Все бесполезно… Куда теперь? Назад? Уже шестеро отказались. Те, что в золоченых кольчугах, даже разговаривать не стали, высмеяли, тыкая в него пальцами. Бойцы, одетые попроще, слушали внимательно, но как дело доходило до условий оплаты, качали головами и скрывались в переулках… Неужели правда? Неужели никто не поможет?
Болела голова.
Кругом так много людей. Непривычно много. Они мелькают, мельтешат, спешат куда-то, бегут. Чужие, незнакомые. Голова кружится, тяжело думать. Так много людей! И никому нет никакого дела…
Шалрой оттолкнулся руками от стены, уже было взялся за дверную скобу, как вдруг его внимание привлек листок, в который он только что упирался лбом. Прямоугольник серой бумаги, наклеенный возле двери так, чтобы каждый, кто выходит, видел нарисованное лицо и жирную цифру с тремя нулями.
«Разыскивается» – с трудом разобрал Шалрой, шевеля губами, проговаривая слоги. В деревне он был единственным, кто умел читать. – «5000 серебром. За живого или мертвого».
Шалрой всмотрелся в знакомое лицо, нарисованное на бумаге. Грубые четкие штрихи точно передавали выражение колючих глаз, кривую ухмылку. Художник знал свое дело. Ошибиться было невозможно.
Шалрой сдернул листок со стены. Решительно направился к сонному Буйволу, не спешащему покидать пустой стол. Хлопнул ладонью по столешнице, впечатав рисунок в липкую лужу.
– Это он!
– Кто? – сморщился жаждущий одиночества Буйвол.
– Человек, который сделал вот это, – Шалрой повернул голову и убрал прядь волос с изуродованного уха. – Это он угнал стадо. Он и его люди. Здесь написано, что за этого человека дадут пять тысяч серебром.
– Пять тысяч? – Буйвол притянул объявление к себе и бегло пробежал глазами короткий текст. – Уже пять тысяч… Ты уверен, что это он?
– Да. Я уверен. Это он.
– Пять тысяч…
– И все твои.
Протрезвевший очнувшийся Буйвол не медлил ни секунды:
– Хорошо! Я помогу тебе.
Они вышли из кабака и остановились у дверей. Шалрой бездумно глядел на прохожих, а Буйвол озабоченно почесывал переносицу, напряженно о чем-то размышляя.
– Далеко ли твоя деревня?
– Не очень. Дня за четыре дойдем, если поторопимся. Я знаю короткие пути. Но нам надо будет перейти горы.
– Горы? – Буйвол глянул на юг, в сторону скалистого хребта. Но, конечно же, ничего не увидел – все загородили слепые каменные стены домов.
– Да.
– Но за ними ничего нет. Только… Разве что… Уж не в Мертвой ли Котловине ты живешь?
– Да, – Шалрой знал, что именно так здесь называют ту местность, откуда он пришел.
– Серьезно? Говорят, что это не самое лучшее место.
– Мы привыкли. Конечно, там сухо. Очень сухо. И земля худородная. Но мы привыкли.
– Вот уж не думал, что в Мертвой Котловине… – Буйвол покачал головой.
– Мы привыкли, – повторил Шалрой. – Наши предки пришли в эту долину с той стороны гор, из южных пустынь. А уж там жизнь была куда тяжелее.
– Не сомневаюсь.
– В котловине спокойно, никто не лезет на наши земли, да и мы стараемся не показываться людям из большого мира. Там тихо…
– И потому Чет решил спрятаться у вас.
– Кто?
– Чет Весельчак. Человек, который отстрелил тебе ухо. Я слышал, он очень неплохой стрелок.
– Он убил наших собак…
– Собак… – хмыкнул Буйвол. – Он убивает не только собак. Удивляюсь, как это он промахнулся, метя в тебя.
– Он не промахнулся. Он сказал, что я меченый.
– А-а… – протянул Буйвол. – Понятно. Похоже на него… Потому-то его и прозвали Весельчаком. Я слышал, что он любит охотиться на людей, но не очень-то верил этому… Выходит, что слухи, дошедшие до меня, правдивы. И это не радует…
Они помолчали какое-то время.
– Пошли, – наконец сказал Буйвол и, оттолкнувшись от стены, шагнул в поток людей. Шалрой последовал за ним, боясь потерять новообретенного товарища из виду.
Они вышли из узкого переулочка, где располагалось питейное заведение Барта, проследовали вдоль короткой улицы, нырнули в подворотню, проскользнули сквозь щель в высоком заборе и в конце-концов оказались на рыночной площади города. Здесь было шумно, пыльно и многолюдно. Пахло навозом и потом. Этот тяжелый запах был везде – в любом закутке рынка, во всяком углу площади. Но у каждого лотка, возле каждого тента, палатки, мастерской или магазинчика пахло еще чем-то своим, особенным: медом и копченым мясом, раскаленной сталью и жженым углем, фруктами и специями…
Буйвол остановился, не обращая внимания на сердитые толчки идущих мимо людей, и, вытянув шею, завертел головой, не то прислушиваясь к окружающему многоголосому гаму, не то что-то вынюхивая. Он стоял так довольно долго, глядя куда-то вдаль поверх сотен голов, затем удовлетворенно кивнул, обернулся к ждущему Шалрою, показал рукой в сторону, в самую теснину холщовых палаток и легких дощатых домиков и сказал:
– Нам туда.
– Их было не меньше десяти, – на всякий случай решил предупредить Шалрой, имея в виду бандитов, угнавших стадо. Буйвол его отлично понял.
– Мы идем за подмогой, – объяснил он и вновь показал рукой нужное направление. – Держись за мной, не потеряйся.
Не сказав друг другу больше ни слова, Буйвол и Шалрой пересекли площадь.
Здесь, в устье двух широких улиц, впадающих в бурлящий водоворот рынка, было не так многолюдно. По периметру площади и вдоль улиц стояли одинаковые двухэтажные дома из красного кирпича – гостиницы для удачливых торговцев, харчевни, склады, конторы. Острые крыши с башенками венчали развевающиеся по ветру тряпичные флаги с цветастыми эмблемами. Эти пестрые вымпелы были видны издалека. Уж не их ли высматривал Буйвол с площади?
– Направо, – Буйвол свернул к глухому деревянному забору, по верху которого часто торчали острые шипы.
Ворота не были заперты и легко распахнулись, пропуская гостей на просторный двор. Буйвол вошел и сразу остановился, осматриваясь. Шалрой, ступив на утоптанную землю двора вслед за воином, зачем-то снял с головы шляпу и принялся мять ее в руках.
Прямо перед ними, метрах в десяти, высился двухэтажный каменный дом с просторным перекошенным крыльцом и множеством неровных пристроек. Вытянутые окна его были забраны некрашеными кованными решетками, стены местами потрескались, фундамент зарос вьющейся травой. Видно было, что хозяин не очень-то заботится о внешнем виде своего заведения.
Чуть в стороне, привалившись одной стеной к забору, скособочился длинный бревенчатый сруб конюшни. Из крохотных окошек доносилось фырканье лошадей и негромкое ржание. Ровная, идеально сложенная скирда сена возносилась над крышей конюшни, словно сторожевая башня.
Из-за дома слышались азартные выкрики. Буйвол заглянул за угол. На площадке, на обширном деревянном помосте под дощатым навесом, где новоприбывшие торговцы обычно разгружают лошадей и складывают из своих тюков высоченные пирамиды, толпились люди.
– Он здесь, – сказал Буйвол, обернувшись к Шалрою и чему-то улыбаясь.
Пастух промолчал, надел шляпу, спрятав слезящиеся глаза от солнца, и сел прямо в пыль возле ворот. Ему было все равно. Он до изнеможения устал.
