либо восстали из дымящихся останков моего мозга, дабы рассеяться в прах. Все предшествовавшее этой секунде – пустота, которую я заполняю тобой, и это ты научила меня, как заполнять пустоты. Не знаю, открыл ли я наркотик, который открыл тебя, или сначала придумал тебя, а наркотик появился уже потом. Я лишь знаю, что влюбился в сам момент влюбления и хотел сохранить его, продлить до вечности даже ценой всех последующих моментов. Если я сотворил тебя из ничего, то, может быть, я – Бог, а поскольку хочу Больше, то, может быть, я – Дьявол.
Телефонная будка выглядит точно такой, какой сохранилась в памяти – новое стекло, полированный хром, – как будто ее установили сегодня утром. Непрерывный гудок, потом, когда автомат уже проглотил пару монет, звонок.
– Энслингер.
– Детектив.
Он слышит мой голос и, даже не прикрыв трубку, говорит кому-то в сторону:
– Он на линии.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что не обращаетесь со мной как с идиотом или сумасшедшим. Не изображаете удивление, не прикидываетесь, что рады меня слышать. Я ведь знаю, что ваши люди уже прослеживают звонок и посылают жучка мне в ухо.
– Я знаю, что вы сумасшедший, Эрик. Но я также знаю, что вы определенно не идиот.
– Но вы ведь отслеживаете звонок.
– Конечно. Хотите облегчить мне работу?
– С какой стати?
– Вы сами усугубляете свое положение, – говорит он. – Не явились в суд, пропустили заседание. Судья вынес решение заочно. Вас признали виновным.
– Если я скажу, откуда звоню, вы не поверите.
Слышу приглушенные голоса, шорох бумаг. Энслингер вполголоса благодарит кого-то на другом конце линии.
– Я уже знаю.
Время.
– Значит, знаете и то, что соврали мне.
– Я никогда не лгу.
– Вы сказали, что телефон не работает.
– Я сказал, что линия не работала. Вы были не в самом лучшем состоянии, когда пытались позвонить оттуда в последний раз.
У меня над головой горячее солнце пустыни, но издалека уже надвигаются грозовые облака, грохочущее черное покрывало, скрывающее шоссе со стороны заката.
– Вам нужно вернуться, Эрик. Или хотите, чтобы я за вами приехал?
– Да.
– Почему?
В ушах звучит симфония крови, складываются мысли, и я диктую музыку по памяти, ноту за нотой.
– Могильщик не вымысел.
– Боюсь, вы вспомнили об этом слишком поздно.
– Приезжайте за мной и увидите сами.
– Он там?
– Пока еще нет. Приедет с отцом. Я задолжал им кое-что, чего у меня нет, и если явлюсь на встречу с пустыми руками, они рисковать не станут. Возможно, вы последний, с кем я разговариваю.
– Так вы этого хотите, Эрик? Может, подождете, пока мы подъедем?
– Они о вас ничего не знают. Вам надо их увидеть.
– Я вам верю.
– Не верите.
– Эрик.
– Я убил одного человека. – Меня словно ударили в шею. Теперь, после этих слов, мне уже все равно, кто прибудет на место раньше, копы или Уайт. Признание принесло облегчение, и оно вытекает через сердце, глаза, руки, через трубку. Последние детали мозаики занимают свои места. Я люблю тебя, Ди. – Когда начался пожар, моей машины здесь не было. В тот раз в лабораторию меня привез Уайт.
– Откуда же она взялась?
– Я одолжил ее кое-кому. – Снова удар в шею, и слова сами выскакивают из горла. – Она ехала за мной.
– Она? Кто?
– Я не могу назвать ее имя.
– Постарайтесь.
– Не могу.
– Послушайте меня, Эрик. Мы там все обыскали. Никаких следов. Там никого не было. Только пес, Отто.
– Отто… Это ее собака. Моя машина была у нее, и она ехала за нами. Я услышал шум и решил, что это облава. Я сам устроил пожар.
– Вы только что сделали признание, Эрик. Теперь это уже не важно, но наш разговор записывается.
– Я признался в убийстве.
– Эрик, оставайтесь там. Мы заберем вас.
– Я не собираюсь никуда уходить, детектив. Извините за то, что сказал тогда. Насчет вашей дочери.
– Я уже забыл.
– Если приедете, обнаружите здесь Уайта и его сына. Они опасны, так что захватите побольше людей. Сюда меня привез Уайт. Он тоже не придуманный. Она приехала потом на моей машине. Она тоже не придуманная. Поверите, когда приедете.
– Приеду. А пока оставайтесь на месте.
– Буду здесь, неподалеку. Похоже, гроза идет. Как бы дороги не затопило. Предупредите своих людей, чтобы были осторожнее.
– Я понял, Эрик. Спасибо за предупреждение.
– Время. – Я вешаю трубку. Привычка.
Набираю номер справочной, и оператор соединяет меня с «Фордом». Трубку снимает Лу – я узнаю его голос.
– Манхэттена Уайта.
– Кто это?
– Не важно. Мне нужно, чтобы вы передали сообщение для Манхэттена Уайта.
– Не понимаю, о ком вы говорите.
– У меня Дезире. И его деньги.
Тишина, но где-то далеко играет музыка.
– Теперь поняли, – говорю я.
– Сообщение я передам. Вы где?
– Скажите Манхэттену Уайту, что я в мотеле через дорогу от заброшенной заправки, на шоссе по дороге в Оз.
– Что-нибудь еще?
– Пусть поторопится.
Если скин – мое детище, если именно я вдохнул жизнь в течение времени, тогда мне придется проглотить все, что осталось у меня от Стеклянной Стриптизерши. Теперь не остается ничего иного, как только ждать появления и схватки двух главных свидетелей, Энслингера и Манхэттена Уайта. Если я буду в состоянии осознать последствия собственных действий, то по крайней мере удостоверюсь в
