– Я гляжу, что для тебя это не новость, – он усмехнулся и поддал ногой камень.
– Да, я знаю об этом.
– За что?
Как он так все выворачивает, что уже я отвечаю на его вопросы, а не он на мои? Мы так не договаривались, кто тут главный? Я!
– Вы не ответили на мой вопрос, – я решила быть настойчивой.
– Просто интуиция, пожалуй, подробнее и не объясню, какие-то слова, жесты... так за что он сидел?
– Разбой, кажется, я точно не помню.
– А как ты узнала об этом?
– Он сам сказал: сидели как-то, выпивали, само собой и выплыло.
– Ты меня с ними из-за этого познакомила?
– Отчасти да, хотя я и понимаю, что если человек сидел в тюрьме, это еще ничего не значит, но все же...
– А что за Вероника?
– Вообще-то, обычная вертихвостка, но очень уж богатство уважает, просто спит и видит это богатство.
«Говорить или не говорить? Говорить или не говорить? Говорить или не говорить?»
– В тот вечер, когда Степан рассказал о том, что сидел в тюрьме, мы случайно наткнулись на газету...
Ну же, смелее.
– ...там была статья про то, что Галина Ивановна, сестра бизнесмена Воронцова, купила колье за бешеные деньги...
Максим остановился.
– Когда это было?
– Точно не помню, может, за неделю до случившегося...
– Назови всех, кто присутствовал при этом.
– Я, Альжбетка, Солька, Степан, Егор и Вероничка. Но мы тут ни при чем!
Надеясь, что Максим все же прислушается к моим словам и вычеркнет меня и девчонок из списка подозреваемых, я замерла, ожидая его ответа. Но уже через секунду по выражению его лица, поняла, что ни о каких исключениях речи быть не может.
– Ты могла бы рассказать мне об этом раньше.
– Вот еще!
– А как же твоя гражданская совесть? – ухмыльнулся Максим.
– Спит моя совесть, та, которая гражданская.
– Тогда почему сейчас рассказала?
– Все вам не так, – возмутилась я, – что бы я ни сделала, вы начинаете подозревать меня еще больше.
– Так если у тебя все шиворот-навыворот, как же тебя не подозревать?
– Значит, в то, что моя совесть проснулась, вы не поверите?
– Не поверю, – Максим уже смеялся.
Правильно. Не верьте.
– Где теперь эта газета? – спросил он с явной заинтересованностью.
На меня обрушился удушающий приступ паники. Не могла же я сказать, что газета после вечеринки оказалась у нас в домике – круг подозреваемых расширился бы не в нашу пользу.
– Не знаю, – пожала я плечами, – мне надо было к Воронцову возвращаться, и я ушла раньше.
Выкрутилась.
Теперь я собиралась поделиться с Максимом своими гениальными мыслями. Выбрав торжественный тон, я сказала:
– Газету, конечно, видели тысячи людей, и здесь ее наверняка листали – кто-то же притащил ее в эту глушь, но кто мог знать, что эта самая Воронцова Галина Ивановна приехала сюда, в свой загородный дом? Она бывает-то тут раз в сто лет. Да и об этой ее резиденции вряд ли кто-нибудь догадывается, а тот, кто украл, был в курсе...
– А ты на вечеринке рассказала, что Воронцова твоя хозяйка и что она живет неподалеку? – перебил меня вопросом Максим.
– Да.
Он задумался, я задумалась тоже. В памяти опять замелькал Осиков, перелезающий через забор...
Оказавшись в своем домике, я радостно вздохнула – все шло как нельзя лучше, все шло по плану. По моему плану.
Глава 23
Не спится... Лучше бы я спала...
Сил не было ни на что, вечер меня вымотал до предела. Я упала на кровать в надежде быстро заснуть, но перед глазами проплыла сначала мама (я мужественно прогнала этот мираж прочь), потом Осиков (его я просто проигнорировала), затем Егор...
– Он-то тут к чему, прочь, все прочь... – пробормотала я, поворачиваясь на другой бок.
Через некоторое время я почувствовала холод. Решила не обращать на такую мелочь особого внимания и, натянув тонкий плед почти до макушки, сделала еще одну попытку заснуть. Холод продолжал наступать. Я поджала к животу ноги и продержалась приблизительно десять минут, но потом наступила вечная мерзлота.
Кто кого – я вечную мерзлоту или она меня? Бедные мамонты, как же им было холодно!
Ничего не оставалось делать, как только признать свое поражение. Поерзав, я откинула плед и бросилась к печке.
– Дрова, дровишки! Спасибо, Юрий Семенович, что вы подумали обо мне. Так, как это делается...
Я забила печку дровами.
– Нужна бумажка, мне нужна бумажка. Ура, газета!
Вынула половину березовых кочерыжек, скомкала газету, разложила ее по углам и... Не думайте, что я ничего не умею, я как-то в детстве ходила в поход, так что костерок соорудить – не проблема.
– Мне нужны щепки! – объявила я, подпрыгивая на месте от холода.
Вот и щепочки, все же милый человек Юрий Семенович.
Щелчок зажигалки, и... О чудо!!! Через пятнадцать минут я почувствовала долгожданное тепло, нырнула под плед и пожелала себе сказочных снов.
«Что это за стук? Это стучат мои зубы. Почему они стучат? Сколько времени?» – запульсировало в голове.
– Опять холодно... – прошептала я, чувствуя, как костенеют пальцы.
Оказалось, что я поспала три часа, всего лишь три часа. На негнущихся ногах я вновь побрела к печке – она оказалась абсолютно холодной, как мраморная плита на кладбище. Заглянув внутрь, обнаружила, что дрова прогорели мало, и все потухло давным-давно.
– Начнем все с начала, – уже без энтузиазма сказала я.
Дрова, газета, щепки, зажигалка. Щелчок и... и зажигалка не сработала – сдохла, зараза. Далее шла непереводимая игра слов.
– У-у-у! – взвыла я, с отчаянием глядя на дверь.
Замотавшись в плед, я отправилась в роскошный особняк Воронцова за новой зажигалкой (не могла же я провести всю ночь в холодильнике). Раздражение и мерзкий холод были практически непреодолимыми
