крайнем случае он обрушит на беглецов «другую силу»… Но уже непохоже было, что он сможет что-нибудь сделать. Я действительно верил ему и не обвинял его.
Понятно, стоянку злоумышленников засекли. Ну а вдруг им удастся улететь?.. Телескоп еще ладно… Но чтоб они увезли масс-голограф… Я был настроен решительно против этого. Быстро подошел к стоявшему за зеркалом Кобальскому и сказал:
— Вы негодяй, Кобальский! Хоть вы и приготовлены из каолина и поваренной соли… Из всего белого!
Я каблуком с такой силой ударил по зеркалу, что фотограф за расколовшейся натрое плоскостью согнулся вдвое и завертелся на одном месте.
— Связать его, Альф!.. — фальцетом закричал он.
На меня навалились, словно на тигра. Больше всех усердствовал «дядя». Бесчеловечно заламывая мне руки, он бурно сопел и все повторял:
— Ну и глуп племянник!.. Ох и дубина!..
Со связанными руками я лежал на самом краю берега, затылком в воде. Изредка ленивая волна накатывала на лицо. Приподнимая голову, я едва умудрялся дышать.
И тут на берегу, как я понял, появился еще кто-то. Собиралось все воронье!
Я все пытался сесть. Наконец мне это удалось.
Не знаю, каким уж образом, как добирался, но появился здесь и гомеопат — Иннокентий Уваров. Он был невысокого роста, худощав и широк в плечах, с усиками. Легко одет — в белой запыленной рубашке с подвернутыми до локтей рукавами, в светло-серых брюках.
Уваров был взволнован. Сбиваясь, что-то рассказывал нумизмату. Все сбегались, обступали его.
— Значит, сегодня Станислав Юлианович здесь не появится? — глядя на Уварова широко открытыми глазами, задумываясь, процедил Георгий-нумизмат.
— Как он появится??. - в глубоком недоумении пожимая плечами, растерянно и в то же время внимательно, снизу вверх поглядывая то на шефа, то на кого-либо из «семейства» Кобальского, повторял гомеопат. — Нет, как он в таком случае может появиться?..
— Вы почему, Кеша, нам вопросы задаете? — возмутился Эпсилон.
— Что случилось? — подбегая к компании, тяжело дыша, спросил до того разглядывавший куски зеркала «дядя».
— Кочерыжка зарыл нашего Зеро, — за всех быстро ответил Альф.
— Зарыл нашего Зеро?!.
— Это, конечно, ужасно… — растерянно разводил гомеопат руками. — Не знаю, как я это переживу. Мы со Станиславом Юлиановичем сколько раз объясняли этой тумбе: «Ты, малыш, знаешь, что из хранилища все должно быть вывезено, все до капельки. Как ты понимаешь, для этого, минуя колодец, под мазаром надо сделать другой ход. Широкий ход. И пока что замаскировать его». Но эта глупая двенадцатитонная тумба совершенно превратно истолковал наше указание. Представляете, обрубок совсем неправильно меня понял. Я сказал, чтоб он принялся за работу после полудня. А он начал с утра!.. Когда Станислав еще работал в хранилище с инопланетными объектами. Ужасно!..
Гомеопат сел, картинно уронил голову.
— Кеша, — спросил его «дядя», — а почему здесь появились вы?
— А чем я хуже вас?! — резко подняв голову, возмущенно воскликнул гомеопат. — Видите ли, они полетят, а я должен где-то занимать тумбу, чтоб он снова не увязался за ними!
— Так надо было разрыть ход, чтоб вышел Зеро! — распалялся «дядя». — А то ведь странная получилась «маскировка» хода…
— Я и приказал тумбе!.. Разроет он… А Станислав улетит в следующий раз. Сейчас же надо немедленно увозить масс-голограф и телескоп, пока у нас все не отобрали.
— Нам надо остаться, — подавленно произнес Альф, — а то Зеро без воды погибнет там. Надо ему помочь.
— Конечно! — сказал гомеопат.
