Ксюша приподняла брови, отчего выражение лица стало умоляющим, но уголки губ дрогнули, и этого было вполне достаточно, чтобы поставить точный диагноз.
«Малышка, я тебе аплодирую стоя, но тебе меня не переиграть, – мысленно усмехнулась Соня. – И я пока не сошла с ума, чтобы мастерить вместе с тобой поделки из персидских ковров».
– Меня удивляют твои слова, – сухо и строго ответила Соня и для пущего эффекта нахмурилась. – Ты собираешься испортить хорошую вещь и считаешь подобный поступок правильным. Но ты забыла немаловажный момент: твой отец много работает, и его труд нужно уважать. Разве приятно будет Кириллу Андреевичу узнать, что мы испортили плед?
«О, да я молодец… Отлично справилась. Пожалуй, я и сама уже могу писать педагогические поэмы», – с иронией подумала Соня.
Ксюша мгновенно расстроилась. Опустив плечи, поникнув, точно ромашка без воды, она посмотрела в окно, затем перевела взгляд на письменный стол, тяжело вздохнула и произнесла грустно, с отчаянием и болью:
– Понимаете, Софья Филипповна, мне очень хочется победить. Мне необходимо занять первое место в конкурсе поделок. Я никогда не занимала первого места. Есть моменты… ну… – Она покусала нижнюю губу и продолжила: – Из-за меня наш класс продул веселые старты. Все смеялись. Я грохнулась в самый неподходящий момент! На эстафете. И сейчас мне хочется, чтобы у меня была самая лучшая поделка на свете! Я никогда, никогда ни в чем не занимала первого места…
Теперь Ксюша была такой искренне несчастной, что Соня с трудом подавила естественный порыв пожалеть и успокоить. Маленькая девочка мечтает о победе, об уважительных взглядах одноклассников, ее глаза вспыхнут яркими огнями, когда учительница, завуч или даже директор протянут грамоту и громко, торжественно произнесут формальное поздравление. Да плевать, сколько стоит плед, если из него выйдет отличная летняя поляна! Тем более что плакать будут денежки господина Комлева.
Соня мягко улыбнулась и вновь пристально посмотрела на Ксюшу – кто знает, может, эта маленькая девочка каждый раз получает грамоту, приз и восхищение, а на веселых стартах вовсе не падала, наоборот, установила новый мировой рекорд по прыжкам в мешке!
Но взгляд малышки был переполнен надеждой.
– Чтобы сделать хорошую поделку, не обязательно портить имущество, – успокаивающе сказала Соня. – Мы используем старые вещи или купим недорогую мелочь.
– Но так красиво не будет, – возразила Ксюша и потянула плед обратно к кровати. Пухлые сиреневые и малиновые цветы коснулись пола.
– Будет. Я обещаю, что ты победишь. «О, я сошла с ума, за свою жизнь я не сделала ни одной вазочки, баночки, коробочки! Во всяком случае, я этого не помню». – Когда нужно сдать поделку?
– До пятницы.
– Мы успеем. А теперь давай перейдем к окружающему миру. На какие вопросы необходимо ответить?
– Сколько костей в теле человека? В какое озеро впадает триста тридцать шесть рек, а вытекает всего одна? Почему орешник цветет весной, а липа летом? У кого рот на брюхе? Какие черви не являются червями?
«Вот за этот кошмар мне точно не платили! – Соня подавила горькое восклицание и решительно переключилась на другую волну: – Я смогу, смогу, смогу».
Комлев не слишком-то жаловал ужины, требующие некой парадности: костюма, галстука, особых блюд и белой скатерти. Парадность означала присутствие в доме малознакомых людей, деловые разговоры, не приносящие конкретного результата, пресные улыбки и ответные визиты в дальнейшем. Жаль времени. Но бывали и другие вечера, когда приходили хорошие знакомые (пусть и не друзья), Ксю наряжалась и превращалась то в хохотушку и вертелась юлой, то почти неподвижно сидела за столом и томно взирала на присутствующих, дожидаясь десерта (вероятно, подслушивала и подглядывала). Лора блистала и развлекалась, а он, пребывая в философском или бодром настроении, отдыхал от бумаг и телефонных звонков. И этот вечер обещал быть именно таким – спокойным, уютным, с той лишь разницей, что на ужин «приглашена» новая гувернантка. Зачем?
