не привыкли к новым условиям. Воздух втягивали в себя с глубоким свистом и хрипом, а их грудь при этом высоко вздымалась. Интересно отметить, что дышали Центавры не через хобот. Органом дыхания у них служили две широкие жаберные щели, расположенных по краям головы, как у рыб. Однако они могли впускать и выпускать воздух также и через хобот, что делали главным образом во время разговора.
Во всем же остальном их строение более или менее приближалось к строению человеческого тела. Самым серьезным различием следует считать отсутствие скелета: вместо скелета их тело было покрыто снаружи твердыми мелкими чешуйками блестящего песочного цвета, и то, что у них было по четыре пальца на каждой «руке» причем пальцы имели вид длинных, гибких щупальцев, кроме того у них отмечалось более высокое развитие органов чувств.
Именно из всех пяти чувств только вкус у них развит слабее, чем у человека; все же остальные были развиты гораздо лучше, а кроме того они обладали еще и добавочными чувствами («шестое» и «седьмое» чувство), такими, о каких мы не имеем и понятия.
Так они могли видеть все, что происходит позади их. Ясно, что глаза их не играли тут никакой роли, и потому даже самый глагол «видеть» в данном случае не совсем уместен, было бы правильнее сказать — ощущали. С помощью этого чувства они могли «видеть» даже в глубокой темноте. Основываясь на последнем факте, профессор Иегер пришел к выводу, что это новое чувство регулируется не световыми волнами, а какими-то иными, — быть может, электромагнетическими.
Другое неизвестное нам чувство заключалось в их умении сразу и безошибочно определять химический состав тел путем простого ощупывания этих тел своей змеевидной рукой.
Возможно, что у них имелись еще и другие чувства, которых мы не смогли отметить, и с помощью этих семи-восьми чувств они познавали мир гораздо лучше, полнее и разностороннее, чем мы со своими пятью чувствами. Быть может, обладай мы всеми их чувствами, и мир предстал бы перед нами в совершенно ином виде, чем сейчас...
Вот каковы были главные физические особенности существ, прилетевших из глубины вселенной.
V
За недостатком времени, при наличии плохих усовершенствований для переговоров, комиссия нередко не могла уяснить, понять многих сообщений Центавров.
В частности мы совершенно не смогли понять их отвлеченных научных рассуждений. Их «лекция» о построении междузвездного ядра осталась для нас навсегда непонятной. Не помогло даже то, что незадолго перед этим целая комиссия из специалистов-техников осматривала и изучала ядро во всех его деталях.
Следует, однако, отметить, что ядро для «внутренних», т. е. междупланетных, перелетов было изобретено Центаврами очень давно и с помощью этого ядра они еще сотни лет тому назад пересекли всю свою планетную систему, которая, к слову сказать, состояла всего-навсего из четырех громадных планет, и изучили и заселили эту четырехпланетную систему от края до края. Академик Лавровский остроумно заметил, что теперь эти четыре планеты известны Центаврам, как свои четыре пальца.
После этого их взор обратился и на соседние звездные системы. И неудивительно, что первая же «внешняя» поездка была совершена ими к нашему Солнцу, являвшемуся наиболее близкой звездой к Альфе Центавра.
Точно также не случайно, а со строгим расчетом направили они свое ядро именно на Землю. Судя по некоторым признакам, они решили, что Земля должна быть обитаемой, и этот расчет их не обманул. Что почувствовал бы человек, если бы он случайно попал на одну из планет системы Альфа Центавра? Вероятно, подумал бы, что видит сон. И много дней прошло бы, пока он не убедился бы, что все окружающее его — не сон, а явь.
Все наши понятия о красоте мира, о социальном укладе жизни, о взаимоотношениях разумных существ не имеют места на планетах Альфы Центавра.
Зелень? Ее там нет. Растительность имеет ярко-синий цвет, лишь изредка переходящий в небесно- голубой. Она не растет на поверхности почвы, а свободно носится по воздуху, черпал свою пищу исключительно из атмосферного кислорода и углерода.
