– Конечно, жив, Мария Ефимовна. Ведь я же вам писала. Он просил меня узнать, как вы живете, и вообще… дать знать.
Мама так и сияла. Лицо ее порозовело, глаза блестели, и Белка даже удивилась: на щеках мамы она увидела ямочки, которых до этого не было, хотя вообще-то, сколько я помню маму, у нее всегда были ямочки.
Маме, конечно, не терпелось узнать, где я сейчас. Но на этот-то вопрос Белка ответить отказалась. Мама рассердилась, стала кричать:
– Скажешь ли ты, злая девчонка, где он?
– Не могу, – твердила Белка одно и то же. – Я дала клятву.
– Ну, это мы еще посмотрим! – пригрозила мама. – Я сведу тебя сейчас в милицию.
– А что вы меня пугаете милицией? Мой папа всегда говорит маме: «Не надо пугать детей милицией. Надо, чтобы дети любили милицию, а не боялись». В милиции меня сразу поймут, а вы не понимаете… Я же клятву дала…
Мама совсем из сил выбилась:
– Ну что мне с тобой делать! Неужели ты не понимаешь мое состояние? Ведь я потеряла Васю, совсем потеряла, его уже из домовой книги выписали, а ты знаешь, где он, и не говоришь.
– Нельзя, потому и не говорю.
Мама взглянула на Белку даже с ненавистью:
– Так зачем же ты сюда пришла? Мучить меня пришла?
Белка расплакалась:
– Ну зачем вы так? Я пришла к вам с добром, а вы…
Маме или жаль стало Белку, или она хотела воспользоваться тем, что та раскисла, и узнать, где я нахожусь, но только, подойдя к Белке, мама обняла ее, начала гладить по рыжим волосам.
– Зачем же ты все-таки, глупенькая, опять пришла? – ласково спросила она.
Белка совсем расстроилась и заплакала еще сильнее.
– Я пришла… чтобы сказать… Белотелов этот – предатель. Он… бумагами Павла Васильевича торгует… Продает их… толстому… за доллары, потому, что… рублями, говорит, сундуки оклеивать… будут…
Мама ничего из подобного бормотания понять не могла, но насторожилась. Видимо, Белотелов и у нее поперек горла стоял. Когда Белка успокоилась и рассказала вразумительнее о том, что узнала в подъезде, мама даже вскрикнула от возмущения:
– Подлая тварь! Так вот кто затесался в друзья к Павлу Васильевичу! Он ждет немцев, выходит. Выкрал документы на Золотую Долину и продает какому-то американцу!
– Мария Ефимовна! – пустилась на хитрость Белка. – Я вам все расскажу, только вы выполните сначала мою просьбу.
Она попросила маму сходить в НКВД к капитану Любомирову и рассказать обо всем, что узнала сегодня о Белотелове.
Мама сразу стала одеваться. Она велела Белке немного посидеть в квартире, расцеловала ее и вышла.
Белка с облегчением вздохнула. Ну, думает, теперь я два дела сделала: и в НКВД о Белотелове сообщила, и от Марии Ефимовны вырвалась.
Она послушала, как мама стучит каблуками, и, когда хлопнула дверь, заторопилась убегать.
Но дверь была заперта: мама нарочно сильно хлопнула ею, чтобы американский замок автоматически щелкнул и Белка не смогла убежать.
Вот тут-то Белка и начала метаться. Она кричала, чтобы ей открыли, но, видя, что все бесполезно, вышла на балкон и стала думать, сильно ли она разобьется, если прыгнет с четвертого этажа.
А по тротуару около дома шли в это время двое. Белка узнала Никитку и Мишку: они возвращались с тракта.
Услышав Белкин голос, ребята сломя голову бросились вверх по лестнице.
– Откройте! – шептала она в щелочку. – Мария Ефимовна арестовала… Только скорее, а то она придет, и тогда будет плохо.
Ребята тут же убежали, принесли вскоре целую связку ключей и начали подбирать к замку.
Ни один не подошел.
– Ну, ясно! Замок-то американский!
– Американский? – воскликнул Мишка. – Тогда все очень просто.
Он вынул из кармана перочинный нож, сунул в скважину, повернул, и дверь открылась.
Белка выскочила из нашей квартиры, дверь снова захлопнули.
Когда все выбежали на улицу, Мишка и говорит:
– У американцев все такое, как этот замок. Снаружи мудреное, а вставишь простой гвоздь – чик! – и открылось. Липа!
– Это правда, – заметил Никитка. – Возьми хоть их свиную тушонку, которую они нам привозят. С виду –