– Хороший вопрос, – произнес Комлев. Раньше он никогда не требовал присутствия няни поблизости – Ксюша вполне самостоятельный и разумный ребенок (даже слишком!), так зачем же? Софья Одинцова на этом вечере будет выглядеть белой вороной, и вовсе не потому, что она не гость. В ней нет индивидуальности, харизмы, очарования. «Так зачем же?» – опять спросил себя Кирилл и усмехнулся. Пожалуй, надо бы понаблюдать за новой гувернанткой, да и… Он нахмурился, небрежно бросил пиджак на подлокотник кресла, расстегнул две верхние пуговицы рубашки и признал, что Софья Филипповна Одинцова чем-то задела его, вернее, вызвала раздражение, и теперь ему хочется посмотреть на нее со стороны. В момент, когда она будет находиться в некомфортных для себя условиях.
– Кирилл Андреевич, – раздался за дверью голос экономки, – первые гости приехали.
– Хорошо, спасибо, – сухо ответил Комлев и сразу ощутил легкий голод. Не следовало пропускать обед, но дела закрутили, и к тому же в перспективе маячил отменный ужин.
Пока Ольга Федоровна накрывала на стол, Кирилл сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и вел неторопливую беседу с присутствующими мужчинами. Лора, устроившись на диванчике с Катей, молоденькой женой режиссера, о чем-то болтала, изредка смеясь, и часто убирала непослушный локон за ухо. Легкое короткое бордовое платье, черные бусы, завязанные узлом чуть ниже груди, бордовые туфли на высоком каблуке делали Лору похожей на киноактрису, и Комлев пару раз бросил на нее холодный собственнический взгляд. Она нравилась ему такой – красивой, точеной, внешне неприступной, с румянцем на щеках от выпитого вина.
– Добрый вечер! – раздался радостный голос Ксюши, и Комлев повернул голову.
– Здравствуйте, – безучастно произнесла гувернантка, стоящая рядом со своей воспитанницей.
«Без изменений», – отметил Кирилл и прошелся взглядом теперь уже по фигуре Софьи Одинцовой. Волосы прилизаны и стянуты в стандартный пучок, бледно-розовая блузка с широким воротником и дурацкими унылыми рюшками на рукавах, тяжелая коричневая юбка-годе почти до пола, туфли с тупыми квадратными носами. И прямая спина, будто ее обладательница проглотила длинную широкую линейку, ранее принадлежащую какой-нибудь работящей портнихе.
«Можно не спрашивать, уроки наверняка сделаны», – иронично подумал Комлев, и его раздражение исчезло, потому что сейчас Софья Одинцова была ясна, понятна и даже предсказуема.
Он коротко представил новую гувернантку присутствующим (называть имена гостей не стал, не имело смысла), равнодушно встретил недовольное выражение лица Лоры и переключил внимание на Ксю. Малышка изо всех сил старалась произвести сногсшибательное впечатление – еще бы, сегодня она была в платье, специально купленном для выпускного вечера. Прощай, начальная школа, прощай…
«Если она зальет платье соком, то придется покупать новое», – вздохнул Комлев, с удовольствием осознавая, что Ксюше под силу свить из него веревки, жгуты, косички… Да что угодно! Правда, крошка об этом не догадывается. Хотя…
– Через час вы можете быть свободны, – обратился он к Соне. – Завтра воскресенье, я полагаю, вы поедете домой?
– Да.
– Или оставайтесь здесь, но, боюсь, в таком случае Ксюша не даст вам отдохнуть. Решайте сами.
– Да, конечно.
Комлев отвернулся, но ее слова вдруг неожиданно кольнули в сердце. «Да, конечно». С чем она согласилась? С тем, что останется, или с тем, что разберется и без его ценных указаний?
Он резко повернул голову и увидел совсем не то, что ожидал, – ее глаза сияли тайным глубинным огнем. Ее глаза смеялись. Но мгновение – и наваждение исчезло. Перед ним вновь была серая скучная мышь с бледным лицом и тусклыми, как свет от дачного ночника, чувствами и желаниями. Показалось? Комлев нахмурился, быстро поднялся и пригласил всех к столу.
Лора, глядя, как осторожно новая гувернантка усаживается на стул, а затем аккуратно стелет полотняную салфетку на колени, насмешливо скривила губы («Она нелепа и смешна! Зачем Кирилл позвал ее?»).
– Я буду сыр и блинчики! – воскликнула Ксюша и плюхнулась рядом с Соней. Облако кудряшек
