лекарств и нет ли среди них чего-нибудь этакого, из чего можно схимичить какую-нибудь взрывчатку или еще что полезное.
Пришел Петр с помощником. Мальчишке было лет восемнадцать — по городским меркам ребенок еще совсем. Звали его, кажется, Батыем; это было его взрослое имя, а значит, он считался полноценным членом общины. Постучавшись, тихонько вошли электрик Томус, конюх Валик и заведующий лесопилкой Хадитс, бочком скользнули в самый темный, самый дальний уголок, устроились там, зашептались стесненно. Ларс удивился — этих людей на совет звали очень редко и никогда вместе. Потом появились старейшины.
— Кого нет? — спросил Айван.
Старики переглянулись.
— Вроде бы все здесь.
— Хорошо, — сказал Айван. Он приподнялся на подушках, обвел взглядом собравшихся в его доме людей, выдержал паузу, дожидаясь, пока установится полная тишина. Ждать пришлось недолго. — О сегодняшнем собрании меня просил Петр, — сказал староста. — Я не видел причин отказать ему, тем более что и сам думал о совете. Но поскольку инициатива исходила именно от Петра, первое слово мы предоставим ему.
Петр тут же поднялся, поблагодарил Айвана за возможность высказаться, выступил на середину комнаты, чтобы его могли видеть все.
— Вопрос у меня всего лишь один, — сказал он. — Собственно, вы и без меня знаете, что именно я предлагаю судить. Фрэнк готов, мы с Батыем испытали его. Думаю, пришла пора решить проблему с космачами.
Он умолк. Никто не пошевелился, не издал ни звука. Все ждали, что скажет Айван. Но утонувший в подушках старик, кажется, задремал.
Петр откашлялся, повторил громче:
— Фрэнк готов. Мы готовы тоже. Вчера вы могли в этом убедиться. Уверен, у нас не возникнет никаких сложностей.
Айван не двигался.
Мика Гранин, огромный старик с крупными чертами лица и непропорционально длинными руками, медленно поднялся с места — будто вырос под самый потолок. Он глянул на Айвана, ожидая от того позволения говорит, пожевал вялую губу, тронул небритые щеки и нерешительно спросил:
— Как ты планируешь действовать?
Петр пожал плечами:
— Точного плана у меня нет, — признался он. — Я надеялся, что мы его выработаем здесь сегодня. Но я, конечно, размышлял о возможной операции, прикидывал, как лучше ее провести.
— А чего там думать? — подал голос Ларс, которому уже наскучили дипломатические речи стариков. — Разнести у космачей все, спалить, что уцелеет, — вот и весь план.
— Да, я примерно это и планировал, — кивнул Петр. — Фрэнк справится, не сомневаюсь.
— С трудом представляю, как эта машина будет гоняться по лесу за космачами, — пожав плечами, осторожно высказался преподобный Гурий Хоб. — Если бы людоеды вышли на бой, на единоборство, тогда, согласен, все было бы просто. Но они же разбегутся в разные стороны, рассеются по лесу. Что это нам даст?
— Можно будет подождать, пока они соберутся, и напасть еще раз, — ответил Петр. — Через день, например.
— А потом еще, еще и еще… — продолжил Гурий. — А потом наступит весна, и проблема решится сама собой.
— А если весна не сгонит их? Если космачи решат надолго здесь задержаться? — возразил Петр. — Никогда прежде они не приходили целым племенем. Возможно, людоеды искали место для постоянного поселения. Возможно, они его нашли.
— Ветер с пустоши прогонит их.
— Ты можешь это гарантировать, преподобный?
— Нет, но…
— Я считаю, нападать надо как можно скорее, — начиная сердиться, сказал Петр. — Чего мы добьемся промедлением? Что выиграем?
— Поддерживаю, — сказал с места Ларс. — Нападать нужно немедленно, пока есть такая возможность. А вдруг Фрэнк через пару дней сломается? А если космачи придумают, как перебраться через стену? Или ворота завтра не выдержат? Мы уже привыкли таиться, мы торчим тут, надеясь на частокол и ворота, думая, что скорая весна спасет нас. Трусы! Пора хоть что-то сделать! Лучшая защита — нападение. Это не я придумал.
Члены совета заерзали, зашумели сердито.
— Хотите план? — обратился к ним Ларс. — Пожалуйста! Мы с трех сторон пустим на космачей огонь. Подожжем лес так, чтоб эти звери бежали в поле. А уж там Фрэнк с ними разберется. На стены можно будет поставить метких стрелков, несколько карабинов у меня стоят наготове, а стрелков хоть сейчас назову поименно.
— Безумие какое-то, — сказал гладколицый Клойд Барди. — Опять огонь, пожар. Мало нам было от него бед… Нельзя ли без него обойтись?
Но кое-кому план Ларса понравился.
— Далеко огонь не пойдет, — уверенно заявил начальник лесорубов. — Сейчас не лето. А вот поджечь как, а?
— Есть у меня кое-какие зажигалки, — прищурясь, сказал Ларс. — Подожжем, не сомневайтесь. А чтоб дружней занялось, попросим Фрэнка навалить в нужных местах хворосту да лапника. Дрова-то всю зиму нас в лесу дожидаются, вот мы их и возьмем.
— А в деревню огонь не пойдет?
— Вряд ли. До леса далеко. Но все равно к пожару надо быть готовыми.
— Выведем людей на улицы, на крышах пускай огонь сторожат. И воды надо будет натаскать побольше, про запас.
— Я насос починил, — поднял руку Томус.
— Конев бы покормить от пуза, они б воды с лихвой навозили, — стеснительно сказал люд Валик.
— Два-три дня на подготовку, — резюмировал Ларс. — И о космачах можно будет забыть.
— Поддерживаю! — сказал Петр.
Собрание загудело; все вдруг поняли, что решение почти уже принято — и заторопились высказаться. Особенно шумели те, кто на совете бывал нечасто.
— Можно ловушек в поле наделать, — предлагал раскрасневшийся в тепле Хадитс. — Волчьих ям с кольями на дне. Сможет Фрэнк?
— Фрэнк сможет!
— На ближнем покосе два больших стога остались. Сено можно прямо к космачам затащить, то-то оно полыхнет посреди ихней деревни!
— А Фрэнку пожар не повредит?
— А зачем бы ему в пожар лезть? Он только огонь пустит, а космачей бить станет на поле, туда огонь точно не пойдет, там гореть нечему.
— Больно уж гладко на словах получается. Не верится даже…
Старики хмурились, молчали. Не привыкли они к такому гомону. В совете всегда старались поддерживать порядок: говорящий вставал, высказывался, его не перебивали. А тут галдеж, будто стая ворон налетела.
— Подробности обсудим позже! — выкрикнул Ларс. — Пока надо принять принципиальное решение: нужно ли выходить против космачей. Голосуем?
Кто-то уже тянул руки вверх.
— Кто «за»? — спросил Петр.
Поднятых рук стало в два раза больше.
— Кто «против»? Пятеро.
