приоткрылась, показалась мощная цепочка, а затем раздался женский старческий голос:
– Кто такие?
– Мы к Митрохину Дмитрию Васильевичу, дальние родственницы.
– Нет его и не будет, он уже давным-давно здесь не живет.
– А где же он? – растерянно спросила Леська.
– Не знаю, укатил, и ни привета, ни ответа.
– А может быть, мы зайдем? – осторожно спросила Ника.
– Пошли вон! – задребезжал старческий голос, и дверь захлопнулась.
Девушки переглянулись и позвонили опять, причем в оба звонка одновременно, но дверь им больше не открыли. Старуха, видно, затаилась и разглядывала незваных гостей в глазок – изредка были слышны ее кашель и шарканье ног.
– Она не откроет, – тихо сказала Ника, – пойдем.
– Пойдем, – кивнула Леська. – Вот ведь грымза! И что теперь делать?
– Давай вернемся домой и еще немного поспим.
– Как ты можешь мне предлагать такое, когда еще час назад я просила все прогрессивное человечество объединиться в борьбе против криминальных элементов?!
– Извини, я как-то не подумала. Сморозила глупость, – проворчала Ника, понимая, что выспаться ей никто не даст: с минуты на минуту в Леськиной голове родится очередная гениальная идея, и придется им рвануть еще куда-нибудь.
«Форд» зафырчал. Они проехали сто метров, и Леська притормозила. Ника тяжело вздохнула – вот сейчас, сейчас она потребует чего-нибудь невозможного, в лучшем случае, потащит подругу на другой конец Москвы за новыми подвигами.
– Кажется, я знаю, чем мы займемся.
– Подожди, не говори, дай я сначала куплю себе воды, а то, чувствую, мне будет плохо.
– Не занудствуй. Мы сейчас отправимся на квартиру Инессы Павловны и Вени и устроим там обыск. – Леська посмотрела на подругу в надежде, что та оценит ее сногсшибательную идею.
– Всего-то? А может, сразу поедем в Третьяковскую галерею и посмотрим, что там плохо лежит? Или метнемся в Кремль, может, там сейчас никого нет, и мы наткнемся на что-нибудь интересное? Ты хоть иногда думаешь, что говоришь?
Заглянув в Леськины глаза, переливающиеся неуемным энтузиазмом, Ника поняла, что сейчас услышит – «Если ты не поедешь со мной, то я поеду одна!»
– Хорошо, – ответила она, – но сидеть в тюрьме в одной камере с тобой я отказываюсь. Хоть там отдохну!
Леська хихикнула и нажала на педаль газа. К ее тянувшемуся с утра нервно-возбужденному настроению прибавилось еще и ликование. Все получится, все обязательно получится, они быстрее Кочкина найдут злоумышленника и принесут его на блюдечке с голубой каемочкой прямо в прокуратуру! Максим Григорьевич оценит это должным образом – поворчит, конечно, не без этого, все же он волнуется, но в душе отметит Леськину сообразительность и потом будет долго ее хвалить.
– А почему мы едем с обыском к твоему второму мужу, а не к первому? – ехидно спросила Ника. – Нелогично как-то, надо бы по порядку.
– Во-первых, у меня есть ключи от квартиры Лапушкиных. Я их сто лет назад потеряла, а потом сделала дубликаты, которые и вернула после развода. Недавно выбрасывала старую сумку и после тщательной ревизии за подкладкой обнаружила первые экземплярчики, так и валялись они без дела до сегодняшнего дня. А во-вторых… – Леська сделала многозначительную паузу. – А во-вторых, когда мы с Кочкиным их навещали, Инесса Павловна повела себя странно…
– Вылила тебе на голову ведро холодной воды или, помня твои выкрутасы, разделась и станцевала стриптиз?
– Нет, не перебивай, я же тебе о важных вещах толкую!
