меньшей мере, раза три прежде, чем наконец сдался и устремил взгляд в направлении комнаты Поппи.
Наконец, она появилась в платье из голубой тафты, усыпанном вышитыми цветами. Ее волосы были распущены, каштановые локоны блестели. Выражение ее лица было нейтральным, глаза – настороженными. Ему хотелось сорвать с нее это хитроумно вышитое одеяние, целовать ее обнаженное тело, пока она не покраснеет и не станет задыхаться.
– Доброе утро, – прошептала Поппи, не встречаясь с ним взглядом.
Гарри стоял и ждал, пока она не подошла к крошечному столику. Он заметил, что жена пыталась избегать его прикосновений, пока он ее усаживал. Терпение, напомнил он сам себе.
– Вы хорошо спали? – спросил он.
– Да, благодарю, – ясно, что скорее вежливость, чем настоящий интерес заставили ее спросить, – а вы?
– Достаточно хорошо.
Поппи посмотрела на множество газет на столе. Взяв одну, она подняла ее так, чтобы спрятать свое лицо, пока читала. Так как стало ясно, что она не намерена беседовать, Гарри занялся другой газетой.
Молчание нарушалось только шелестом газетных страниц.
Принесли завтрак, две служанки расставили фарфоровые тарелки, блюда и хрустальные бокалы.
Гарри заметил, что Поппи попросила лепешки, от их плоских пористых поверхностей шел легкий пар. Он принялся за собственный завтрак, состоящий из яиц-пашот на тосте, разрезая затвердевшие белки и размазывая мягкое содержимое по хрустящему хлебу.
– Вам не обязательно рано вставать, если вы этого не желаете, – сказал он, посыпая щепоткой соли яйца. – Большинство лондонских леди спят до полудня.
– Мне нравится подниматься с началом дня.
– Как хорошей фермерской супруге, – заметил Гарри, скупо улыбнувшись.
Но Поппи не выказав никакой реакции при этом напоминании, намазала лепешки медом.
Рука Гарри застыла с вилкой в воздухе. Он был очарован видом ее тонких пальцев, вертящих палочку с медом, тщательно наполняя все отверстия густой янтарной жидкостью. Осознав, что глазеет на нее, Гарри вернулся к своему завтраку. Поппи положила медовую палочку в маленький серебряный горшочек. Заметив сладкую капельку на большом пальце, девушка подняла его к своим губам и начисто облизала.
Гарри едва не подавился, потянулся к чашке чая и сделал большой глоток. Напиток обжег ему язык, заставив дернуться и выругаться.
Поппи рассеянно взглянула на него.
– Что-то случилось?
Ничего. Вот только смотреть на то, как жена поглощает свой завтрак, оказалось самым эротичным зрелищем, которое он когда-либо видел.
– Совершенно ничего, – хрипло ответил Гарри. – Чай горячий.
Когда он осмелился снова взглянуть на Поппи, та ела свежую клубнику, держа ее за зеленый стебель. Ее губы округлились в сладкую форму, пока она аккуратно откусывала спелую мякоть фрукта.
Поппи поднесла кусочек пропитанной медом лепешки ко рту, и озадаченно посмотрела на него:
– Вы себя хорошо чувствуете?
– Здесь слишком жарко, – раздраженно ответил Гарри, крамольные мысли роились в его мозгу. Мысли, в которых были мед, нежная женская кожа, и влажная розовая...
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – коротко ответил Гарри, горящий желанием отвлечься от своих мыслей.
В апартаменты осторожнее, чем прежде, вошел Джейк Валентайн и немного удивился, увидев, что Поппи сидит за столом и завтракает. Гарри подумал, что новизна ситуации потребует какого-то времени, чтобы к ней все привыкли.
– Доброе утро, – поздоровался Валентайн, испытывая неуверенность, обратиться ли только к Гарри, или одновременно поприветствовать и Поппи.
Она решила его проблему, простодушно улыбнувшись.
– Доброе утро, мистер Валентайн. Надеюсь, что сегодня в отеле нет никаких сбежавших обезьян?
Валентайн улыбнулся:
– Я о таких не знаю, миссис Ратледж. Но день ведь только начался.
Гарри испытал новое чувство: отравляющее душу негодование охватило его. Это была... ревность? Должно быть так. Он попытался подавить это чувство, но оно засело внизу живота. Он хотел, чтобы Поппи улыбнулась так ему. Он хотел ее игривости, ее очарования, внимания.
Помешивая чай, растворяя в нем кусочек сахара, Гарри холодно произнес:
– Расскажи мне о встрече с персоналом.
– В общем-то докладывать не о чем, – Валентайн протянул ему кипу бумаг. – Сомелье попросил вас одобрить список вин. А миссис Пеннивистл подняла проблему ножей и того, что мелкая посуда пропадает с подносов, когда гости заказывают еду в номера.
Гарри прищурился:
– А в столовой такого не происходит?
– Нет, сэр. Возможно, некоторые гости не могут брать посуду прямо из столовой. Но в уединении собственных комнат... ну, как-то поутру пропала вся посуда для завтрака. После чего, миссис Пеннивистл предложила, чтобы мы приобрели оловянную посуду специально для приватных ужинов.
– Мои гости будут есть оловянными ножами и вилками? – Гарри категорически покачал головой. – Нет, нам надо найти другой способ избежать мелкого воровства. Здесь не чертов постоялый двор.
– Я предполагал, что вы так скажете, – Валентайн наблюдал, как Гарри просматривает верхние листки. – Миссис Пеннивистл сказала, что почтет за честь показать гостиничные помещения и кухни и представить персоналу миссис Ратледж, если миссис Ратледж того пожелает.
– Я не думаю... – начал было Гарри.
– Это будет просто замечательно, – прервала его жена. – Прошу, сообщите ей, что я буду готова после завтрака.
– В этом нет нужды, – возразил Гарри. – Ты не будешь заниматься делами гостиницы...
Поппи повернулась к нему с вежливой улыбкой:
– Я и не думала вмешиваться. Но так как это будет мой новый дом, я бы хотела познакомиться с ним.
– Это не дом, – ответил Ратледж.
Их взгляды встретились.
– Конечно это дом, – не согласилась с ним Поппи. -Люди здесь живут. А вы не считаете это место своим домом?
Джейк Валентайн неловко переступил с ноги на ногу.
– Если вы дадите мне свой утренний список, мистер Ратледж...
Гарри едва расслышал его. Он продолжал смотреть на жену, размышляя, почему этот вопрос казался таким важным для нее. Он попытался объяснить свою точку зрения.
– Тот факт, что здесь живут люди, не делает его домом.
– У вас нет никакой внутренней привязанности к этому месту? – спросила Поппи.
– Ну, – неловко сказал Валентайн. – Я удаляюсь.
Никто из них не заметил его поспешного ухода.
– Эта гостиница, принадлежит мне, – ответил Гарри. – Я ценю ее по практическим соображениям. Но не испытываю к ней никаких сентиментальных чувств.
Ее голубые глаза изучали его, любопытные, и проницательные, и, как ни странно, сочувствующие. Никто прежде так не смотрел на Гарри. Он внутренне ощетинился.
– Вы провели всю свою жизнь в отелях, не так ли? – прошептала Поппи. – Никогда не жили в доме, где есть двор и растет дерево.
Гарри не понимал, почему это должно что-то значить. Он ушел от ответа, и попытался вернуть себе
