делать с этот мужик, раз он тебе давать такой важный
— Его жена там тоже была, Йеветта. Она красивая женщина. Ее зовут Сара.
— Так почему он отдавать тебе свой водительский права? Что, он думать: мой жена такой красивый женщина, такой красивый, что я больше никогда никуда не ехать на машина, только сидеть дома и смотреть на моя жена?
Я отвела глаза.
— Ну, чего? Ты украсть этот
— Нет.
— А чего? Что случиться?
— Я не могу об этом говорить. Это случилось в другой жизни.
— Ой, Пт-челка, видать, ты слишком много учить свой красивый английский язык, потому как ты говорить какой-то глупости. Жизнь бывать только один, дорогуша. И если тебе какой-то кусок твоя жизнь не нравиться, этот кусок все равно часть от тебя.
Я пожала плечами, легла на матрас и стала смотреть на ближайшую цепочку, свисающую с крыши. Каждое звено соединялось с предыдущим, а то — с другим звеном. Цепочка была крепкая, мне не порвать. Она медленно покачивалась и поблескивала в свете солнца, проникающего в окна. Потянешь за взрослого человека — и рано или поздно доберешься до ребенка, как будто вытягиваешь ведро с водой из колодца. Ни за что не возьмешь в руки оборванный конец, к которому ничего не привязано.
— Мне тяжело вспоминать тот день, когда я встретила Эндрю и Сару, Йеветта. Я даже не могу решить, стоит мне к ним ехать или нет.
— Ну, так рассказывать мне про это, Мошка. А я тебе говорить, стоит тебе к ним ехать или нет.
— Я не хочу говорить об этом с тобой, Йеветта.
Йеветта сжала кулаки, подбоченилась и сделала большие глаза:
— Это почему ты не хотеть, маленький мисс Африка?
Я улыбнулась:
— Я уверена, в твоей жизни тоже было что-нибудь такое, о чем ты не хочешь рассказывать, Йеветта.
— Это только потому, чтоб ты мне не позавидовать, Мошка. Если я тебе рассказать, какой роскошный у меня был жизнь, ты просто весь так обзавидоваться, что просто лопнуть от зависть, а потом девчонка в сари придется прибираться, а она такой усталый, что дальше некуда.
— Нет, Йеветта, я серьезно. Ты вообще рассказываешь о том, что с тобой случилось — что заставило тебя отправиться в Соединенное Королевство?
Йеветта перестала улыбаться:
— He-а. Если я говорить люди, что со мной случиться, мне никто ни за что не поверить. Люди думать, что Ямайка — сплошной солнышко, ганджа[21] и Джа Растафари[22]. Но это не так быть. Делать шаг не в та сторона политика, и тебя наказывать. И твоя семья наказывать. Только не так наказывать — типа неделю без мороженое. Я иметь в виду так наказывать, как будто ты просыпаться, а у тебя кровь в жилах застывать, а в доме у тебя тихо- тихо, во века веков, аминь.
Йеветта сидела совершенно неподвижно и смотрела на свои шлепанцы. Я накрыла ее руку своей рукой. Над нашими головами покачивались цепочки. Наконец Йеветта вздохнула:
— Но люди никогда не верить про такой в моя страна.
— А что же ты сказала человеку из Министерства внутренних дел?
— Ты про мой интервью беженка? Хотеть знать, что я говорить этот человек?
— Да.
Йеветта пожала плечами:
— Я ему говорить, что, если он так устроить, что меня отпускать из это место, он может со мной делать, что хотеть.
— Не понимаю.
Йеветта округлила глаза:
— Ну, спасибочки Господу Богу, что мужик из это министерство был капелька поумней тебя, Мошка. Ты что, никогда не замечать, что в эти комната для интервью нету окна? Я тебе клятва давай, Мошка, что баба этого мужика из министерство небось уж лет десять его к себе не подпускать — вот как он на меня смотреть после мой предложений. И такой не раз бывать, усекать, дорогуша? Этот мужик у меня четыре раза брать интервью, пока не убеждаться, что у меня вся бумага в полный порядок. Ну, теперь понимать?
Я погладила ее руку:
— О, Йеветта…
— Ой, ладно, Мошка. Ничего такой. Если сравнивай с то, что они со мной делать, если я возвращаться на Ямайка… Это ничего.
Йеветта улыбнулась мне. В уголках ее глаз блеснули слезинки, потекли по щекам. Я стала стирать слезы с ее щек и вдруг сама расплакалась, и Йеветта стала утирать мои слезы. Это было смешно, потому что мы никак не могли перестать плакать. А потом Йеветта рассмеялась, и я тоже, и чем дольше мы смеялись, тем труднее нам было перестать плакать, и в конце концов девушка в сари зашипела на нас, чтобы мы перестали шуметь, иначе мы могли еще сильнее напугать девушку без имени. Она лежала на кровати и что-то безумно бормотала на своем языке.
— Ох, поглядеть только на нас, Мошка. Что мы с собой делать?
— Не знаю. Ты правда думаешь, что тебя выпустили из-за того, чем ты занималась с человеком из Министерства внутренних дел?
— Я это точно знать, Мошка. Этот мужик мне даже точный дата называть.
— Но при этом он не дал тебе никаких бумаг?
— Ага. Никакой бумага. Он говорить, что он не все уметь делать, понимать меня, Мошка? Повозись с компьютер, а потом сказать служащий, чтобы нас отпускать, это он сделать. Нетрудный работа. Потом можно сказать: «Я просто случайно не на тот клавиша нажимать». Но нужный бумага выправить, с печать там и всякий такой, это уже другой история.
— Так значит, ты теперь — нелегальная иммигрантка?
Йеветта кивнула:
— И ты тоже, Мошка. И ты, и я, и эта две девчонка тоже. Все мы четыре отпускать из-за то, что я делать с мужик из министерство.
— А почему отпустили четверых, Йеветта?
— Он говорить, что, если уходить я один, на него падать подозрение.
— А как он выбрал остальных девушек?
Йеветта пожала плечами:
— Может, он закрыть глаза и тыкать в список булавка. Понятия не иметь.
Я покачала головой и опустила глаза.
— Чего ты? — спросила Йеветта. — Тебе это не нравиться, Мошка? Да вы все должны мне говорить спасибо за то, что я для вас сделать!
— Но без документов мы — никто, Йеветта! Разве ты не понимаешь? Если бы мы остались, если бы прошли все необходимые процедуры, может быть, нас отпустили бы с документами.
— Ага, Мошка, ага. Только так не получаться. Для люди с Ямайка так не получаться, и для люди из
Произнося каждый из слогов последнего слова, Йеветта похлопывала ладонью мне по лбу и улыбалась.
— Если нас де-пуртируют, мы возвращаться домой, а там нас убивать. Так? А так у нас хоть какие-то шанс бывать, дорогуша, уж ты мне поверить.
— Но если мы нелегалы, мы не сможет работать, Йеветта. Мы не сможем зарабатывать деньги. Мы не сможем жить.
Йеветта снова пожала плечами:
