Тайные разведки (военное шпионство)

запаса офицер, проживший перед войной в Сеуле около 10 лет. Это последнее обстоятельство придало ему первоначально большой вес в наших глазах, и добровольным его предложением мы поспешили воспользоваться. Ближайшим следствием этого явилась необычайная полнота сведений о противнике, с точностью до десятка определенные его силы, необыкновенная проникновенность даже в область его намерений. Фактическая проверка этих сведений разъездами зачастую обнаруживала однако их большую фантастичность, а ближайшее знакомство с этим офицером и его деятельностью убедило начальника отряда и штаб в полнейшем отсутствии сколько-нибудь основательной организации шпионства. Агенты оказались людьми случайными, а не заранее подготовленными, и вся разведка зиждилась исключительно на слепом к ним доверии, велась без системы и без уменья. Наконец, в заведующих разведкой не было ни призвания, ни энергии к такой сложной работе».

Тоже, или почти тоже, было у нас и в Маньчжурии: отсутствие системы, неподготовленность, случайный подбор работников и сверху, и снизу. «Все походило на то как будто мы, зная, что серьезные люди без тайной разведки войны не ведут, завели ее у себя больше для отбытия номера и очистки совести, чем для надобностей дела. Вследствие этого она играла у нас роль той же „приличной обстановки“, какую играет роскошный рояль, поставленный в квартире не имеющего понятия о клавишах»[49].

Дело начало налаживаться только после Мукдена, но… было уже поздно.

Из всего сказанного можно вывести следующие заключения:

1) При правильной систематичной организации шпионства в мирное время оно будет приносить плоды с минуты объявления войны[50] и до окончания ее. Необходимость постоянной осведомленности о намерениях и силах, как материальных, так и нравственных, своих соседей и вытекающая отсюда неизбежность шпионства сознаются всеми государствами и не много найдется таких, которые не применяли бы шпионства в более или менее широких размерах.

2) В военное время на фронте и на флангах противника тайная разведка дополняет войсковую, в особенности при затяжных действиях; в тылу противника, в области его предначертаний и его подготовительных к бою работ, тайная разведка незаменима войсковой.

3) «Весьма важно знать намерения противника, но еще важнее не обнаруживать своих»[51]. Надо помнить, что шпионство соседа, по образному выражению одного из авторов, писавших об нем[52], это гриб, подтачивающий гранит крепостной и съедающий сталь оружия. Поэтому каждый начальник обязан принять все зависящие от него меры, чтобы раскрывать неприятельских шпионов; а для успешного разрешения этой задачи необходимо хотя бы поверхностное знакомство с организацией шпионства.

II. Кто называется шпионом. — Категории шпионов и их характеристика. — Вербовка и подготовка шпионов. — Обращение со шпионами. — Управление шпионством

Не лишены интереса вопросы: в чем состоят шпионство и кто может быть назван шпионом? Они разрешаются различно. В общежитии под именем шпиона подразумевается лицо, прокрадывающееся под ложным предлогом в местность, занятую неприятельской армией, для сбора сведений о силах и расположении противника.

В таком же смысле высказывается немецкий юрист Блюнчли в своем труде «Volkerrecht»: «Шпионом считается тот, кто тайно или под ложным предлогом пробирается в район расположения армии, чтобы собрать сведения, полезные для противника, и сообщить ему таковые». По мнению Блюнчли тайный сбор сведений в мирное время об армии противника, о его крепостях и тому подобные действия, подсудные гражданскому, а не военному суду, не могут быть названы шпионством; «шпионство возможно только в военное время».

Почти такое же определение находим в декларации Брюссельской конференции, созванной в 1874 г. по почину покойного императора Александра II для выработки общеобязательных законов и обычаев войны: «Шпионом может быть признаваемо только такое лицо, которое, действуя тайным образом и подложными предлогами, собирает или только еще старается собрать сведения в местности, занятой неприятелем, с намерением об открытом донести противной стороне».

Тайный образ действия и ложные предлоги, т. е. обман — таковы существенные признаки шпионства, наказываемого по военным законам[53] .

Вышеприведенные почти совершенно тождественные определения по-видимому несколько односторонни, так как они предусматривают шпионство только военного времени. Гораздо более широкое определение дает Монтескье в своем сочинении «Дух законов»; по его мнению, шпионство заключается в подсматривании за фактами и положениями и в пересказывании таковых кому- либо, причем Монтескье причисляет также к шпионству всякие секретные изыскания одного государства в пределах другого.

Такое всестороннее объяснение более правильно. Разве секретный сбор политических данных, по существу самого деяния, отличается от сбора военных сведений? Весьма часто тайным политическим агентам приходится доносить о таких фактах, которые имеют исключительно военное значение. Где же граница между шпионством политическим и военным?

Итак, под шпионством приходится подразумевать факты и обстоятельства весьма различные. Единственное крупное отличие между ними заключается в том, что одни из них, как происходящие в мирное время, подлежат действию общеуголовных законов; другие, как происходящее во время войны, предусматриваются военными законами; но как первые, так и вторые деяния могут получить общее название шпионства, а лица, занимающиеся ими — общее наименование шпионов.

Можно ли считать шпионами офицеров, тайно пробирающихся к неприятелю для сбора сведений о нем? Ответ находим в статье 22-й Брюссельской декларации, которая гласить следующее: «Военные, проникнувшие в пределы действия неприятельской армии с целью рекогносцировки, не могут быть рассматриваемы как шпионы, если только они находятся в присвоенной им одежде (non deguises). He считаются также шпионами взятые в плен военные (и невоенные, исполняющие открыто свое поручение), на которых возложены обязанности по передаче депеш или известий, предназначенных их армии или неприятельской. К этой же категории принадлежат также взятые в плен воздухоплаватели, производящие разведки и поддерживающие сношения между различными частями армии или территории».

Впрочем, в 1870–1871 гг. германцы не всегда признавали воздухоплавателей военнопленными и обращались с ними, как со шпионами. С другой стороны, вследствие наступивших вскоре политических замешательств, проект Брюссельской декларации 1874 г. не был утвержден.

В нашем официальном положении о законах и обычаях сухопутной войны[54], основанном между прочим и на постановлениях трех Гаагских деклараций 1896 г., указано, что не считаются лазутчиками лица, посылаемые на воздушных шарах для передачи депеш или вообще для поддержания сообщений между различными частями армии или территории. Но о воздухоплавателях-разведчиках вовсе не упоминается.

Таким образом, во взглядах на этот вопрос возможно некоторое различие; постепенно же возрастающая роль воздушного флота вызовет несомненно пересмотр соответственных положений на следующей международной конференции.

«Шпион» — слово нерусское и происходит от французского epier (бывшее