Жалко только, что я не могу весь мир расставить в алфавитном порядке, Усама, тогда были бы леса, пустыни и океаны между тобой и моим мальчиком.
Когда все папки были расставлены, я взяла картонные коробки, в которых они лежали, и расплющила их и поставила у стены. Было так здорово наводить чистоту и порядок, что мне хотелось делать это вечно.
Уж такой я человек, Усама, можешь дать мне любой беспорядок, и я его тут же исправлю. С большим удовольствием. Скажем, у тебя была вечеринка, и квартира в жутком состоянии. Я могла бы прийти утром и разложить все твои диски с глэм-роком по своим коробкам, и выбросить окурки из цветочных горшков, и вытереть рвоту, если кто-то промазал мимо унитаза. Я прекрасно со всем справлюсь. Или, скажем, у тебя такая маленькая кухонька, что ты ни для чего не можешь найти места. Скажем, у тебя все кухонные шкафы так забиты, что когда ты открываешь дверцы, выпадают крышки кастрюль, и все твои столы завалены деталями бомб и банками с воском для бороды, так что некуда сунуть грязные тарелки. А я могла бы прийти и все тебе расставить по местам. Я бы стала открывать твои ящики и брать каждую вещь по очереди и спрашивать, нужна она тебе или нет. А потом я бы сложила все вещи, которыми ты практически никогда не пользуешься, в коробку и поставила бы коробку тебе под кровать, и так у тебя появилось бы место в кухонных шкафах, чтобы держать там все, чем ты действительно пользуешься. Вот видишь?
Когда я закончила приводить в порядок папки Теренса Бутчера, я стала вынимать из коробок остальные его вещи. Некоторые можно было сразу уложить в ящики. Всякие там ручки, листки для записок. Еще там была коробка с журналами. Я подумала, может, не надо туда заглядывать, вдруг это женские журналы, но не удержалась и открыла коробку. На самом деле там оказались только журналы «Караван- клуб». Штук, наверно, семьдесят. Правда, это очень мило. Приятно было думать, что Теренс Бутчер возит свою семью по Эссексу в большом синем «Воксхол-кавалире». Уезжает все дальше и дальше от города, где полно бомб. Надо остановиться, чтобы дети сходили по-маленькому, на его жене бело-зеленые кроссовки «Данлоп», и он смотрит в эти большие зеркала, которые прикрепляют по бокам, чтобы видеть, что там позади дома-прицепа.
Я как можно аккуратнее разложила журналы Теренса Бутчера на полках и освободила последнюю коробку. В ней были только кофейные чашки, футбольные эмблемы и всякая всячина. Ну, разная обычная ерунда. Когда я все привела в порядок и поставила у стены сложенные картонные коробки, я опять села в кресло Теренса Бутчера и приняла две таблетки валиума, запив холодным полицейским чаем.
Когда Теренс Бутчер вернулся, он оглядел свой распакованный кабинет и рассмеялся.
— Ну и ну, — сказал он. — Нет слов.
— Ерунда. Я привыкла убирать за парнями.
Тогда он перестал улыбаться.
— Слушайте, — сказал он. — Если вы серьезно насчет того, чтобы здесь работать, я думаю, что смог бы найти для вас что-нибудь полезное. Вы только что показали, что можете пригодиться. Как у вас с бумажной работой?
— Не знаю. Я умею читать и писать, если вы про это. Я не тупица, конечно, только не спрашивайте, где надо ставить запятые.
Теренс Бутчер опять улыбнулся.
— Без проблем, — сказал он. — Может быть, вам иногда придется напечатать рапорт о происшествии. Что-то вроде «ПРЕСТУПНИК С ЗАТОЧЕННОЙ ЛОЖКОЙ БЫЛ ЗАДЕРЖАН В 18.30». Там запятые нужны не больше, чем аббат в Вестминстерском аббатстве. Мы же тут не литераторы. Мы только стараемся не дать людям взрывать других людей.
Мне представилось, что у Теренса Бутчера оторвало руки до локтя и они покатились по дерну Эшбертон-гроув.
— Вы мне нравитесь, — сказал Теренс Бутчер. — Мне нравится ваш настрой. Мне нужны люди в команде, у которых есть причины болеть за свою работу. Мне нужны люди, которым я могу доверять. Здесь ходит много чрезвычайно щекотливых сведений.
— Можете мне доверять, я буду держать рот на замке, да и сказать-то мне некому, верно?
Теренс Бутчер недолго смотрел в окно, потом повернулся ко мне.
