собирайся, милок. Дай вы, Гаврила Мефодьевич, поспешите, третий труп у вас.
– За что, Господи, – истово перекрестился пристав. – Ну чем я разгневал тебя? Ну почему не в Выборгской, не в Петроградской…
– Вы, господин полковник, – Литвин уже натягивал пальто, – не берите близко к сердцу. Там тоже своих хлопот хватает. – Можно мне с вами? – спросил Кузьмин.
– А почему нет? – Филиппов поправил котелок. – Я распорядился репортеров вообще не допускать. Думаю, дай другу заработок облегчу. – Кого убили-то? – спросил Бахтин. – Фоста. Карла Петровича. – Значит, третий, – мрачно подсчитал Литвин. – Труп, что ли?.. – зло спросил Савронский.
– Да нет, – продолжал мысль Литвина Бахтин, – скупщик краденого. Ведь кличка Фоста – Паук. Так, Орест? – Именно, – Литвин распахнул дверь, – прошу. На лестнице Бахтин сказал Филиппову:
– Владимир Гаврилович, а ведь убийства-то эти наверняка связаны между собой.
– Оно, конечно, так, – вздохнул Филиппов, – но лучше, если бы их замочили порознь. Три разных жигана. – Почему?
– Искать легче. Один труп-то на себя кто-нибудь да возьмет, если поднапряжемся. А сразу три…
– Владимир Гаврилович, а вы уже подставки ищете?
– А как же, голубь мой, к градоначальнику не вас, а меня потянут. – Оборонимся как-нибудь. – Дай-то Бог.
И пока они ехали в пролетке, Бахтин думал, как рассказать начальнику историю о происшествии в Вержболово. Но Филиппов сам заговорил об этом.
– Мне в департаменте рассказали о том, что в вас стреляли. Поданным Веденяпина, это Терлецкий устроил.
– А как это докажешь? – Бахтин достал папиросу. Литвин ловко зажег спичку, закрыл ее ладонями от ветра, Бахтин глубоко затянулся. – Как докажешь-то? – повторил он.
– Я велел Бородину и Кацу начать его разрабатывать.
– Пора. А то он нырнул куда-то и никаких следов по сей день.
– А хоть бы и были следы, что ему инкриминировать можно было-то? За сенаторшу Велихову племянник сидит, курские налеты ему доказать не удалось. Что еще?
– Вот и плохо, Владимир Гаврилович, что мы по той пословице: «На охоту ехать – собак кормить».
– А вы, голубчик, хотите, как во Франции или Германии, или других просвещенных странах. У них сыщики – гордость общества, а у нас враги. Вот потому у нас так мало хороших криминалистов. Люди-то к нам идут не по призванию. Обстоятельства жизни да неудачи приводят человека в полицию. Ну вот и приехали.
У арки, ведущей во двор, стоял околоточный в новом форменном пальто. Он был совсем молоденький, видимо, только-только из полицейского резерва, поэтому все происходящее воспринимал со значением и важностью. Увидев начальство, он подбежал к пролетке, помогая вылезти Савронскому. У пристава было такое несчастное лицо, что Бахтин чуть было не расхохотался.
– Не печальтесь, господин полковник, – серьезно сказал Литвин, – господин Бахтин все ваши трупы поднимет.
– Дай-то Бог. – Савронский приподнял фуражку, перекрестил лоб.
Ну вот и опять работа. Опять все с самого начала. Бахтин вошел в глухой, как колодец, типично петербургский двор. Именно в таких должны были жить типы Достоевского. Именно эти мрачные задворки могли породить ту страшную петербургскую жизнь, так образно описанную писателем.
У подъезда стояли городовые, во дворе толпились любопытные. Фост владел четырьмя доходными домами в разных концах города. Контингент проживающих: мелкие чиновники, ремесленники, студенты, да и просто люди, выброшенные к этим мрачным причалам жизненным морем.
Бахтин хорошо знал такие дома. На них лежала особая печать. Переступив порог, ты должен был оставить во дворе все свои надежды и мечты. В таких домах находили приют воры, проститутки, беспатентные торговцы. И сейчас это шестиэтажное мрачное строение вызывало в нем некую неприязнь, словно живой человек.
Фост был одним из самых крупных и удачливых скупщиков краденых драгоценностей. В разных банках страны и в «Лионском кредите» у него лежало несколько миллионов. О его скупости ходили легенды. Один из самых богатых людей столицы жил в собственном доме в самой дешевой квартире, сам себе готовил, посылал дворника на рынок, в ряды, где торговали потрохами и мясными обрезками. Но в преступном мире у Фоста был непоколебимый авторитет и кличка Паук. Через этот дом прошло несметное количество краденого золота и камней.
– На шестой этаж, ваше высокоблагородие, – взял под козырек городовой. – Высоко жил.
– Так к Богу ближе, – второй городовой усмехнулся в усы.
– Орест Дмитриевич, – Бахтин повернулся к Литвину, – спросите пока зевак, может, что… – Понял, Александр Петрович.
Лестница была мрачна, грязна и бесконечна. Казалось, что она выходит на небо. Бахтин шел мимо мрачных дверей, на большинстве которых не было номеров. На площадках толпились жадные до сенсации люди. В их однообразной, беспросветной жизни нынешнее происшествие было важным событием.
Городовые стучали сапогами и гремели шашками за спиной. До чего же крутая лестница! Надо же было так нелепо построить дом. Бахтин, отдуваясь, поднялся на верхний этаж. Лестница закончилась. Вот дверь квартиры Фоста, пробитая пулями, распахнутое грязное окно, железный трап, ведущий к чердачному люку.
– Чердака нет, – сказал за спиной Литвин, – там прямо крыша. – Откуда знаете? – Был в этом доме.
Внезапно окно затрещало, ухватившись за раму, с крыши вылез чиновник для поручений Борис Ильин. –
