же пошел на поводу у этих людей, сделал то, что они от него ждали. Он открылся им, сам сделал первый – самый главный – шаг; в первую же секунду допроса он с готовностью, с радостью, без принуждения выложил им самое важное, самое искреннее. Отмалчиваться уже не имело смысла.
– Чья это ошибка?
– Я не могу сказать. Полковника, командования. Нас посылали в пещеру, на верную смерть.
– Вы отказались выполнить приказ?
– Нет! Не совсем так! – Павел сбился, заторопился, пытаясь исправить положение. – Сначала мы не отказывались. Мы бы пошли туда. Но полковник ударил капрала Буасье, а потом выстрелил в Курта, а потом его люди сожги…
– Вы не выполнили приказ?
Павел осекся. Посмотрел на дознавателя, попытался разглядеть его лицо, глаза. Но нестерпимо яркий свет слепил, свет прятал часть комнаты, разделял ее на две неравные половины. В одной был Павел, в другой – все остальные.
– Вы не выполнили приказ, – в голосе звучало утверждение.
Павел не нашелся, что возразить.
– Вы можете сказать, кто убил полковника Росшилда?
– Я не видел. Стреляли все.
– Вы лично стреляли в сторону полковника?
– Я стрелял по его солдатам. Я защищался. Они жгли нас из огнеметов.
– Скажите, рядовой, это была запланированная акция?
Павел дернулся, чувствуя как кровь приливает к лицу. Он хотел было гневно запротестовать, возмутиться, но вдруг подумал, что именно для этого и прозвучал провокационный вопрос. Павел опустил глаза, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Покачал головой:
– Нет… – Он замолчал.
Люди за столом молчали тоже, словно ждали пояснений. И Павел, поколебавшись, все же сказал:
– Вы же, наверняка, видели записи. Все получилось спонтанно. Это была ошибка. Катастрофическая, фатальная ошибка.
– Вы помните, кто кричал: «Наших бьют»? – равнодушно спросил дознаватель.
– Нет, – солгал Павел.
– Это вы кричали.
– Да? – Павел изобразил удивление, пожал плечами. – Я ничего не соображал. Я был в состоянии аффекта.
– Тем не менее, вы довольно метко стреляли.
– Трудно было промахнуться.
– Вы знаете, что убили троих гвардейцев?
– Лично я?
– Ваше подразделение.
– Наших погибло больше.
– Это вас не оправдывает.
– А я не оправдываюсь! Я говорю, что произошла ошибка. Да, мы виноваты. Но не по нашей вине началась эта перестрелка!
– Гвардейцы выполняли приказ полковника. Вы же отказались выполнить его распоряжение.
– Мы не отказывались!
– Да? А кто кричал, что идти в пещеру нельзя?
– Это Курт. Это его сожгли первым.
– Мы знаем. Он паниковал. Так что полковник поступил правильно, прострелив ему ногу.
– Это была не паника… Курт… – Павел замолчал, не зная, стоит ли произносить вслух то, что так и крутится на языке. – Курт, он… Он…
– Ну?
– Он мог предвидеть будущее. Наверное, это звучит глупо, я понимаю, но я говорю правду – Курт был необычным человеком. И ему верили. И Некко! Допросите Некко! Он тоже что-то чувствовал!
– Хватит мистики, рядовой.
– Но вы обязаны это знать! Вы должны понять, что так сложились обстоятельства. Произошла ошибка…
– Прекратите! – оборвал Павла резкий голос.
На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Потом дознаватель завозился в кресле, подался вперед, навис над столом – только сейчас Павел увидел его лицо: худое, чисто выбритое, с бледной кожей.
– И еще один вопрос, – сказал дознаватель, пристально глядя Павлу в глаза, словно рассчитывая прочитать там ответ. – Скажите, рядовой, в вашем взводе ведь не любят гвардейцев?
– Это слишком сильное утверждение, – осторожно сказал Павел, не рискуя отвести взгляд.
– Оставьте дипломатию политикам, рядовой, отвечайте как есть, прямо.
– Ну… Бывают разговоры о некоторой несправедливости. О том, что элитарные части имеют лучшее вооружение и при этом почти не участвуют в боевых действиях.
– А как считаете вы сами?
– Теперь… – Павел пожал плечами. – Теперь не знаю…
– Ваши товарищи ненавидят гвардейцев, – констатировал дознаватель. – Думаю, поэтому они вели огонь на поражение.
– Это не так! – вскинулся Павел, едва не свалившись с шаткого стула. – Вы пытаетесь нас подставить! Я понял! Вы выгораживаете своих людей! Вы с ними заодно!
– На сегодня хватит, – равнодушно сказал дознаватель. И через несколько секунд стальная дверь снова поползла вверх, постепенно открывая знакомую фигуру краснолицего тюремщика.
5
Под конвоем Павел вернулся в камеру. Проходя по коридору, украдкой поглядывая по сторонам, он видел множество людей, сидящих на нарах. Он подмигнул прижавшемуся лицом к решетке Шайтану, а тот показал ему кольцо из пальцев – «все OK!». Замедлив шаг у соседей камеры, он незаметно помахал рукой Рыжему и Марксу. Те попытались что-то сказать, но бдительный охранник рявкнул на них, ударил приостановившегося Павла дубинкой по бедру:
– Двигай! Прямо смотреть!
Павел был рад возвращению. И когда он перешагивал через невысокий металлический порожек, у него возникло странное ощущение, будто он возвратился домой.
– Ну что? – спросил Гнутый, встречая друга.
– Все в порядке, – сказал Павел.
Они вместе посмотрели на охранника. Тот стоял у двери, глядел куда-то в сторону, вдоль коридора и явно чего-то ждал. Дверь камеры закрывать он не спешил – электронный замок на противоположной стене тревожно моргал красным огоньком.
– Тебе что, чаевые нужны? – с усмешкой просил Гнутый.
Охранник хищно осклабился – и это была единственная его реакция.
– О чем спрашивали? – негромко поинтересовался Гнутый.
– Не специально ли мы застрелили полковника.
Гнутый фыркнул:
– И что ты сказал?
– Что это была ошибка.
Две тени легли на пол камеры. Два тихо подошедших человека встали в открытых дверях. Позади них поигрывал желтой дубинкой охранник.
– Рядовой Ягич!
– Да? – Гнутый вздрогнул – совсем чуть-чуть, но Павел заметил это, и понял, что товарищу сейчас неуютно. Он напряжен. Может быть, ему даже страшно.
– Следуйте за нами.