— Я мог бы предложить вам работу в административном аппарате, — сказал он. — Вы бы не были офицером полиции, а помогали бы офицерам. Сняли бы с них некоторое административное бремя. Освободили бы их для выполнения непосредственных обязанностей. Это важная роль, к тому же вы знали бы, что вносите свою долю.
— Хорошо. Когда мне начинать?
— Тпру, — сказал он. — Спокойно. Я не могу вот так просто вас назначить. Это же столичная полиция. У нас свои порядки. Сначала надо, чтобы вас утвердили в отделе кадров. А перед тем как мы вас подпустим к отделу кадров, вам надо подстричься и купить себе такую одежду, у которой ярлыки с изнанки.
Я посмотрела на свою красную найковскую футболку, белые адидасовские штаны и белые кроссовки «Пума». Он прав. В том смысле, что я не была похожа на человека, которому бы ты поручил вести административные дела, если бы не хотел, чтобы все полетело к чертям.
— Хорошо. Что тут у вас носят девушки?
— Блузки, — сказал Теренс Бутчер. — Черные юбки. Темные колготки. Приличные туфли. Короткие волосы. Помните, «Заключенная, камера X»? Приходите завтра к обеду в подходящей одежде, и я вас возьму на работу.
— О боже. Я буду похожа на трехколесный велосипед.
Теренс Бутчер ухмыльнулся.
— Как я и сказал, — сказал он. — В этой войне мы победим, наплевав на собственные принципы.
Теренс Бутчер одолжил мне двести фунтов, чтобы я села на линию Виктория, доехала до Оксфорд- стрит и купила в «Эйч энд эм» свою тюремную одежду. Я сразу же ее надела, чтобы проникнуться духом, и пошла поискать подходящую парикмахерскую. Мне удалось найти только один из этих стильных салонов в Сохо. Сыну бы он не понравился. Для него хорошая парикмахерская — это где тебе разрешают надевать задом наперед нейлоновые накидки и бегать с криком «БЭТМЕН! БЭТМЕН! БЭТМЕН! БЭТМЕН! БЭТМЕН!» Но это было совсем не такое место, это был модный салон-парикмахерская, где все гораздо серьезнее. Кругом тощие девицы, тонированное стекло, играет клубный ремикс песни «СЕРДЦЕ АНГЛИИ КРОВОТОЧИТ».
Одна девица подошла ко мне, когда я приковыляла к ним со своей палкой, и спросила, не хочу ли чего-нибудь выпить.
— Вы же не имеете в виду джин-тоник?
— Извините, — сказала девица, — могу предложить вам чай или кофе.
— Тогда чай. Три кусочка сахара.
Девушка уставилась на меня. На ней вообще не было жира. Похоже, что три кусочка сахара ее бы прикончили. Она велела мне сесть около раковины. Я выпила чай, который мне принесли, и мне вымыли голову, было приятно. Когда меня спросили, как меня постричь, я сказала — как леди Диану.
Потом я села на Центральную линию и доехала до Бетнал-Грин. Сначала я никак не могла заставить себя пройти по Бетнал-Грин-роуд. Мне нужно было как-то смягчить удар, поэтому я зашла посидеть в «Зеленом человечке», что было ошибкой, потому что «Зеленый человечек» — это такой паб, в котором постоянно пахнет рвотой. Не самый приятный паб в мире, и фактически мне пришлось выпить уже хотя бы для того, чтобы смягчить впечатление от «Зеленого человечка». В итоге вышло так, что я выбралась из него уже к закрытию.
Удивительное было ощущение с короткой стрижкой. Холодный ветер обдувал шею и уши. Ощущение свежести, как будто я только что родилась.
Не знаю, Усама, приходилось ли тебе когда-нибудь идти с палкой по Бетнал-Грин-роуд мимо компаний подростков по дороге из метро в половине двенадцатого ночи в будний день. Надеюсь, что да. То есть, раз ты нас взрываешь, мне бы хотелось думать, что ты выбираешь нас лично.
В общем, если тебе когда-нибудь приходилось идти через Бетнал-Грин ночью, ты понимаешь, почему это лучше всего делать в красной найковской футболке, белых адидасовских штанах и белых кроссовках. Надо типа слиться с обстановкой. Но я несла все эти тряпки в пакете вместе с Мистером Кроликом и флаконом валиума. На мне была белая блузка и темно-коричневая юбка из «Эйч энд эм» и колготки в 40 ден
