— Нет, — ответил он с невольной улыбкой. Ему хотелось на время забыть обо всех противоречиях, связанных с Вивьен, и просто получать удовольствие от ее общества. Красивая женщина, огонь в камине, комната, полная книг, и бутылка вина… Может, другие мужчины по-иному представляли рай, но Гранту он виделся именно таким.
Притащив охапку книг, он свалил ее на пол у ног Вивьен. Затем достал из буфета бутылку бордо и откупорил ее опытной рукой. Наполнив два бокала, он сел в кресло рядом с Вивьен и протянул ей бокал. Она сразу пригубила вино, не прибегая к ритуалу, обычному для тех, кто привык к изысканным винам… не взбалтывая бокал, чтобы оценить аромат или прозрачность, которую французы поэтично называют «слезой». Ничто не выдавало в ней известную куртизанку, привычную к шикарной жизни… Она производила впечатление молодой неискушенной женщины, далекой от изысков внешнего мира.
— Это обнадеживает, — заметила она, взяв верхнюю книгу из стопки и положив ее на колени. — Конечно, это сущий пустяк — вспомнить книги, но если частичка моей памяти вернулась, возможно, скоро я вспомню все.
— Вы сказали, что читали их вместе с кем-то. — Грант сделал несколько глотков из бокала, не сводя взгляда с ее прелестного лица, освещенного пламенем камина. — Вы можете его себе представить? Какие- нибудь черты или звук голоса? Или место, где вы находились?
— Нет. — Лицо ее приняло задумчивое выражение. — Но когда я пытаюсь вспомнить, то чувствую себя такой… — Она запнулась в поисках подходящего слова. — Одинокой, — продолжила она с видимым усилием. — Словно я потеряла что-то или кого-то, очень мне дорогого.
Потерянная любовь, пришло в голову Гранту, и его неожиданно захлестнула ревность. Пытаясь скрыть эмоции, он опустил глаза.
— Взгляните, — промолвила Вивьен, протягивая ему томик Китса. — Какое стихотворение вам нравится больше всего?
Откинувшись в кресле, она наблюдала за Морганом, который принялся листать ветхие страницы. В свете пламени его темные волосы блестели, как эбонит. Вивьен подумала, что ему следовало бы отрастить их чуть длиннее, чтобы смягчить жесткие черты.
Ее взгляд переместился на томик, утопавший в огромной ладони с длинными пальцами. Как жаль, что ни одному Скульптору не пришло в голову запечатлеть в мраморе жестокую силу этих рук!.. Вивьен они казались в тысячу раз привлекательнее, чем тонкие, холеные руки джентльменов. Впрочем, разве может такой исполин иметь изящные ручки? При этой мысли она улыбнулась.
— Что вас так забавляет? — подняв глаза, спросил Морган.
Соскользнув с кресла, Вивьен опустилась перед ним на колени; юбки ее взметнулись и опали, образовав на полу озерцо винно-красного цвета. Вместо ответа она взяла его ладонь и приложила к ней свою. Она еще раз искренне подивилась мощи Гранта: ее ладошка казалась совсем крохотной.
— Может, я и не помню ни одного знакомого джентльмена, — сообщила она, — но вы самый крупный мужчина, какого мне приходилось видеть. — Между их ладонями словно пробежала искра, и Вивьен резко отдернула руку, вытирая увлажнившуюся кожу о юбку. — Каково это — быть таким высоким?
— Это постоянная головная боль, — сухо ответил Морган, отложив в сторону книгу. — Моя голова опробовала на себе крепость всех дверных рам в Лондоне.
Вивьен сочувственно улыбнулась:
— Должно быть, в детстве вы были долговязым и ужасно неуклюжим.
— Как обезьяна на ходулях, — согласился он, рассмешив ее.
— Бедный мистер Морган. Вас, наверное, дразнили все кому не лень?
— Бесконечно. А когда становилось невмоготу терпеть насмешки, приходилось драться. Каждый мальчишка в округе считал делом чести отлупить самого длинного парня из «Обители милосердия».
— «Обитель милосердия», — повторила Вивьен незнакомое название. — Это школа?
