руки и ноги немели. Вязкая тьма сгущалась вокруг, и бродяга медленно, но верно уходил под волны.
И опускаясь на дно, он уже почти не боролся, — не потому что не было сил, но потому, что в душе старый воин уже смирился с судьбой. А Эррил был человеком дела и не любил лишнего. Большую часть сил он истратил в борьбе, — зачем тратить теперь остатки впустую? Жонглер просто открыл глаза и стал смотреть в окружавшую его подводную мглу. Течение медленно относило его в зеленоватое болото. Слово «
До слуха его донеслись голоса:
— Что она делает?
— Брось кинжал!
— Нет, сердце не бьется, не бьется!
— Он мертв!
— Нет!
Эррил знал, что все эти слова имеют какое-то отношение к нему, но тьма все сильнее заволакивала мозг и черным дымом начинала клубиться под черепом. Голоса превратились в шепот. Он напряженно вслушивался, но ничего больше не мог разобрать, и только чернота вокруг вдруг стала зеленоватой по краям, и невыносимый холод подбирался к сердцу. Почему же так холодно?
Этот безмолвный вопрос вызвал вдруг к жизни еще один голос, которого бродяга не хотел слышать, ибо он требовал слишком многого, слишком невозможного:
— Борись… держись… Не оставляй меня…
Неужели он когда-то знал этот голос? Но думать было трудно, и Эррил предпочел отдаться на волю черных потоков, уносивших его все дальше. Теперь ничто более не имеет значения.
Наконец, он отправился к вечному успокоению.
Но внезапно яркая вспышка все же нарушила тьму и вонзила в него свои безжалостные когти. В крови закипели пламень и лед, и Эррил вновь разрывался меж ними. О, никогда он еще не испытывал такой муки! Все раны, вся боль, какие он когда-либо испытал за эти пять столетий, теперь вернулись к нему и терзали его. Страшный коготь выхватил жонглера из спасительной черноты, и Эррил вскрикнул. Нет! Он и так страдал слишком много, и последними усилиями попытался освободиться от когтя, снова упасть в темноту забвения и, наконец, умереть спокойно. Но его не отпускали.
Вокруг него горел свет, отгоняя черноту от сознания и закрывая его от зеленоватых ядовитых течений, а они таились вокруг, словно только ожидая момента, когда свет исчезнет и можно будет снова окутать Эррила смертельными объятиями.
Перед глазами бродяги заплясали уже совсем непереносимые вспышки света, завивающиеся в высокие стройные спирали, и Эррил почувствовал, что уже снова может двигать веками. И вот уже спирали плавно и медленно превратились в лица.
Старый воин увидел склоненную над ним Елену, Бола за ее плечом и рядом с ними Крала.
— Ты спасла его! — первым восхищенно выдохнул Крал. — Ты вылечила!
Лицо Елены было бледным, и тонкая кожа обтянула кости, как у мумии. В ее влажных глазах плавали отголоски его боли. Она отняла от его руки свою, и Эррил увидел, что обе их руки в крови. Ее большой палец был разрезан до основания. В другой руке она все еще продолжала держать кинжал, тот ведьминский кинжал, который так окрестил еще у себя в доме Бол.
— Нет, — горько ответила девушка сквозь слезы отчаяния. — Я не могу его вылечить!
Эррил попытался сесть, будучи уверен, что из этого ничего не выйдет, и очень удивился, когда это удалось. Более того, с помощью заботливых рук Крала он сумел даже встать на ноги. В глазах у бродяги в последний раз промелькнули остатки тьмы, но и они растаяли с первыми глотками воздуха.
Рядом лежал на полу железный ключ, снова принявший форму простого куска железа. Никакой связи с ним Эррил больше не чувствовал. Он наклонился и подобрал его, плотно зажав в руке, чтобы успокоить головокружение.
Крал порывисто обнял воскресшего однорукого воина:
—
Но Елена покачала головой и позволила дяде перевязать свою пораненную руку.
