Толчук поклонился арке.
— Но я не дух, я не могу пройти сквозь камень.
— Тебе и не надо быть духом.
— Тогда как же?
Ответа не было, но от двух старцев, стоявших по бокам арки, вдруг послышалось какое-то низкое гудение, которое проникало, казалось, в самый костный мозг Толчука. У него закружилась голова, в ушах зазвенело, а камень сердца в руке быстро запульсировал, как кровь в сердце. Юный огр поднял глаза и увидел, что арки перед ним больше нет. Вернее, она все так же находилась перед ним, но почему-то Толчук точно знал, что это всего лишь иллюзия, галлюцинация, обман, отражение скалы в неподвижной воде.
Гул все нарастал, камень в его руке стал тянуться к Вратам, как дитя тянется к матери холодной ночью, и от этого ноги Толчука сами приподнялись над полом, огры внизу исчезли, а он все продолжал подниматься прямо к вершине уже несуществующей в действительности арки.
Но стоявший в середине старец еще был виден, и Толчук явственно услышал его слова:
— Слушайся камня сердца. Пусть почерневший, он все же являет собой наше сердце. Слушай его, и он приведет тебя к цели.
Слова достигали его ушей, но расслабленное сознание отказывалось проникнуть в их смысл. Толчук перестал слушать, он поднимался все выше, и гул становился все громче. Вот он уже коснулся арки, рука его провалилась в воздух, но огр уже верил, что Врата вынесут его туда, куда нужно и, закрыв глаза, совершил первый шаг — первый шаг на пути к освобождению своего народа — шаг к вере.
Он прошел сквозь дымку Врат, гул смолк, но тут же мгновенно сменился рычанием зверя, жаждущего крови.
Когда сниффер прыгнул, Могвид бросился в глубину навеса, а Фардайл, оскалившись, уперся ногами в скалу. Он тоже рычал, причем так, Могвид мог признаться, что никогда не слышал от брата ничего подобного. Рев Фардайла леденил кровь и останавливал сердце. Даже сниффер приземлился раньше намеченной цели.
Теперь они стояли друг против друга — волк и сниффер, стояли, опустив головы, обнажив клыки и выискивая друг у друга единственно верное слабое место.
Могвид скрючился, едва дыша. Одарила молния, на секунду осветившая все вокруг зловещим призрачным светом. Дождь заливал обоих противников. Сниффер, будучи вдвое выше, нависал над Фардайлом, как гора, и острые, как бритва, клыки, могучие когти и нескрываемая дьявольская злоба не оставляли сомнений в том, за кем останется это поле битвы. Вопрос теперь заключался лишь в том, как далеко сможет убежать Могвид, пока сниффер расправляется с его братом. Он завертел головой в поисках выхода из этого убежища, превратившегося в ловушку.
Неожиданно, без всякого предупреждения, повинуясь какому-то инстинкту, оба противника бросились друг на друга. Вверх полетели клочья черной шерсти и обрывки багровой кожи, послышались хрип и лязг челюстей. Зубы и когти терзали живую плоть.
Могвид лихорадочно искал выхода из-под навеса и уже почти совсем сумел вскарабкаться наверх, как дерущиеся вдруг оказались совсем рядом с ним, и от вида льющейся крови ему стало дурно. Сайлур снова упал вниз. Кровь действительно лилась ручьем по шкуре Фардайла, и понять, его ли она или чужая, Могвид не мог. Впрочем, и без этого было ясно, что долго продержаться брат не сумеет.
В следующее мгновение сражающиеся откатились, открывая Могвиду путь к спасению, и он стал тихо красться, держась за край скалы. Холодный дождь снова полоснул по его коже, но он уже не обращал внимания на боль и, глядя одним глазом на Фардайла, другим искал тропу, ведущую прямо в горы. Однако только он хотел на нее выйти, как его вновь остановило какое-то движение.
Сверху вдруг пролетел огромный камень и рухнул прямо рядом со сражающимися. Звук удара на мгновение заставил их прекратить бой. Волк и сниффер застыли, каждый держа окровавленные клыки на горле другого.
Но камень непостижимым образом ожил и оказался огром.