– Прости, не удержалась, – Ника тяжело вздохнула. Сейчас она была в таком мрачном расположении духа, что и сама бы не отказалась от ведра ледяной воды. Предстояло залезть в чужую квартиру, да еще к кому! Инесса Павловна за свое имущество держится не только руками, но и зубами – пять замков на двери о многом говорят. Конечно, Леська в случае опасности сделает невинное выражение лица и скажет, что пришла просто навестить горячо любимых бывших родственников, и наверняка еще наплетет какой-нибудь ерунды, но к чему ворошить пчелиный улей? И почему Леська такая неугомонная? – Так что же странного было в ее поведении?
– После того как мы пришли и уже завели милую беседу, она вдруг метнулась к журналам, взяла один из них и ушла.
– Куда?
– Не знаю. Может быть, на кухню, может, в другую комнату или туалет. Что-то здесь не так, ее поведение в тот момент очень меня насторожило.
– То есть мы едем, чтобы отыскать этот журнал?
– Да! – громко ответила Леська. – Она что-то скрывает, и мы должны узнать что. Может быть, там чей-нибудь номер телефона записан или еще что-нибудь. Может быть, она так с киллером связывается – через графу частных объявлений.
– Насмотрелась телевизора!
– Нет, это я в книге вычитала. Вот точно: журнал – ключ ко всему!
– А когда вернулась, она ничего не жевала?
– В каком смысле?
– Ну, может быть, журнал – это главная улика, она вышла на кухню, разрезала его на квадратики и съела, запивая кофе или соком.
– Смейся сколько хочешь, – фыркнула Леська, демонстративно включая музыку погромче, – посмотрим, что ты скажешь, когда я найду в квартире Лапушкиных нечто важное и интересное.
– Как журнал называется?
– «Радужная жизнь».
Перед дверью, обитой металлическими листами, Леська немного замешкалась – замков и ключей было слишком много.
– Давай быстрее, – поторопила Ника.
– Легко сказать, я и раньше путалась. Не квартира, а сейф, – прошептала в ответ Леська, – можно подумать, у них там есть что-нибудь сверхценное… сплошное барахло, да и только. Бульдозер по этой жилплощади плачет, заехать бы туда и смести все на улицу.
– Услышала бы сейчас тебя Инесса Павловна, ей бы плохо стало. Подожди, – зашипела Ника, – мы же забыли проверить, дома они или нет. Кошмар! Ты-то ладно – известная ненормальная в нашем городе, но как же я могла об этом не подумать…
– Потому что ты такая же, как и я, просто боишься это признать, – хихикнула Леська. – Не бойся, сейчас обтяпаем это дело. Я им позвоню, если никто не откроет, значит, дорога открыта.
Ника подняла голову к потолку, давно не знавшему побелки, и помолилась. Лапушкины наверняка закатят неимоверный скандал, если увидят их в своих царских апартаментах, лучше бы кто-нибудь из них был сейчас дома – только это может остановить Леську. На длинный резкий звонок никакой реакции не последовало. Ника загрустила и стала подготавливать себя к худшему: ей уже виделись холодные стены тюрьмы, решетчатое окошко и скромная, завернутая в тряпицу, передача от матери – кусочек сала, луковица и краюха хлеба. Щелк, щелк, щелк… Замки сообщили, что больше не являются помехой, – сердце у Ники выпрыгнуло из груди и повисло в воздухе.
– Ты что такая бледная? – спросила Леська, обернувшись. – На правое дело идем, между прочим.
– Я так не думаю, хотя об этом ты сможешь рассказать более подробно, когда окажешься на скамье подсудимых, – прошептала Ника, оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что за каждой дверью притаились бдительные соседи Лапушкиных, которые в данную минуту не отрываются от глазков.
Оказавшись в квартире, Леська, победно улыбаясь, стала бодренько прогуливаться по комнатам, размышляя, на что бы обратить внимание в первую очередь. Перешагивая через стулья и табуреты,
