— Что ж, искренне признательна вам за визит, мистер Шторм.
Этот наглец снова радостно заулюлюкал.
— Ну-ну, — сказал он, поворачиваясь к ней. — «Искренне признательна за визит» — это класс. Очень по-английски. А попросту говоря: «Пошел вон» — я правильно понял?
— Меня радует, что вы начинаете понимать английский.
Шторм снова захохотал.
— Это здорово, честное слово. Жаль, что я не умею так выражаться. «Искренне признательна вам…» Ха-ха-ха. Нет, это здорово, серьезно. Только вот что я хочу тебе сказать. — Шторм поднял палец, поднеся его так близко к ее лицу, что лишь безупречные манеры не позволили Софии вцепиться в него зубами. — Ты мне нравишься. Очень. У нас, янки, это значит: «Ты мне нравишься. Очень». О'кей? Так что не надо больше себя подвешивать. О'кей? Мне это небезразлично. Ты понимаешь, о чем я?..
— Ах, ради Бога, да уйдешь ты наконец? — София порывисто отвернулась, чтобы он — чего доброго — не заметил ее смеющихся глаз. «Не надо больше себя подвешивать». Боже, какой чудак, право! Она услышала, как он направился к выходу.
И тут ее словно осенило.
— Постой!
Шторм, остановившись возле двери, обернулся. В уголках губ его играла все та же нелепая полуулыбка-полуухмылка.
— Что там произошло? — спросила она. — На аукционе. С «Волхвами». Питер сказал… Короче, что случилось?
— Не волнуйся, — промолвил Шторм. — Я уже говорил сэру Майклу. Я заставил твою помощницу выйти из игры. Ставки подскочили до полумиллиона, и конца видно не было.
— Полмиллиона… фунтов?
— Точно, детка, их самых. Это могло продолжаться до бесконечности, так что я посоветовал твоей дамочке отступиться.
София почувствовала, что вот-вот снова потеряет сознание. Перед глазами у нее все плыло.
— Подожди… Ты хочешь сказать, что отец… то есть галерея… что мы так и не купили эту картину?
— Именно это я и хочу сказать. Только не надо снова выражать мне признательность — я и так уйду.
— Да, но кто же?.. — прошептала София.
Но Шторма в палате уже не было.
3
— Эти американцы настолько прямолинейны, что невозможно определить, чего же они хотят.
Сэр Майкл темной громадой возвышался у окна. Безупречный черный костюм, красный шелковый платок, красный шелковый галстук. Руки сцеплены за спиной. На многозначительном лбу многозначительная морщина. Как всегда, остроумен.
Обложенная подушками, София, склонившись над подносом, рассеянно водила вилкой по тарелке с белой желеобразной массой. Из головы у нее не выходил Ричард Шторм.
У нее снова начиналась депрессия. Больничная атмосфера нагоняла уныние и угнетала. На нее словно надели свинцовую кольчугу.
Отец поместил ее в частную клинику, больше похожую на дорогой отель. Голубые стены. Гравюры — лодочники, катающаяся на коньках публика. Шторы с веселеньким рисунком — ласточки, лютики, водяные лилии. Клиенту предоставляли секретер, телевизор. Но за всем этим было серое, монотонное однообразие. Софию тошнило от стандартной мебели, покрытой дешевым лаком. В этой кровати с поблескивавшими стальными прутьями она чувствовала себя словно во вражеском логове. Мягкие, кошачьи шаги персонала в коридоре действовали на нервы.
Но хуже всего было то, что это место странным образом оживляло в памяти картины ее неудавшегося самоубийства. Они, эти картины, буквально парили в воздухе, населяли его. София воочию видела свое тело, извивающееся в корчах. За секунды до смерти — смерти нелепой, случайной, ошибочной и от этого еще более страшной. А потом появился Шторм.
Появился Шторм. Выбил дверь. Бросился на балкон и вытащил ее. На руке у нее, повыше локтя, в том месте, где сомкнулась его ладонь, до сих пор оставался синяк.
— Что у него на уме? — негодующе вопрошал сэр Майкл, покачиваясь с пятки на носок. — Шныряет, вынюхивает. Тайком проникает к тебе в палату. Мы же предлагали ему деньги. Чего он хочет?
София продолжала водить вилкой по тарелке. «Забавно, — думала она, — но великому сэру Майклу, никогда не приходит в голову, что его дочь может просто нравиться мужчинам. Очень».
Сэр Майкл, погрузившись в задумчивость, принялся расхаживать в изножье кровати. Весь его облик словно предвещал бурю. Наконец он произнес сквозь зубы:
— Эти американцы. Чем они там у себя занимаются? Только и делают, что подают друг на друга в суд и участвуют в бесконечных ток-шоу. Не может же он в самом деле предъявить нам иск. Тем более здесь, в Англии. А я еще предлагал ему деньги!
София невольно улыбнулась, вспомнив слова Шторма: «Не надо больше себя подвешивать. О'кей?»
— Он не будет предъявлять нам иск, — сказала она.
Сэр Майкл замер.
— Боже правый, уж не хочешь ли ты сказать, что он собирается выступить на ток-шоу?
София смерила его пристальным взглядом:
— Нет, папа, не волнуйся.
— Может, ты… излила перед ним душу или что-нибудь в этом роде?
— Нет.
— Хм. Ну и славно. И все же я ему не доверяю. — Он вернулся к окну, царственным взором окинул окрестности — что было за окном, София не представляла. — Кстати, он что-нибудь говорил о торгах?
София наконец положила вилку и откинулась на подушки. Она видела отражение сэра Майкла в окне — темные, размытые черты, непроницаемый взгляд. Она с грустью подумала, что именно в такой манере проходит и их беседа. Недомолвки, туманные многозначительные фразы. Так они разговаривали всегда. Как будто правда заведомо известна, и излагать ее вслух не имеет смысла. Как будто все то, о чем умалчивается, не достойно внимания. Всю жизнь София считала, что именно так и принято общаться в семье. Теперь она с удивлением обнаружила, что это раздражает ее. Потому что на самом деле правды она никогда не знала. Она чуть не погубила себя — и все потому, что она не знала правды. И она так устала. Устала быть утонченной, устала от интриг.
— Не много, — промолвила она. — Сказал только, что остановил Джессику, когда цена поднялась до полумиллиона.
— Несколько странное поведение, ты не находишь? — ворчливо заметил сэр Майкл. — Зачем он это сделал? Возмутительно.
— Неужели ты бы выложил такую сумму?
В ответ сэр Майкл лишь пожал плечами.
Повисла пауза. София чертовски устала: этот разговор тяготил ее, хотя она понимала, что его не избежать.
— Так кто же в конце концов покупатель? — осторожно поинтересовалась она.
Сэр Майкл расправил плечи:
— В том-то и вопрос. Все это выглядит довольно таинственно. Этот тип выписал чек от имени некоего фонда. «Дети надежды», так, кажется. С чеком все в порядке. Только вот загвоздка — такого фонда «Дети надежды», похоже, не существует. И никто не знает, что это за человек. Раньше его никто не видел.
София смотрела на отца и молчала. «Дети надежды»? — думала она. — Или Дьявол из