— Сиротский приют. — Не успели эти слова слететь с губ Моргана, как он пожалел о своей откровенности. Он бросил непроницаемый взгляд на притихшую Вивьен. На миг вызов — а возможно, и горечь — вспыхнул в глубине его зеленых глаз. — Я не всегда был в приюте, — пробормотал он. — Мой отец продавал книги. Он был неплохим человеком, но ничего не смыслил в делах. Несколько неудачных займов, предоставленных друзьям, и последовавшие за этим неприятности привели семью в долговую тюрьму. Ну а если ты попал туда, то выбраться невозможно. Как заработать деньги для уплаты долгов, находясь в тюрьме?
— Сколько вам тогда было лет? — спросила Вивьен.
— Девять или десяти. Не помню точно.
— И что дальше?
— В тюрьме началась эпидемия. Мои родители, и две сестры умерли. Мы с младшим братом выжили, и нас отправили в «Обитель милосердия». Через год меня выкинули на улицу за «нарушение внутреннего распорядка».
Он рассказывал об этом без всяких эмоций, но Вивьен чувствовала в его словах боль и ожесточение.
— Как же вы провинились? — осведомилась она.
— Мой брат, Джек, ростом не вышел и был слишком чувствителен. Находилось немало желающих поиздеваться над ним.
— И вам приходилось его защищать, — догадалась Вивьен.
Он кивнул:
— После одной особенно жестокой драки директор приюта перелистал мое дело, в котором пестрели такие эпитеты, как «необузданный» и «неисправимый». Последовал вердикт, что я представляю опасность для других детей. Меня выставили за пределы приюта без еды и каких-либо вещей, кроме тех, что были на мне. Двое суток я проторчал за воротами, с воплями требуя, чтобы меня пустили назад. Я знал, что Джек пропадет без меня. Наконец ко мне соизволил выйти один из учителей и пообещал, что присмотрит за братом. Он посоветовал мне убраться подальше и постараться чего-нибудь добиться в жизни. Я так и поступил.
Вивьен представила себе мальчика, одинокого и испуганного, оторванного от единственного близкого ему человека… вынужденного пробиваться в жизни без чьей-либо помощи. В подобной ситуации проще простого свернуть на кривую дорожку преступлений и насилия. Грат же посвятил себя обществу, которое обошлось с ним с поразительной жестокостью и бессердечием, отнюдь не считая себя героем. Напротив, сознательно играл роль бездушного эгоиста, который служит закону только из соображений выгоды. Каким же человеком надо быть, чтобы, помогая другим, скрывать собственные благородные мотивы?
— Но почему, — спросила она, — вы стали сыщиком?
Морган пожал плечами, цинично скривив рот:
— Все очень логично. Психология преступника понятнее всего тому, кто вырос на улице. Я сам недалеко ушел от них.
— Это не правда, — серьезно сказала она.
— Правда, — возразил он. — Я всего лишь обратная сторона той же скверной монеты.
Воцарилось тягостное молчание. Вивьен принялась выравнивать стопку книг на полу, размышляя над его безжизненным тоном, застывшей позой, повисшим в воздухе напряжением. Он казался бесчувственным и неколебимым, как гранитная скала. И все же она подозревала, что его неуязвимость всего-навсего маска. Слишком мало добра он видел в жизни, не знал ни тепла, ни ласки. Ей неудержимо захотелось обнять его, прижать к груди темноволосую голову, но здравый смысл возобладал. Он не примет от нее утешения, а она удостоится в лучшем случае унизительной насмешки. Самое разумное в ее положении — оставить эту тему.
— Где ваш брат сейчас? — неожиданно выпалила она. Морган, казалось, не слышал.
— Где Джек? — снова спросила она и, выпрямившись перед ним на коленях, заглянула ему в лицо.
Он перевел на нее взгляд, обжигавший зеленым пламенем.
— Вам известна моя подноготная, — сказала она. — Разве я не имею права узнать хотя бы об этом?
Кровь прилила к его лицу. Казалось, какой-то ужасный секрет отравляет его изнутри. Когда она уже решила, что Морган не ответит, он заговорил хриплым прерывающимся шепотом так тихо, что ей пришлось