— Мы все, кто из «алфавита», — отрезал «дядя», — полетим. Мы не можем остаться без масс- голографа. Три куска зеркала можно склеить. Нам пора восстанавливаться. У Эпсилона вон уже нет ушей… Останетесь здесь вы, Кеша, раз Зеро оказался засыпанным по вашей вине. Да, да, ведь Большой Кеша ваша копия! Вам легче с ним работать…
— Моя, моя… — забормотал гомеопат, помолчал, а потом спокойно сказал: — Кстати, должен всех вас поставить в известность. Хотя огорчать вас и не хотелось. Не сказать не могу. Дело в том, что Станислав-Зеро плохо к вам относится, ко всем: «от альфы до омеги». Он против вашего существования. Это правда. Лучше улетайте, друзья… Сам он, по-моему, лететь уже передумал.
— Ложь это! — взволнованно вдруг вскричал Альф. — Они с кочерыжкой умышленно завалили нашего Зеро! Все ясно!
— Не так ли? — спросил Уварова до того молчавший нумизмат. — Решил ты, Иннокентий, всех устранить и стать единоличным владетелем масс-голографа и телескопа? А? И рой тебе нужен?..
— Да вы что?! — вскочил гомеопат. — Вы с ума сошли? Зачем мне так много?.. Мне из сорока миллиардов хватит и одного миллиона.
— А ты скромник! — с брезгливой улыбкой заметил ему нумизмат.
И тут все, кроме нумизмата, что называется, понесли гомеопата на кулаках. Страшно было смотреть…
И тут я увидел кое-что другое.
Из-за самолета не спеша, вразвалку шел к нам огромный, толстый «гомеопат»! Я сразу понял, что это «тумба», как свою копию называл Уваров. Большого Кешу сбоку рельефно освещало заходящее солнце и, хотя он был далековато, виден был отчетливо. Ростом он был около десяти метров и очень толст. Конечно, в нем были все двенадцать тонн.
— Это он, что ли?!. Кочерыжка!.. — закричал Георгий-нумизмат. — Все гибнет!..
Избиение гомеопата мигом прекратилось.
Стало тихо. Лишь слышно было, как шмыгает носом поколоченный Уваров да скрипит, издали похрустывает под подошвами медленно шедшего толстяка песок.
— Вздумали без меня удрать, — чуть скривив губы, презрительно сказал огромный толстяк и остановился метрах в сорока от нас.
— Вздумали! — за всех резко ответил ему Эпсилон-Кобальский. — В конце концов тебе-то что там делать?
— А вам? — спросил толстяк. — Вам что?
— Мы выполняем приказ Станислава-Зеро. Масс-голограф и телескоп, который стоит, может быть, сто миллиардов, должны быть сегодня же вывезены! Можно подумать, ты об этом впервые слышишь!.. Тебя же на днях вывезем на большом самолете. Этот с тобой на борту не взлетит. Ты слишком тяжел.
— Так я стал слишком тяжелым? — медленно подступая к нам, более решительно заговорил толстяк. — Они выполняют приказ Зеро!.. А вас не волнует то, что Зеро против нашего существования — моего и всех, всех ребят из «алфавита»? То-то он постоянно был против моего полета с вами.
— Кто это тебе сказал? — спросил «дядя» толстяка. — Кто сказал, что он против нашего существования.
— Тот, кому это известно, — мой прототип. Я сделал все так, как он сказал. Разрушил мазар и…
— Засыпал Зеро? — ужаснулся Альф.
— Разумеется…
— Замолчи, глина!! — рявкнул Иннокентий-гомеопат. — Я тебе приказал все правильно сделать!.. А ты заторопился сюда!.. — Он вскочил на ноги, возмущенно потрясая перед собой кулаком, забегал перед Георгием-нумизматом.
— Надо всем остаться и освободить Зеро, — сказал Альф.
— Оставаться немыслимо, — возразил нумизмат. — Я нахожусь в критических обстоятельствах… Полет отменить нельзя.
— Разве это моя копия?! — мотая головой, воздевая руки к небу, петлял на пятачке и слезно вопил гомеопат. — Это недоразумение!.. Друзья, я не должен — не могу! — отвечать за слова лживой, дефектной
