— Благодарствую. Но только за твое здоровье. Живи тыщу лет!
— Спасибо, друг!
НАПРАСНОЕ ХВАСТОВСТВО
Чем тебя удивить…
Может, смертью своей?
Но, кончен бал, хорошего понемножку, пора и домой. Уже и мент хмурый поблизости прохаживается, высокомерно и подозрительно оглядывая странную парочку. Сейчас потребует документы, а у Василя с ними беда — недавно потерял паспорт, напился в дребодан и потерял. А без бумажки… Да и свежо что-то стало, а зачем чтобы хмель так быстро выветривался?
Взяв под руку дружка, он не очень твердо, но вполне уверенно, пошел до дому. Так он теперь называл убежище — домом, ибо домашний он все-таки человек, не может долго жить без своего угла. Это так кажется, разгуляй поле, все трын-трава, а потом понимаешь смысл жизни — сидеть на мягком диване в махровом халате, пить горячий кофе и смотреть телевизор. А если есть дом, должна быть и семья. И Ганин, да не подумайте ничего дурного, чем-то подходил под это определение.
Уже в убежище, Василь решил продолжить потребление горячительных напитков — не хватило самой малости для полного кайфа. А под топчаном у стены заначка спрятана, а разве бывает заначка у алкаша? Вот то-то!
Вместе с возлияниями продолжилась и беседа. Василь панибратски хлопал Ганина по плечу, называл коллегой и дружбаном и всячески демонстрировал их равенство и братство. Ганину это не нравилось — да, волей судеб он попал в неприятную ситуацию, да, благодарен за гостеприимство, но все-таки они с Василем из разных социальных групп, из разной жизни. Разве не видно, что разных полей ягоды?!
Но, как не стремился Ганин провести грань, это не получалось. Никак не хотел Василь завидовать уютной квартирке, куда скоро вернется Ганин, не хотел завидовать его «активной» переписке со светилами науки( тут Ганин наврал), ни упоительному траху с соседкой Розочкой — красавицей и умницей( тут Ганин наврал вдвойне). На все эти «богатства» и на их «счастливого» обладателя Василь смотрел, как на ребенка, гордящегося своими сокровищами — цветными стеклышками и пластмассовыми бусинками. Он-то знал толк в настоящих, истинных ценностях.
Гордый и даже заносчивый вид этого неудачника, этого конкретного отброса общества; уже просто бесил Ганина. Ерунда, конечно, но обидно, что не хочет проклятый бомж признавать его социальный приоритет. А ведь он почти великий ученый!
— Василь, а ты знаешь, например, из каких частей состоит глаз?
— Какой еще глаз?
— Обычный человеческий глаз.
— Не знаю. Глаз и глаз.
— Неправильно. Глаз состоит из сетчатки, роговицы, глазного яблока. А ты знаешь, как работает печень?
— Слушай, плевать я хотел на печень. Работает и пускай работает, пока не отвалится.
Да, в такой ситуации без хода ферзем, приводящим сразу в дамки, не обойтись:
(— ну ладно, Рептилия, а что ты скажешь на мою историю? хоть разок с тобой случалось что-нибудь подобное?)
Действительно, мало кто может похвастать укусом вампира, а Ганин мог. Вот он, рядом с шейной веной, след от зубов. Слава богу, еще не зажил.
Рептилия слушала удивительную историю, открыв жабры и даже забывая прикладываться к заначке. Когда речь зашла об амулете, сорванном смелым биологом с груди двухметрового монстра, Ганин решил окончательно добить собеседника, послать в нокаут:
— Сейчас я кое-что покажу. Кое-что занятное.
