Это ужасно, София. — Он перевел дыхание и подставил лицо влажному ветру. — В ваших отношениях все зависит от каких-то дурацких тайн. От того, что вы не договариваете, о чем боитесь спросить. Только по- моему, у вас просто не осталось времени, чтобы продолжать в том же духе.
София сжала лицо ладонями, и Шторм, глядя на нее, вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Мгновенной вспышки ее гнева или раздражения было достаточно, чтобы он вспомнил: общение с ней и ее привязанность к нему — единственное, что еще способно примирить его с жизнью, единственное утешение, которое ему дано. Ее секундного замешательства, смятения было достаточно, чтобы он вспомнил, какая пропасть лежит между ними, вернее, между ним и тем желанным образом, который он нарисовал для себя. Как много смерти им нужно преодолеть, чтобы наконец соединиться.
Нет, не таких призраков искал он в этой стране.
— Зачем ты так со мной? — тихо спросила София. Голос ее казался каким-то чужим. — Если я говорю, что не могу сделать то, о чем ты меня просишь, значит, я действительно не могу. Почему ты все время давишь на меня? И почему это для тебя так важно? Скажи, Ричард.
Она словно заглянула в его мысли. И Шторм знал: в его глазах написан ответ. Его поражение. Его лицемерие и ложь. Все эти разговоры о честности, искренности, о том, чтобы предать гласности все страшные тайны. Только вот сам он так и не нашел в себе храбрости, чтобы сказать ей правду. Сказать ей: «Я умираю. И моя любовь эгоистична, как всякая любовь. Мне нужно, чтобы ты раскрепостила свой разум, чтобы целиком принадлежала мне и чтобы я, умирая, не чувствовал себя одиноким. Мне нужно, чтобы ты порвала со своим прошлым, чтобы я знал, что сделал что-то для тебя, что я оставляю жизнь, которую люблю».
Он протянул руку и погладил ее по лицу. К его изумлению, София не отстранилась. Она доверчиво прижалась к его руке, накрыв ее собственной ладонью. У Шторма разрывалось сердце.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Только выслушай меня, прошу.
— София!
Казалось, ветер принес этот оклик издалека. Оглянувшись, Шторм — за мятущимися ветвями буков — различил неясный силуэт в дверях дома. Это был сэр Майкл.
— София! — снова крикнул он.
София испуганно посмотрела на Шторма. Их взгляды на мгновение встретились. Он хотел что-то сказать, но не смог. Она отвела его руку и, не произнося ни слова, ушла.
Шторм остался один под низкими тяжелыми тучами: в траве то появлялись, то исчезали проделанные ветром дорожки. Спрятав руки в карманы пальто, он с грустью наблюдал за удалявшейся женской фигуркой.
Затем, тяжело вздохнув, обернулся. И увидел то, что все это время было у него за спиной.
Шторм застыл на месте.
А потом, словно влекомый порывами ветра, безропотно и покорно пошел через пустошь.
Он шел к аббатству. К его древним могилам.
8
Мистика. Рассказ назывался «Местечко в районе Эджвер-роуд». Автор — Грэм Грин. Хороший рассказ. Он был напечатан в том же самом сборнике, из которого Шторм читал вслух «Черную Энни». Несомненно, именно этот рассказ имел в виду Яго, когда говорил о своем предназначении.
Уже несколько часов Харпер сидела в Лондонской библиотеке, листая подшивки газет двадцатилетней давности. Теперь она точно знала, что следует искать. Или по крайней мере догадывалась. Впрочем, она не могла слишком доверять случайным совпадениям. Совершить ошибку теперь означало бы потерять драгоценное время. Прежде чем сделать следующий шаг, требовалось убедиться в собственной правоте. Поэтому она продолжала неторопливо перелистывать желтые страницы.
Подходил к концу короткий зимний день. В библиотечном зале горели флюоресцентные лампы, окутывая синеватой дымкой высокие стеллажи, длинные столы, склоненную голову Харпер, ее тусклые седые волосы, ее неизменную трость, ее широкополую шляпу, лежавшую возле раскрытой подшивки.
Глаза ее неторопливо скользили по газетным колонкам. И когда она наконец наткнулась на объявление, которое ожидала увидеть, то испытала невероятное облегчение, с души ее словно камень свалился. Она еще не знала, каким образом это поможет ей в дальнейших поисках. И все же найти подтверждение своим догадкам — это уже кое-что. Теперь она знала: в чем-то Яго был таким же, как все, — по крайней мере из его слов можно было понять гораздо больше, чем он сам того хотел.
Название рассказа невольно всплыло у него в памяти, когда он говорил о вдохновившем его событии. Откуда ему было знать, что Харпер ухватится за эту невинную фразу, что она западет ей в душу? До последней минуты она и сама не могла объяснить, почему так произошло. И только теперь, в этом зале, расположенном в цокольном этаже, под призрачным светом флюоресцентных ламп, она поняла почему.
Потому что пресловутое местечко, описанное Грэмом Грином, было не что иное, как кинотеатр. Двадцать лет назад Яго побывал в кинематографе, и именно там на него снизошло озарение, указавшее ему путь. В подшивке Харпер разыскала объявление «Одеон-Синема», что на Черч-стрит, соседней с Эджвер- роуд. Это объявление лишний раз доказывало, что она не ошиблась — озарением, которое вывело его на след «Черной Энни», а затем и других рассказов, Яго был обязан кино.
Однажды, двадцать лет назад, он посмотрел фильм, который назывался «Призрак». Сценарий и постановка Ричарда Шторма.
9
Бернард еще тихо всхлипывал, хотя слез у него больше не осталось. Слезы высохли, а вместе с ними, казалось, высохло все остальное — высох холодный, липкий пот, высохла кровь в жилах. Даже панический страх превратился в нечто неподвижное и только давил на грудь, словно фантастическая горгулья.
И только его рассудок… только рассудок все плыл куда-то, теряясь в зловонных испарениях этого голоса. Голоса Яго.
— Позволь мне спросить тебя, Бернард. Я когда-нибудь причинял тебе боль? Я имею в виду, до сегодняшнего дня, когда мною руководил лишь случай? Причинял ли я тебе лично боль?
— Тот человек… — Бернард с трудом шевелил губами. — Ты… распял его.
— Ах это… — Яго рассмеялся, словно вспомнив что-то приятное. — Я убил не одну сотню людей. И замучил до смерти еще столько же. Это было забавно. Я отдыхал душой. Нет ничего более забавного, чем наблюдать, как страдают другие. Как они прыгают, точно бильярдные шары, кричат, молят о пощаде… О-о, когда-нибудь ты поймешь это сам. Нет-нет, я спрашиваю не об этом.
Бернарду показалось, что теперь Яго говорит, приложив губы к крышке саркофага. Голос проливался на него, подобно холодному дождю, и в нем неожиданно появилось что-то освежающее. Власть и свобода… В уплывающем сознании несчастного узника возникло воспоминание: женщина целует его, не переставая курить сигарету, их губы смыкаются, она выпускает дым ему в рот, он вдыхает его, и от этого счастливо кружится голова.
— Я спрашиваю, — донесся голос. — Лично тебе я причинил зло или боль? Тебе или Харпер? Или кому-то из твоих друзей?
Бернард даже не шелохнулся, раздавленный то ли страхом, то ли сигаретным дымом, то ли болью.
— Ни ты, ни те, кто тебе дорог, ни разу не пострадали от меня, — спокойно говорил Яго. — А
