головой.
Заметив неподдельный интерес Поппи, незнакомец обратил ее внимание на картину, изображающую вальсирующие на балу пары. Перед ее удивленно распахнутыми глазами картина, казалось, пришла в движение: джентльмены повели своих партнерш в танце.
– Как это сделано?
– Принцип часового механизма. – Он снял картину и показал ей заднюю сторону. – Вот это прикреплено к маховому колесу той группы механизмов. А эти штыри работают, как передаточные рычаги... здесь... которые в свою очередь активизируют другие рычаги.
– Замечательно! – В своем энтузиазме Поппи совсем забыла, что нужно остерегаться и быть бдительной. – Очевидно, мистер Ратледж одаренный механик. Это напоминает мне биографию Роджера Бэкона, средневекового монаха-францисканца, которую я недавно прочитала. Мой отец был большим почитателем его трудов. Будучи монахом, Бэкон сделал много открытий в механике, за что некоторые обвиняли его в колдовстве. Там рассказывалось, что он как-то построил механическую бронзовую голову, которая... – Поппи резко оборвала свою речь, понимая, что заболталась. – Вот видите? Это то, что я всегда делаю на балах и суаре. И одна из причин, почему меня не выбирают.
Он начал улыбаться.
– Я считал, что это поощряется.
– Но не то, о чем я говорю.
Раздался стук в дверь.
Они оба обернулись на звук. Вернулась горничная.
– Мне нужно уходить, – беспокойно сказала Поппи. – Моя компаньонка будет очень расстроена, когда проснется и не будет знать, куда я пропала.
Темноволосый незнакомец одарил ее долгим внимательным взглядом.
– Я еще не закончил с вами, – сказал он с ошеломляющей небрежностью. Как-будто никогда и ни в чем не знал отказа. Как будто решил удерживать ее, пока он этого желает.
Поппи глубоко вздохнула.
– И все же, я ухожу, – сказала она спокойно и направилась к двери.
Он оказался там в то же самое мгновение, как ее рука потянулась к дверной ручке.
Тревога охватила девушку, она обернулась, чтобы быть к мужчине лицом. Быстрое, безумное биение пульса, зародившееся в горле, распространилось к запястьям и даже к лодыжкам. Он стоял слишком близко, его высокое, твердое тело почти касалось ее. Она прижалась к двери.
– Прежде, чем вы уйдете, у меня есть для вас небольшой совет, – сказал он мягко. – Молодой женщине небезопасно одной блуждать по гостинице. Не рискуйте так глупо снова.
Поппи напряглась.
– Это уважаемая гостиница, – сказала девушка. – Мне нечего бояться.
– Конечно, есть, – пробормотал он. – Сами убедитесь.
И прежде, чем она смогла осознать его слова, или пошевелиться, или хотя бы вздохнуть, мужчина завладел ее ртом.
Ошеломленная, Поппи застыла от его мягкого, обжигающего поцелуя, столь искусного в своей требовательности, что она упустила момент, когда раскрыла свои губы. Охватив ее лицо ладонью, он поднял ее голову выше.
Другая рука скользнула вокруг талии, прижимая ее тело ближе к своему, твердому и напряженному. С каждым вздохом Поппи все больше тонула в его соблазнительном аромате, состоящем из запахов янтаря и мускуса, льняного крахмала и кожи мужского тела. Она должна была бы сопротивляться... но его рот был настолько нежным, убедительным, эротичным, дарящим обещания и сулящим опасности. Губы мужчины скользнули по ее горлу и остановились в том месте, где бился пульс, а потом опустились ниже, даря ощущение скользящего шелка, отчего она задрожала, и отпрянула от него.
– Нет, – слабо прошептала Поппи.
Незнакомец взял ее за подбородок, вынуждая посмотреть на него. Они оба еще не отдышались. Когда Поппи встретила его ищущий взгляд, она заметила в нем что-то похожее на вспышку раздражения, словно он только что сделал для себя неприятное открытие.
Мужчина осторожно освободил ее и открыл дверь.
– Заноси, – сказал он горничной, которая ждала у порога с большим серебряным чайным подносом.
Служанка быстро повиновалась, слишком хорошо обученная, чтобы проявлять любопытство к присутствию Поппи в комнате.
Мужчина пошел, чтобы взять Доджера, который заснул на его стуле. Вернувшись со спящим хорьком, он отдал его Поппи. Она взяла Доджера с успокаивающим шиканьем, покачивая в руках, как в колыбели. Глаза хорька оставались закрытыми, они полностью слились с маской черного цвета, которая украшала его мордочку. Кончиками пальцев девушка чувствовала биение его крошечного сердца, шелковистость подшерстка под более жестким верхним мехом.
– Что-нибудь еще, сэр? – спросила горничная.
– Да, я хочу, чтобы вы проводили эту леди в ее номер. И вернитесь, чтобы сообщить мне, что она благополучно добралась.
– Да, мистер Ратледж.
Мистер Ратледж?
Поппи почувствовала, что ее сердце пропустило удар. Она оглянулась на незнакомца. Его зеленые глаза загадочно блестели. Он, казалось, смаковал ее неприкрытое удивление.
Гарри Ратледж... таинственный затворник – хозяин гостиницы. Который был совсем не таким, каким она его себе представляла.
Изумленная и расстроенная, Поппи отвернулась от него. Она вышла и услышала за собой мягкий щелчок закрывающегося замка. Как потешался он, развлекаясь за ее счет! Девушка утешала себя тем, что никогда больше не увидит его снова.
Она спускалась с горничной по лестнице... даже не подозревая, что все течение ее жизни только что изменилось.
Глава 3
(перевод – Паутинка, бета-ридинг – Ilona, вычитка – Фройляйн)
Гарри подошел к камину и засмотрелся на огонь.
– Поппи Хатауэй, – прошептал он, словно произносил волшебное заклинание.
Дважды он видел ее издали: первый раз, когда девушка садилась в карету напротив гостиницы, и во второй раз – на балу в отеле 'Ратледж'. Сам Гарри не участвовал в знаменательном событии, но имел возможность в течение нескольких минут наблюдать за ним с выгодной позиции – с балкона верхнего этажа. Несмотря на изысканную красоту и волосы цвета красного дерева, девушка не удостоилась его повторного взгляда.
Знакомство с ней оказалось настоящим открытием.
Гарри начал опускаться на стул, но заметил разодранный бархат и вылезшие комки обивки, оставшиеся после посещения хорька.
Его губы изогнула вымученная улыбка, и Гарри направился к другому стулу.
Поппи. Насколько безыскусной она была, рассматривая его диковинки, мимоходом обсуждая астролябию и монахов-францисканцев. Она рассыпала яркие грозди слов, словно разбрасывала конфетти. Излучаемая девушкой жизнерадостная проницательность должна была раздражать, но вместо этого дарила неожиданное удовольствие. Было в ней что-то особенное, что французы называют 'esprit' – живость ума и духа. А выражение лица... открытое, невинное и неискушенное.
Гарри ее хотел.