Он резво подбежал к рюкзаку, словно боясь, что сам передумает. Выхватил из бокового кармана амулет, для пущей маскировки завернутый в грязные трусы и сунул под нос Василю с видом Чингачгука, демонстрирующего вражеский скальп:
— Вот он, как на ладони…
Эх, знать бы, когда и где мы ступим на ту проклятую шкурку того проклятого банана, на которой поскользнемся и сломаем шею. Тогда обойдем ее за километр, а лучше попросим на это время связать нам ноги и приковать к кровати. Нет, лучше к батареи. Такая вот элементарная мудрость. К чему это я? А к тому, что гордая демонстрация Ладони явилась именно той банановой шкуркой, той самой роковой ошибкой, ибо столь замысловатая вещица неожиданно вызвала у Василя острый приступ жадности. Приступ совершенно неодолимой жадности!
Да, он неоднократно видел роскошные иностранные машины, словно огромные лакированные рыбы, мягко скользящие по улицам. В них катили ни в чем не сомневающиеся отцы жизни со своими ослепительными длинноногими подружками. Во время ночных бродяжьих прогулок ослепляли Василя огни дорогих ресторанов с экзотическими кушаньями, рядом с ним, брезгливо морщась, проходили расфуфыренные дамы в роскошных шубах и вечерних платьях от Версаче. Но и они не заставляли трепетать его сердце, словно прозябал он не вынужденным советским бомжем, а шиковал парижским сознательным клошаром.
Он действительно не завидовал ганинским квартире и потаскушке, но эту бесполезную вещь Василь неожиданно захотел, захотел всеми фибрами души, всеми её тайными струнами. У любой души есть дно, запретные и черные углы, бездна. И именно бездна взбунтовалась в душе Василя, заклокотала, как лава в жерле вулкана и выставила свои условия перемирия:
Вещь, талисман, амулет — что бы это ни было и каким бы словом ни называлось, ОНО должно принадлежать ему и висеть на стенке в убежище над полкой с коллекцией. Любым путем, любой ценой…
И Василь услышал бездну, воспринял ее аргументы. За Ладонью стоял настоящий сатанизм, не притянутый за уши, как хвост ящерицы или череп кота. Все предыдущее было прелюдией, кратким предисловием, но только сейчас начинается настоящая КНИГА.
Тщеславный и ничего не подозревающий Ганин тем временем безуспешно колдовал над допотопной керосинкой, пытаясь ее зажечь. Огонек, между тем, раз за разом задувался невесть откуда взявшимся сквозняком:
(— опять Рептилия обвинит мои кривые руки — и бутылку не могу открыть без штопора, и огонь развести… да не специалист я в этой допотопности!)
Конечно, неприятно оправдываться, но мелкая эта неприятность меркла в сравнении с произведенным эффектом, воздействие которого чистосердечный Василь даже и не пытался скрыть:
— Вот это да!
(— ну что, «коллега», утер я тебе нос!)
Ганин же всем видом показывал, что ничего особенного сейчас не рассказал, что таких историй у него в запасе навалом. Он мурлыкал под нос:
— Гори, гори ясно, чтобы не погасло…
А Василь, тем временем, напряженно соображал, как сподручнее укокошить счастливчика саперной лопаткой — единственным реальным оружием, находящимся в убежище, чтобы затем завладеть заветным амулетом:
(— если прямо по голове шарахнуть, так мозги разлетятся — потом противно соскребать со стен, а если по телу, так жирноват больно, сразу не помрет…)
Ну а если вообще не убивать? Попытаться заполучить желанный объект мирными способами: попросить, затребовать в качестве арендной платы, выкрасть и перепрятать. Но не так должен достаться амулет, совершенно не так — через смерть, через кровь, через зло. Преступление, насилие над тем, кого называл другом, обман того, кто тебе поверил — вот единственно верный путь. Ну, а коли так:
(— рубану-ка саперной лопаткой по шее, прямо поверх следов от укуса вампира — он не смог, а у меня получится)
Проклятая керосинка все никак не разгоралась, все чихала и дымила. Ганин слегка поморщился и пробормотал:
— Как вся наша жизнь! Тлеющий фитилек…
