Вскоре после освобождения Ленинграда из кольца блокады в январе 1944 года в городе торжественным парадом было отмечено вступление партизан Ленинградской области. Через месяц в Ленинград с фронта были поспешно отозваны несколько спецбригад НКВД для разоружения расходившихся лесных вояк.
Партизаны вели себя в городе как завоеватели во вражеской крепости и с пытающимися призвать их к порядку милиционерами разговаривали не иначе, как на языке ручных гранат и автоматных очередей.
Милиционеров они считали своими потомственными врагами и открыто хвастались кто сколько «лягашей» уложил.
После парада и последующего разоружения всех партизан без особого шума загнали в телячьи вагоны и переправили в спецлагеря НКВД.
«Диким» партизанам поют гимны в газетах как национальным героям-патриотам, но когда они из лесов попадают на свет Божий, то их первым делом зовут перед ясные очи НКВД. Чем вы, собственно, занимались граждане партизаны?
Одно дело регулярные партизанские отряды из переодетых частей Красной Армии или полурегулярные, имеющие присланных из центра командиров и центральную радиои авиасвязь. Но, если вы околачивались в лесах и выходили на «продразверстку» только, когда кончались самогон да сало… Тогда держитесь – не помогут вам и красные ленточки на лбу!
Перетрусив и перемыв бывших партизан в десяти водах, НКВД отправляло их в регулярную армию, а командиров – для переквалификации на КУКСы, подобно КУКСу Ленфронта.
На КУКСе мои уши часто ласкают загадочные слова:
«Ты откуда – из „восьмёрки“? – спрашивает один.
«Нет, – из „девятки“, – нехотя отвечает другой.
Оказывается «восьмёрка» и «девятка» – это 8-й и 9-й Штурмовые Батальоны Ленфронта. Так называются офицерские штрафные батальоны, где офицеры пускаются в бой в качестве рядовых солдат. Если они останутся в живых, то снова получают прежнее офицерское звание. Если останутся в живых… Потери в штурмбатах составляют обычно 90-95 процентов состава после каждой боевой операции.
Когда Красная Армия перешла в наступление и начала освобождение оккупированных немцами территорий, то всех бывших советских офицеров, обнаруженных на этих территориях, собирали и, подобно партизанам, отправляли в спецлагеря НКВД.
Тех, кого НКВД считало недостойными для показательной виселицы, после такого предбанника отправляли в следующее отделение чистилища – в штурмовые батальоны.
Там им предоставлялась возможность кровью искупить свою вину перед Родиной. Пока воюйте! После войны будет время поговорить более детально.
Оставшиеся в живых после кровавой купели, как правило, из госпиталей, – из штурмбатов уйти можно было только лишь буквально ценой пролитой крови, – для окончательного перевоспитания отправляли на КУКСы.
У моих товарищей по КУКСу я часто видел солдатские книжки из штурмбата, где после строк «рядовой» и «пехотинец» на обороте стояла пометка «полковой комиссар» или «командир эскадрильи».
Да, любопытный человеческий материал на нашем КУКСе! Практически – это долговременный резерв Ленинградского Фронта. Чтобы офицеры не жирели и не слонялись без дела их с серьёзным видом заставляют играть в солдатики.
Бывшего командира пулеметной роты учат сборке и разборке пулемета системы Максим, а командиру стрелкового батальона объясняют устройство винтовочного затвора непревзойденного образца 1891 года.
На КУКСе большой процент «новых украинцев». Когда Красная Армия отступала из Украины, то многие солдаты из местных жителей, проходя мимо родных сел, запросто бросали винтовки в канаву и шли «до дому». «Пропади она пропадом эта власть!» – сплевывали они вдогонку отступающим частям.
Когда Красная Армия начала изгонять немцев с Украины, то «домоседов» быстренько собирали, – этим занимались даже не военкоматы, а сами командиры передовых частей, – совали им снова винтовки в руки и, даже не переодев в шинели, в чём были – в первую линию боя!
Их так и называли – «пиджачники». Берега Днепра, как весенними цветами, пестрели трупами в разноцветной гражданской одежде.
Рядовой состав, обычно без фильтрации органами НКВД, включался в действующую Армию. Свести мелкие личные счёты государства и личности можно будет позже. На данном этапе больше требовались солдаты для Армии, чем рабочая сила для концлагерей.
На КУКСе хотя и не произносилось вслух, но чувствовалось некоторое напряжение между украинцами и русскими. Украинцы больше помалкивали, как провинившиеся младшие братья. Русские иногда беззлобно замечали: «Эх вы, хохлы…» «Эх! Эти немцы!» – вздыхали украинцы, – «Не оправдали нашего доверия, сучьи дети!» Однажды по батальонам КУКСа заходили списки. Среди курсантов искали крымских татар. Я помню расстроенное лицо старшего лейтенанта Хайфутдинова, когда он заполнял графы этого списка против своей фамилии.
По слухам мы знали, что всё без исключения население Крымской АОСР по приказу Кремля меняет квартиру. За нелояльное к советской власти поведение во время немецкой оккупации несколько миллионов людей переселяют в Сибирь, сами республики ликвидируются.
Среди курсантов этот приказ повел к следующему разговору:
«А калмыки, знаешь, как под Сталинградом работали?» – сказал один. – «Немцы спереди прут, а те сзади. Целыми полками по ночам вырезали!» «Интересно – почему это донские и кубанские казаки без дела сидели?!», – добавил другой.
«От казаков-то что осталось? Рожки да ножки», – отозвался третий. – «Ведь эти теперешние казачьи части – там ни одного казака нет. Только и есть казачьего, что лампасы!» Офицеры не возмущались, что калмыки вырезали их полки. Они только удивлялись, почему казаки бездействовали. Донские и кубанские казачьи области издавна считались антисоветскими гнездами. Там с особенной жестокостью был применен искусственный голод 1933 года.
