этом скажу? Ваша система жестока, но многие из вас были ко мне добры. Вы присылали гуманитарные посылки. Вы одели мой ужас в ботинки и разноцветную рубашку. Порой вы присылали моему ужасу лак для ногтей, а порой — книжки и газеты. Теперь мой ужас умеет разговаривать на королевском английском. Вот почему мы теперь можем говорить о приюте, об убежище. Вот почему я теперь могу немного
Уверяю вас, в этой жизни люди могут сделать с вами такие вещи, что лучше убить себя, чтобы с вами этого не случилось. Как только вы это поймете, вы все время будете смотреть по сторонам в ожидании момента, когда эти люди явятся.
В центре временного содержания иммигрантов нам говорили, что для того, чтобы преодолеть свои страхи, мы должны вести себя дисциплинированно. Вот какой дисциплине я научилась: когда бы я ни отправилась в то или иное новое место, сначала я продумываю, как я там себя убью. Чтобы люди не застали меня врасплох, я готовлюсь заранее. Когда я впервые вошла в ванную комнату в доме Сары, я думала так: «Да, Пчелка, тут ты разобьешь зеркальце в медицинском шкафчике и порежешь себе запястья осколками». Когда Сара предложила мне проехаться в ее машине, я думала: «А тут, Пчелка, ты отстегнешь ремень безопасности и выскочишь из окошка прямо под первый встречный грузовик». А когда Сара повезла меня на целый день в Ричмонд-парк, она любовалась деревьями, а я все искала глазами какую-нибудь нору, где я могла бы спрятаться и лежать тихо-тихо, и когда вы меня нашли бы, от меня остался бы только маленький белый череп, к которому прикасались бы своими мягкими влажными носами лисы и кролики.
Если за мной придут внезапно, я буду готова себя убить. Вам жаль меня из-за того, что я всегда так думаю? Если эти люди, которых я боюсь, придут к вам, а вы не будете готовы, то тогда я вас пожалею.
В течение шести первых месяцев в центре временного содержания я все время вскрикивала по ночам, а днем придумывала тысячу способов, как себя убить. Я представляла мысленно, как можно убить себя в любой из ситуаций, в какой только может оказаться девушка вроде меня в центре временного содержания иммигрантов. В медицинском крыле — морфий. В комнате уборщиц — хлорка. На кухне — кипящий жир. Думаете, я преувеличиваю? Некоторые из тех, с кем я жила в центре временного содержания, на самом деле так поступали. Служащие отправляли трупы из центра поздно ночью, потому что было бы нехорошо, если бы местные жители видели медленно едущие от центра «неотложки».
А что, если бы меня отпустили? И я пошла бы в кино, и мне пришлось бы убить себя там? Я бросилась бы вниз с проекционной галереи. А в ресторане? Я бы спряталась в самом большом холодильнике и заснула бы долгим, холодным сном. А на берегу моря? Ах, на берегу я бы угнала фургончик с мороженым и въехала бы на нем прямо в море. И вы никогда меня больше не увидели бы. Единственным напоминанием о том, что когда-то жила на свете напуганная девушка-африканка, были бы две тысячи порций тающего мороженого, плавающих в прохладных синих волнах.
После сотни бессонных ночей я успела придумать, как покончить с собой в каждом из уголков центра временного содержания и за его пределами, но не перестала воображать себе разные способы. От ужаса я ослабла, и меня перевели в медицинское крыло. Вдали от других узников я лежала на жестких простынях и дни напролет проводила наедине со своим разумом. Я знала, что меня собираются депортировать, поэтому начала представлять, как я убью себя на родине, в Нигерии. Это было примерно то же самое, что самоубийство в центре временного содержания, только окрестности были покрасивее. Маленькое, неожиданное счастье. В лесах, в тихих деревушках, на склонах гор я вновь и вновь лишала себя жизни.
В самых красивых местах я тайно оттягивала самоубийство. Как-то раз, в глубине жарких джунглей, где пахло сырым мхом и обезьяньими какашками, я почти целый день рубила деревья и строила высокую башню, чтобы на ней повеситься. У меня с собой было мачете. Я представляла себе липкий древесный сок на моих ладонях, его сладковатый, медовый запах, представляла приятную усталость в руках после долгой работы и визг обезьян, злившихся на меня за то, что я срубаю их деревья. В своем воображении я трудилась без устали. Я связывала стволы деревьев друг с другом лианами и стеблями ползучей травы. Связывала особым узлом, который мне показала моя сестра Нкирука. Это была тяжелая работа для хрупкой девочки. Я гордилась собой. К концу дня, проведенного в медицинском крыле, я так устала от трудов над своей башней для самоубийства, что поняла: можно просто-напросто забраться на высокое дерево в джунглях и спрыгнуть с него головой вниз и разбить свою глупую голову об камень.
