знакомым мужским голосом, приказывая ввести антидот номер три в спинной мозг, подогреть воду, много воды, подготовить системы и призвать добровольцев для полного переливания крови. Мы измучили себя и измучили отравленных, но проделали всё, что нужно. Развороченный неумелой иглой сгиб локтя ещё долго не заживал у меня, сочился тягучим гноем.
К вечеру страдание четверых перестало угрожать жизни, они забылись. Истощенная чрезмерным усилием Малинцина тоже уснула, мертвым, тяжелым сном. Каюсь, я не сдержался тогда – прикоснулся к тяжелым пышным волосам женщины, жестким, словно шерсть диковинного животного. И поцеловал её – один раз – в синеватую ямку у виска, где нежно билась чужая кровь. Томительный этот вкус, суховатая горечь кожи, цветочный запах с примесью речной сырости сохранятся в памяти навсегда.
Марсианка очнулась, когда тусклые лучи лун осветили простор предгорий, но осталась лежать. Доктор Ли был с ней рядом. Я заметил, они о чем-то шептались, вполголоса спорили, и раз за разом Малинцина качала головой «нет». Мне хотелось приглядеться к ним ближе, но радист Иванов закричал «Связь пробило!» – это значило, что Финнеган и его люди живы, вскоре мы соединимся с отрядом янки и двинем назад. Доблестные тевтоны уже давно повернули к кратеру Гусева.
Ещё сорок четыре дня. Может быть, сорок пять. Может быть, пятьдесят – не больше. «Перун» поднимется с красной почвы, мы покинем эту страну, полную смерти и разрушения. И зеленые холмы Земли примут нас… Я скрипнул зубами, представив себе глечик, накрытый сияющей белой марлей, полный пенистого, свежего молока с утренней дойки. В тенистом углу двора ласково пахнут цветы жасмина. Над прудом в солнечном свете вьются синие стрекозы. Заливается соловей, кричит петух, заливисто тоненько ржет жеребенок и мать отвечает ему. В саду возится толстый Костик, строит замок из груды песка, веснушчатая Рахелька ловит кошку, чтобы нарядить её в чепчик… Фляжка привела меня в чувство – Дора ушла, и дети не ждут меня там, в опустевшем доме.
Темный штрих пересек дорогу, мощенную желтым выщербленным булыжником. Я увидел – Малинцина уходила от нас, в том же тоненьком платье, в котором пришла, с распущенными, гордыми волосами. Позади были лиги пустыни, «птицу» она оставила – верная смерть.
Я догнал марсианку, схватил за руку, повернул к себе, задохнувшись от недостижимой красы. Она смотрела сквозь меня, не сопротивляясь и не подчиняясь.
– Долг отдан, Сын Неба. Я познала Хао, служение завершилось, мой путь уходит к хижинам пастухов. Меня ничто больше не держит.
Долгие уговоры оказались тщетны. Я рассказывал женщине об опасностях перехода, пугал пауками, ихами, бурями, жаждой и изнеможением. Тонкие пальцы не трепетали в моей руке, шелк одежды колыхался от ветра. Малинцина молчала, искушая меня обнять её, спрятать, подчинить чуждую волю земному огню. Страсть и горе разлуки одолевали меня, клокотали бессмысленными словами во рту. Наконец, поняв, она улыбнулась. Взяла мою руку, приложила к горячему, чуть вздутому животу.
– Я уношу дитя. Кровь Сына Неба смешается с кровью дочери Тумы, как раньше. Когда родится младенец, все увидят, что он прекрасен. Наши девственницы придут к вашим мужчинам за Хао, познают огонь и сохранят его в чревах. Жизнь вернется в иссохшие жилы Тумы. Ваша сила бессмертна. Я не хочу умирать!
Я обнял её, как обнимают сестру. Отважная душа заполошною птицей билась подле моей груди, запах цветов кружил голову. Её ладони коснулись моего лица, запоминая, – и оттолкнули. Она ушла в подступающий сумрак, мне оставалось смотреть ей вслед. О, Малинцина, порождение красной ночи, драгоценный топаз на короне древних царей. Что будет с тобою завтра?