Могвид вновь бросился назад и забился в самый дальний угол своего укрытия. Фардайл, ковыляя на трех лапах и держа поджатой правую переднюю, встал так, чтобы перекрыть огру путь к брату.
А спустя несколько секунд Могвид увидел, как сниффер, самый непобедимый и кровожадный хищник Западных Равнин, оказался разорванным руками огра на дымящиеся куски мяса.
Весь в крови, опутанный внутренностями сниффера, с окровавленной мордой и желтыми клыками огр повернулся к волку и с чудовищным акцентом прокричал на языке жителей равнин:
— Кто вы и зачем вторглись в наши владения?
Толчук отряхнул с себя останки лесного зверя, на какое-то время насытив свою жажду крови, охватившую его, когда он услышал неистовый, жаждущий крови рык. Ему очень хотелось запустить когти и в волка, по-прежнему стоявшего поодаль, с высунутым и покрытым пеной языком. Запах крови с его железистым привкусом мутил огру голову. Он даже вспомнил многочисленные разговоры воинов трибы о
Толчук чувствовал, что сердце у него готово вырваться из груди; громовые удары вокруг казались всего лишь игрушкой по сравнению с грохотом собственного сердца. Кровь взывала к новой крови.
Он честно боролся с собой. Теперь было не время для кровавых действий. День уже начался ею, и вот теперь несчастный Финшва лежит на полу пещеры мертвых. И решение укротить себя стало в Толчуке еще сильнее.
Он видел и скрючившегося под навесом человечка, и охранявшего его волка, и потому как-то неожиданно для себя заговорил на том универсальном общем наречии, который в ходу среди всех племен, населяющих горы. Ему было очень трудно произносить слова, ибо горло огров не приспособлено для речи. Обычно они больше пользуются жестами, позой, ворчанием, но сейчас Толчук понимал, что если Врата духа вынесли его именно сюда и сейчас, то это неспроста. Он вспомнил слова Триады о том, что благодаря арке он окажется там, где ему быть необходимо. К тому же он увидел человека. Люди редко осмеливались заходить на территорию огров и не бывали там столетиями. А черепа тех, кто приходил, до сих пор украшали пещеру барабанов войны. И потому Толчук с трудом, но все-таки заставил себя спросить у этих двоих — кто они и что им здесь надо.
Но в ответ он получил лишь низкое рычание волка. Правда, в нем не было угрозы, а всего лишь вежливое предупреждение.
Более того, в этом ответе Толчук почувствовал, что от этих двоих ему и его стране не исходит никакой угрозы. Они всего лишь просят, чтоб их оставили в покое. Но понял он и то, что, как бы то ни было, для него самого это — не простая встреча. В ней был какой-то смысл и, возможно, она предполагала необходимые на его пути последствия.
— Не бойтесь, — сказал он тогда медленно и внятно. — Подойдите. Говорите.
Эти простые слова почему-то смутили волка. Толчук видел, как он быстро глянул в сторону скорчившегося человека. А когда он снова встретился с янтарными волчьими глазами, то произошло нечто странное — огр увидел, что разрез глаз у зверя точно такой же, как у него самого. И что это совершенно неестественно ни для волков, ни для огров! Кроме того, Толчук прочитал в этих миндалевидных глазах разум, ничуть не уступающий его собственному.
И в голове у Толчука каким-то непонятным образом возникла картина, словно он вдруг связал воедино обрывки давнего сна:
Могвид так и продолжал лежать в глубине скального навеса и не поддавался на уговоры Фардайла выйти и посмотреть на глаза этого странного огра. Что было говорить, чужак снаружи был явно не сайлуром, и незачем было рисковать. Выйти и оказаться в досягаемости этих страшных рук и зубов? Нет, он лучше останется здесь и умрет от истощения, чем его руки и ноги окажутся так же разбросанными по скалам, как это только что случилось со сниффером.
Но дальнейшие слова огра заставили-таки его задуматься.
— Как это так выходит, что твои волчьи мысли вдруг оказываются у меня в голове? — спросил огр натужно, словно в глотке у него ворочались камни. — Что это за шутка такая?
Значит, огр слышал Фардайла? Могвид незаметно для себя подполз ближе и выглянул. Дождь перестал,