И тогда я впервые улыбнулась.
Я начала есть пищу, которую мне приносили. Я думала: тебе нужны силы, Пчелка, иначе ты себя, дурочку, не сможешь убить, когда придет время сделать это, и тогда ты горько пожалеешь. Я стала ходить из медицинского крыла в столовую на завтрак, обед и ужин, чтобы можно было выбирать еду, а не есть только то, что мне приносили. Я начала задавать себе вопросы, типа такого: от чего я стану более сильной для самоубийства — от моркови или от зеленого горошка?
В столовой стоял телевизор, он всегда был включен. Я стала узнавать больше о жизни в вашей стране. Я смотрела программы «Остров любви», «Адская кухня» и «Кто хочет стать миллионером?» и придумывала, как бы я могла убить себя на всех этих шоу. Утонуть, заколоться ножом, помощь зала.
Однажды служащие центра временного содержания каждому из нас вручили книжку под названием «Жизнь в Соединенном Королевстве». В этой книжке рассказывается история вашей страны, а также даются советы о том, как приспособиться к жизни. Я стала воображать, каким способом я бы убила себя во времена правления Черчилля (вышла бы на улицу во время бомбежки), королевы Виктории (бросилась бы под копыта лошади) и Генриха VIII (вышла бы замуж за Генриха VIII). Я придумывала, как лучше совершить самоубийство, когда у власти лейбористы или консерваторы, я пыталась понять, почему не имеет смысла строить планы самоубийства в тот период, когда у руля находятся либеральные демократы. Я начала понимать механизм жизнедеятельности вашей страны.
Меня перевели обратно из медицинского крыла. По ночам я все еще вскрикивала, но не каждую ночь. Я поняла, что несу два груза. Да, одним из них был ужас, а вторым была надежда. Я поняла, что убила себя так, что вернулась к жизни.
Я читала ваши романы. Я читала газеты, которые вы присылали. В колонках, где авторы выражали свое мнение, я подчеркивала длинные предложения, а потом переводила каждое слово с помощью своего словаря
Я много прочла о вашей королевской семье. Ваша королева нравится мне больше, чем ее английский. Знаете, как вы могли бы покончить с собой во время приема в саду, который королева Елизавета II устраивает на огромной лужайке перед Букингемским дворцом в Лондоне, — если бы вас туда случайно пригласили? Я знаю. Лично я убила бы себя разбитым бокалом для шампанского, а может быть — острой клешней лангуста или даже маленьким кусочком огурца, который я бы не проглотила, а вдохнула, если бы вдруг появились эти люди.
Я часто думаю: а как бы повела себя королева, если бы вдруг пришли эти люди? Вы не сможете убедить меня в том, что она об этом совсем не думает. Когда я прочла в книге «Жизнь в Соединенном Королевстве», что с женщинами в должности королев происходило нечто подобное, я поняла, что Елизавета II об этом думает все время. Я почти уверена, что если бы мы с королевой тогда встретились, то у нас с ней было бы много общего.
Королева иногда улыбается, но, если вы посмотрите на ее портрет на обороте пятифунтовой банкноты, вы по ее глазам поймете, что она тоже несет тяжкий груз. Мы с королевой готовы к самому худшему. Вы увидите, что на людях мы обе улыбаемся, а порой даже смеемся, но если бы вы были мужчиной, который посмотрел бы на нас определенным образом, мы обе позаботились бы о том, чтобы умереть, прежде чем вы нас хоть пальцем тронете. Мы с королевой Англии не удовлетворили бы вашего желания.
Так жить хорошо. Когда вы готовы умереть, вы не так сильно страдаете от ужаса. Поэтому я нервничала, но улыбалась, потому что была готова умереть в то утро, когда меня и еще нескольких девушек выпустили из центра временного содержания.
Я расскажу вам, что произошло, когда подъехало такси. Мы вчетвером сидели на корточках около центра временного содержания. Мы сидели к нему спиной, потому что только так и можно сидеть около громадного серого чудища, которое вас два года держало в своем брюхе, а потом вдруг выплюнуло. Вы поворачиваетесь к нему спиной и говорите шепотом, чтобы оно вас, не дай бог, не вспомнило и снова не проглотило.
