыска РСФСР тов. Суховым П.В.
