Сергей положил журнал на стол.
Тогда на балу он на секунду задался вопросом: а как здесь оказалась Саша? Пригласительный билет – дорогое удовольствие, и представить, что Белозерцев подарил его новому сотруднику, который еще и месяца не проработал – невозможно. Но вопрос улетел в даль…
А все, оказывается, очень просто. Самое обыкновенное реалити-шоу на страницах журнала… «Молодец, Андрюха… стратег, тактик… Фокина, наверное, теперь спит спокойно…». Сергей выдвинул стул и сел. Только с героиней вы переборщили… перестарались – поймали бабочку и сунули между страниц, странно, что грузом не придавили…
«Да я и сам хорош…» Он покосился на ровные строчки печатных букв и вновь улыбнулся. В животе у нее горячо… с ума можно сойти.
Сергей взял мобильник и набрал номер Белозерцева (это же он прислал журналы – кто же еще…), но на вызов ответа не последовало – длинные гудки и обрывистый звук «кляк-кляк». Ладно, он дозвонится позже.
«…я все думала, когда же это случилось? Может, в лесу?»
А когда же это случилось с ним? И случилось ли? Сидел же в четырех стенах, ел пиццу, работал и почти не думал о ней. Почти…
«…он особенный…»
«Да уж… знала бы ты, чего я хочу…»
Глава 23
Липкий листочек счастья
Кажется, стопка бумаг на ее столе никогда не растает. Марина отъехала в кресле немного назад, положила ногу на ногу и с сожалением посмотрела на пустой пластиковый стаканчик. Когда-то она получала настоящее удовольствие от работы, а сейчас превратилась в робота. Даже полюбила пить чай и кофе из одноразовых стаканчиков, хотя можно было завести чашку. Яркую, красивую чашку. Но, увы.
Четверг, сегодня четверг…
– Из командировки он вернется завтра…
Андрей Юрьевич звонил, интересовался рабочими моментами, спрашивал про Сашу, вернее, про ее дневник. Да, все хорошо, все в порядке… До тошноты хорошо.
Марина поднялась и, двигаясь по периметру кабинета, стала закрывать жалюзи на окнах. Не офис, а аквариум! Нет никакой возможности побыть одной.
Мобильник в сумочке сначала загудел, а затем запиликал, но она не поспешила ответить на вызов – надоели, все надоели.
Наконец она взяла трубку. «Сотникова» – определился номер. Вот уж чудо из чудес, последний раз она звонила миллион лет назад.
– Да.
– Привет. Как дела?
– Нормально, – равнодушно ответила Марина.
– А я через три дня опять лечу в Париж, даже не спрашивай зачем – не скажу, могу только намекнуть, что скоро появится разгромная статья об одном очень известном модельере. Половину своей коллекции он содрал у… Ну, потом узнаешь, – игривый голос Ники на пару секунд смолк и послышался дорожный шум. – Даже десятиминутные пробки меня выводят из равновесия… А ты все сидишь в своей стекляшке? И когда Белозерцев тебя куда-нибудь отправит…
– Мне и здесь хорошо. – оборвала поток щебета Марина.
Зачем она позвонила? Болтает, будто лучшая подружка…
– Это ты зря, хотя, дело твое…
– Вот именно.
– О, не обижайся, пожалуйста, кажется, любое упоминание Белозерцева тебя нервирует. И мы обе знаем почему, – Ника хихикнула. – Не могу поверить, что ты не в состоянии его подцепить, у меня таких проблем никогда не было…
– И поэтому ты в тридцать лет одна, – припечатала Марина.
– Во-первых, не в тридцать, – отчеканила явно уязвленная Сотникова, – а в двадцать девять, во- вторых, я никогда не бываю одна, в-третьих, у меня есть цель и рано или поздно я своего добьюсь.
– Удачи.
Ника помолчала, чем опять удивила Марину. Может быть, ей что-то нужно, но она не знает, как об этом спросить? Похоже на то.
– Ты давно видела Ермакова? – наконец вызвала истинную причину звонка Ника. Он к Белозерцеву не приезжал?
– Андрей Юрьевич в командировке, к нему сейчас никто не приезжает.
– А, понятно, – голос Ники погрустнел. – Ну ладно, не буду тебя отрывать от важных дел. Когда я вернусь, мы могли бы встретиться. Попили бы кофе, назло диетам поели бы пирожных со взбитыми сливками и обсудили бы мужчин. Давненько я этим не занималась, – она засмеялась и кокетливо добавила: – я как раз сейчас познакомилась с одним весьма крутым и симпатичным товарищем. Вернусь, расскажу. Ну все, пока, наконец-то я вырвалась из пробки!
Марина отправила мобильник в сумочку и устало опустилась в кресло. После разговора остался неприятный осадок, который тяжелым грузом упал на натянутые нервы… Ника может бравировать своей красотой, связями, успешностью, может отвлекаться на яркие картинки жизни, но ей одиноко. «Так же, как и мне одиноко». Глаза Марины заблестели от слез.
«Крутые и симпатичные товарищи», наверное, приближают к каким-то заветным целям, но совершенно не греют душу, а жить с холодом в груди не каждый сможет.
– Я не такая, – замотала головой Марина. – Я умею любить, я люблю!
Да, она счастливая… Да! Она счастливая, потому что рядом с ней – Андрей Юрьевич Белозерцев. Пусть он видит в ней только заместителя, пусть, но он-то для нее так много значит!
– Я умею любить, – пробормотала Марина, вытирая первую слезу, – и я люблю его глаза, нос, руки… я даже очки его люблю…
А Ника не умеет – и это весомая разница между ними. И Нику жалко, а ее – Марину, нет, потому что у нее внутри горит огонь и еще какой!
– Я даже очки его люблю, – повторила Марина и, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдала.
* * *
– Можно? – робко постучав, Сашенька заглянула в кабинет. – Я хотела сказать…
Она замолчала.
Ее начальница плакала – вздрагивали плечи, раздавались частые всхлипы, в воздухе дрожали отчаяние и боль.
Марина махнула рукой, мол, уходи, не сейчас, и Сашенька выскочила за дверь, но вовсе не для того, чтобы исчезнуть и не появляться – она бросилась к буфетному шкафу, налила в стакан холодной воды и устремилась обратно.
– Возьмите, пожалуйста, – несмело сказала она, не зная, чем еще можно помочь. Конечно, все умеют плакать и каждому человеку рано или поздно бывает плохо, но Марина… Она уверенная, серьезная, строгая, даже холодная… невозможно предположить, что могло произойти, чтобы она так сильно рыдала, так страдала…
Сашенька протянула руку и погладила ее по плечу.
– Вы не расстраивайтесь, все наладится…
– Не наладится, – выдавила из себя Марина. Схватила сумочку, вытряхнула содержимое на стол, взяла упаковку одноразовых платков и зарыдала с новой силой.