— Просто моя кровь оплатила еще немного времени, — прошептала девушка горько, но твердо, — И ничего больше. Ему нужен отдых и настоящий врач, или он скоро умрет.
Крал все еще сомневался:
— Но сейчас-то он жив! А это главное. Правда, все может измениться к худшему, если мы не выберемся отсюда как можно скорее.
— Но как? Куда? — растерянно спросил Бол, закончив перевязку и теперь с надеждой глядя на племянницу. — Домой нельзя — там нас ждут скалтумы.
— И карабкаться снова вверх с тяжелораненым на спине невозможно, — окончательно расстроился горец.
— О-оставьте… меня… — с трудом пробормотал Эррил. Но на эти слова, конечно же, никто даже не обратил внимания.
— Мой брат говорит, что чует другой выход, — неожиданно подал голос огр, сидевший дальше всех от Елены. — Вон там.
Эррил с трудом повернул голову. Волк тоже вытянул морду в сторону второго туннеля, того, откуда появился мастер Риалто. Раздувающиеся ноздри волка явно говорили, что он чует свежий воздух.
— Он говорит, что там знакомый запах, — перевел огр. — Запах его брата Могвида.
Какой-то непонятный звук вывел Могвида из полусонного состояния. Человек-сайлур открыл один глаз, но не поднялся, думая, что это опять куда-то пошел Рокингем. Но Рокингем по-прежнему сидел на месте, делая очередной факел из веток и рубашки. Факел был воткнут в расщелину в камне, и его пламя танцевало по стенам. Его явно хватило бы до рассвета, но предусмотрительный Рокингем делал еще несколько про запас.
Могвид пошевелился, и Рокингем скосил на него глаза:
— А, проснулся, соня, — по обыкновению насмешливо протянул он. — Утро близко, но пока еще можешь…
Но Могвид остановил его, подняв руку:
— Мне кажется, я что-то слышу, — прошептал он и осторожно поднялся.
— А я ничего.
— Но ваш слух не настолько тонок, — Могвид стал красться вдоль стены к выходу из туннеля, склонив набок голову и прислушиваясь. Однако было тихо. Может быть, этот шум ему только приснился?
Но у входа в четвертый туннель Могвид снова услышал шорох, словно кто-то царапал стену. Человек- сайлур замер. Звук повторился, и тогда он махнул Рокингему рукой. Тот мгновенно и беззвучно подошел. Когда звук повторился, Могвид глазами показал Рокингему на его источник, но тот жестом дал понять, что так ничего и не слышит.
Перед глазами Могвида промелькнули ужасные видения того, кто напал на брата и растерзал его. Крик Фардайла снова зазвенел у него в ушах, и он невольно отшатнулся.
— Так что ты слышишь? — хотя и шепотом, но для Могвида очень громко спросил Рокингем.
— Не знаю. Слишком далеко. Может, лучше посмотреть, не ушли ли скалтумы? — и человек-сайлур с тоской посмотрел в сторону выхода из пещеры. Ведь там, в глубине, могут оказаться чудовища еще и похуже.
— Вроде, и я теперь слышу, — вдруг подтвердил Рокингем. Могвид сделал еще шаг назад:
— Кажется, голоса!
Слава небесам! Чудовища ведь, кажется, говорят редко! По крайней мере, те чудовища, о которых думал Могвид. Слова Рокингема придали ему смелости, он заставил себя забыть про крик брата и снова прислушался. До него действительно долетели обрывки разговора откуда-то снизу. Разобрать слова было еще невозможно, но уже явно звучал тот общий язык, на котором говорили люди, а не чудовища. Сердце Могвида забилось от радости. Много народу это лучше, чем двое, в компании выжить всегда легче.
Неожиданно снизу раздался взрыв хохота. Могвид и Рокингем переглянулись. На душе у человека- сайлура совсем полегчало — как хорошо услышать смех в этом мрачном подземелье! Но глаза Рокингема