Лунные ночи? Их тоже нет. Альфа Центавра состоит из четырех громадных солнц, два из которых по своим размерам больше, чем наше собственное[1]. Ее планеты движутся вокруг этих солнц не по кругу, а по кривом линиям, напоминающим восьмерку или девятку. Вычисление их орбит — невообразимо трудно, и самые лучшие наши математики почувствовали бы там некоторое смущение. Нередко планеты заходя между двумя солнцами, и потому ночей там не бывает совершенно: не успеет одно солнце зайти за горизонт, как на смену ему выходит другое, а иногда выпадают моменты, когда на небе красуются все четыре солнца сразу...
Это — мир, буквально затопленный светом. Там так светло, что из-за этого яркого, ослепляющего блеска мы в первое время, вероятно, ничего не смогли бы разглядеть вокруг себя. И тем темнее, тем беднее должна была показаться Центаврам наша земля, такая сумрачная и печальная по сравнению с их сверкающим миром.
Все четыре солнца Альфы Центавра — разноцветные. Одно из них — белое, другое — желтое, третье — пурпурно-красное и четвертое (меньшее) — синее. Сутки там отмечаются не сменой дня и ночи, как у нас, а сменой окраски всего видимого мира... Когда на небе сияет синее солнце, все предметы, окрашенные его лучами, кажутся тоже синими; затем на смену синему выходит желтое солнце, и мир медленно начинает зеленеть, — синие лучи смешиваются с желтыми, пока желтый цвет не восторжествует.
Потом на все предметы начинает набегать пурпурный оттенок, — это показывается из-за горизонта красное солнце. И здания, и растительность, и громадные живые существа, — все это принимает мало- помалу красный цвет, как будто мир медленно заливается кровью... На небе появляется зловещее зарево, красные блики мерцают в воздухе, багровые тени бегают по земле...
Но вот выступает на сцену гигантское белое солнце, и весь мир, только что колыхавший в крови, тонет в его ослепительно-белых лучах...
А какая пестрота красок царит вокруг, когда на небе сияют все четыре солнца! Каждый предмет, каждое живое существо отбрасывает от себя сразу четыре тени. Красные, желтые, синие и белые блики перебегают с места на место, окрашивая все в свои цвета. Разноцветные лучи сплетаются между собой, преломляются и раздробляются в сверкающей воде, рассыпаясь на тысячи огней, создавая дивную гармонию теней и красок...
А жизнь Центавров, — разве она сама по себе не достаточно диковинна и необычна? У них так тепло, что нет никакой надобности в одежде, и они даже незнакомы с ее употреблением. У них нет городов, — нет вообще никаких скоплений жилищ. Их дома разбросаны по всей поверхности планет, на большом расстоянии друг от друга, кутаясь в ярко-синей воздушной растительности...
Их наука имеет колоссальные достижения во всех своих отраслях. Об этом можно было судить хотя бы по межпланетному ядру. Но получить более подробные сведения от них не удалось. Социальный строй также остался неизвестным. Высказывалось много предположений, но точно нельзя было узнать ничего.
Раз один из Центавров сидел полусогнувшись посреди поля, перед специально выстроенной трибуной. Он глядел на нас своими круглыми, немигающими желтыми глазами, его змеевидные лапы обвивались вокруг его гибкого туловища, а из хобота вырывались глухие, протяжные, медленные звуки: гигант рассказывал нам о своем мире.
Мы были взволнованы и потрясены, а он смотрел на нас без признаков какого-либо душевного волнения. В нем нельзя было заметить ни насмешки, ни гордости своей мощью, ни скуки или тоски о покинутом мире... Его воспоминания не пробудили в нем никаких внутренних переживаний. Необыкновенный рассказ был сух и автоматичен...
Кто знает, быть может под бесстрастной наружной оболочкой они умели таить глубокие переживания...
Без тени иронии сообщил он нам, что вокруг нашего солнца вращается не восемь планет, как мы думали до сих пор, а целых одиннадцать.