Когда солнце снова качнулось над нашими головами, отряд увидел гору Олимп. Где-то за перевалом ревели грузовики.
Иосиф Бродский. Представление
(Автор: Олег Ладыженский)
Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в еврейской семье ровно через три года после отмены ценза оседлости в России. Его отец, Александр Бродский, портной, к этому времени перебрался в Санкт-Петербург, где открыл успешное модельное ателье.
В юности Бродский учился плохо из-за крайней нелюбви к точным наукам, несколько раз переводился из школы в школу, а в средней школе № 181 в Соляном переулке был даже оставлен на второй год в седьмом классе.
По окончании восьми классов Бродский, невзирая на попытки отца пристроить его в семейный бизнес, начинает самостоятельную трудовую деятельность. На протяжении двух лет он последовательно меняет профессии ученика фрезеровщика (завод «Арсенал»), помощника прозектора в морге при областной больнице, матроса на маяке.С 1957 был рабочим в геологических экспедициях НИИГА: в 1957 и 1958 годах – на Белом море, в 1959 и 1961 годах – в Восточной Сибири и в Северной Якутии, на Анабарском щите. Уже в это время Бродский сформулировал своё знаменитое кредо: «Главное – на Земле» и опубликовал первые статьи, резко осуждающие космическую экспансию человечества и непродуманные контакты с древней марсианской цивилизацией. В это же время Бродский напряжённо изучает филологию и лингвистику, очень много, но хаотично читает – в первую очередь поэзию, философскую и религиозную литературу, изучает английский и польский языки, создаёт свои первые стихи, зачастую исполненные ядовитого сарказма и насмешкой над «покорителями пространств».
В 1959 году знакомится с Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Владимиром Уфляндом, Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым.
14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление на «турнире поэтов» в петербуржском Дворце культуры им. Первых Космонавтов с участием А.?С. Кушнера, Г.?Я. Горбовского, В.?А. Сосноры. Чтение стихотворения «На Марсе кладбище еврейское…» вызвало межпланетный скандал: основатели Марсианского (четвёртого) Рейха даже пригрозили поэту физической расправой и, вероятно, осуществили бы задуманное, если бы не упразднение Рейха императором Тускубом IV в 1964 году.
Летом 1961 года в якутском поселке Нилькан в период вынужденного безделья (не было оленей для дальнейшего похода) у Бродского произошел нервный срыв, и ему разрешили вернуться в Санкт- Петербург.
В Петербурге Бродский устроился на работу истопником. Поэт публикует ряд стихотворных подборок и эссе «Марс осквернённый». Это вызывает бурное общественное негодование. Бродскому отказывают во вступлении в ряды Союза Писателей Прогрессивного Человечества. Поэт попадает в поле зрения правоохранительных органов и в 1964 году после позорного судебного разбирательства приговаривается к принудительному поселению в деревне Норенская Коношского района Архангельской области – сроком на пять лет.
По возвращении из ссылки Бродский вновь устраивается на работу в питерскую котельную. Его не издают (за исключением работ по филологии и структуре языка), списки его стихов и публицистика ходят по рукам и перепечатываются кустарным способом. Бродский подрабатывает переводами с английского и польского.
Перелом в отношении к поэту произошёл в 1985 году, когда Земля оказывается втянутой в большую межпланетную войну с бывшими колониями. Наступившее общественное отрезвление вознесло поэта на вершины славы: его издают в России и за рубежом, он становится почётным гражданином Санкт- Петербурга, кавалером французского Ордена Почётного легиона, а в 1987 году – лауреатом Нобелевской премии. В Стокгольме, на вопрос интервьюера, не возникало ли у него в годы гонений желание эмигрировать, поэт ответил: «Я еврей, русский поэт и эссеист» и прочёл стихотворение «На Васильевский остров/Я приду умирать».
Умер Иосиф Бродский 28 января 1996 года. В ноябре 2005 года во дворе филологического факультета Санкт-Петербургского университета по проекту Константина Симуна был установлен первый в России памятник Иосифу Бродскому. На пьедестале памятника начертано: «Самому земному поэту Земли».
