В сторону ринга полетели полосы туалетной бумаги. Но они не долетали даже до канатов, опускались на головы сидящих в первых рядах офицеров и их жен. Тотчас же по рядам побежали сержанты и лейтенанты, руганью, угрозами и затрещинами утихомиривая чересчур разошедшихся подчиненных.
– И снова первая рота против второй! – надрывался в фонящий микрофон ведущий. Он не обращал внимания на оскорбительные выкрики в свой адрес, на порхающую туалетную бумагу и прочие мелочи. Возможно, будучи посредственным клоуном, он давно привык ко всему этому. – На ринге встречаются рядовой Голованов и рядовой Лонгвилл!
– Держись, парень, – сержант Хэллер довольно сильно пихнул Павла в бок. Должно быть таким образом он выразил свою поддержку. – С Богом!
Ирландец больше походил на какого-нибудь скандинава – он был белобрыс и голубоглаз. Выглядел он лет на тридцать пять – солидный возраст для рекрута – и мышцы его уже заплыли жирком. Впрочем, расслабляться не следовало, отметил про себя Павел. На костяшках правой руки были заметны следы старой, наполовину выведенной татуировки. Вполне вероятно, в свое время ирландец состоял членом какой-нибудь молодежной банды. Занимался боксом в полулегальных клубах. Время от времени участвовал в сомнительных акциях, продавая свои кулаки различным политическим движениям. Ирландия всегда была беспокойной страной.
Они сошлись в центре восьмиугольного ринга. Павел первым протянул руку. Ирландец ухмыльнулся и крепко – будто хотел раздавить – сжал ее. Они долго смотрели друг другу в глаза. И Павел вдруг понял, ощутил, что победит.
В этом ирландце словно что-то было надломлено. Несмотря на кривую хулиганскую ухмылку, на вызывающее рукопожатие, на хищный прищур глаз, в нем чувствовалась слабина.
Рядовой Лонгвилл не хотел драться!
Павел выдернул ладонь из руки противника. Отступил, прижался спиной к канатам, дожидаясь, когда ударит гонг. Совсем некстати нахлынули воспоминания – университетский спортзал, стены, обшитые матами, разминающиеся борцы, ругающийся тренер. Запах пота и пыли.
Сделалось совсем спокойно. Унялось дыхание. Мир за пределами ринга исчез.
Павел усмехнулся. И увидел, как полиняла нагловатая ухмылка ирландца.
Гонг прозвенел, словно стекло разбилось. Отмахнув рукой, отбросив микрофон, скатился с ринга ведущий, оставив бойцов наедине.
Ирландец приподнял руки, кулаками закрывая лицо, локтями прикрывая корпус – «стойка труса».
Павел, низко пригнувшись, шагнул вперед, выставил руки перед собой.
Ирландец, коротко выдохнув, провел прямой правой – но слишком медленно. Павел, чуть отклонившись, шлепком раскрытой ладони легко погасил удар. Тут же зацепил запястье противника, резко потянул на себя, выводя его из равновесия. Попытался подсечкой свалить ирландца.
Не получилось. Противник успел вырваться, увел ногу, отскочил. Павел бросился было за ним, и едва не нарвался на удар – ирландец контратаковал быстро и решительно.
Разорвав дистанцию, они закружились, следя друг за другом, выжидая удобного момента для нападения. Они представляли разные стили единоборств, и потому пока осторожничали, не зная, как вести поединок, какую тактику выбрать. Впрочем, у Павла было преимущество – занимаясь самбо в университете, интереса ради он спарринговал и с боксерами, и с каратистами, и с айкидоками.
Главное не попасть под прямой удар!..
Сержант Хэллер подобрался к самому ограждению ринга. Он уже понял – он видел – что Павел не так прост, как ему представлялось раньше. Очевидно, рядовой Голованов занимался какой-то спортивной борьбой, и сейчас он грамотно вел поединок – не лез на рожон, выманивал противника, заставлял его открыться, изучал. Сержант Хэллер был удивлен: сперва неожиданная победа нескладного немца – как его там? – Курта, а теперь еще вдруг оказалось, что русский из его взвода не так уж и плох на ринге…
Ирландец, устав от монотонного кружения, перешел в стремительное наступление. Видимо, он решил все свои силы вложить в эту отчаянную единственную атаку, он хотел смять сопротивление противника, налететь на него, опрокинуть, раздавить.
Но все вышло не так, как он задумал.
Едва только ирландец кинулся на него с кулаками, Павел шагнул навстречу противнику, присел, пригнулся, прошел в ноги, чуть развернул корпус. Не глядя, одной рукой поймал запястье соперника, другой обхватил бедро. Рванул вверх, взваливая на плечи тяжелое тело спарринг-партнера. Повернулся, распрямился, бросил потерявшего ориентацию соперника под ноги, удерживая его руку. Быстро присел рядом, несильно ударил в ключицу, взял на болевой – безжалостно, жестко, как учил тренер. Ирландец зарычал, задергался, забился. Павел почувствовал, что противник вот-вот вырвется, и еще сильней нажал на пойманную в узел руку противника.
– Держи его! – мелькнула за канатами морда сержанта Хэллера. – Дави! Молодец, парень! Дожимай!
Павел жал.
Стонущий от боли ирландец не собирался сдаваться. Он был упрям.
Павел мог бы вывихнуть ему плечо, а, быть может, и вовсе сломать руку. Надо только нажать чуть сильней. И сустав не выдержит, вывернется, лопнут связки. Но так нельзя. Неправильно это…
– Дожимай! – требовал сержант Хэллер.
– Пи-са-тель! – скандировали трибуны. Больше всех старалась, конечно же, первая рота. Павлу казалось, что он слышит отдельные голоса: голоса Зверя, Рыжего, Цеце, голос лейтенанта Уотерхилла. Он поднял голову, осмотрелся.
Кругом лица. Глаза. Рты.
Свет прожекторов.
Блещущие зубы. Женские губы – яркие, накрашенные, искривленные гримасой то ли брезгливости, то ли извращенного удовольствия.
– Я победил! – закричал Павел, из последних сил борясь с пойманной конечностью противника. Влажная кожа выскальзывала из пальцев. Ирландец, ослепнув от боли, все еще сопротивлялся. – Я победил! – Павел знал, что он победил. Это было в правилах.
Но здесь, на этом восьмиугольном ринге правила были другие – намного проще. Противник либо не мог продолжать бой, либо сдавался – только тогда он считался проигравшим.
Ирландец сдаваться не хотел. Он и в безвыходном положении продолжал биться.
– Я победил! – Павел тряхнул головой. Пот ел глаза. В висках стучала кровь. Руки гудели от напряжения. – Я победил!
– Дожимай! – прыгал вокруг ринга сержант Хэллер.
– Дожимай! – вопили на трибунах Цеце и Рыжий.
– Дожимай! – требовал лейтенант.
Что-то хрустнуло. Кто-то взвыл возле самого уха.
Конечности расплелись.
Ирландец наконец-то вырвался, вывернулся. Отполз, попытался встать на ноги, но смог лишь подняться на колени.
Сломанная рука висела словно переваренная макаронина.
– Он победил! – рявкнул сержант Хэллер.
– Победил! – откликнулись трибуны.
– Я победил, – сквозь сцепленные зубы повторил за ними Павел.
– Перед нами победитель! – выскочивший на ринг коротышка схватился за микрофон. – Рядовой Голованов! Блистательно!
Побелевший лицом ирландец, похоже, ничего не понимал. В глазах его была боль, он стонал, здоровой рукой придерживая руку сломанную. И раскачивался. Раскачивался, стоя на коленях. Раскачивался, словно раскланивался.
Павел нашел глазами своего главного противника. Рядовой Некко, раздувая ноздри и презрительно кривя рот, смотрел на побежденного ирландца. Потом он перевел тяжелый взгляд на победителя. И Павел
