сказать, подбить бабки.
Оператор поморщился.
— Это сложнее, — сообщил он, поразмыслив. — После идентификации система выдает остаток только в том случае, когда на счету произошли изменения. Вам придется все-таки взять какую-то сумму. Или, наоборот, вложить.
— Разумеется, — быстро согласился Романов. — Разумеется, я возьму.
Белобрысый позвал девушку, велев ей проводить Павла Николаевича в седьмую, и пока Романов шел за ней, тупо разглядывая обтянутые блестящими колготками мускулистые икры, ладони его сделались совершенно мокрыми от пота.
Зато в начале третьего он уже снова лавировал в уличной толпе, заглядывая в лица пожилых женщин. На счету Сабины Георгиевны Новак оставалось девять тысяч девятьсот пятьдесят долларов. Пятьдесят, новенькими десятками, лежали в бумажнике Павлуши вместе с шестью двадцатками, выглядевшими похуже. А главное — в любой момент он мог снова и снова зачерпнуть из этого источника.
Теще и в голову не придет проверять — с какой стати, ведь она уже несколько лет не прикасалась к своей электронной кубышке. И похоже, не собирается.
Он прошел два квартала и у торгового дома «Петр Вахромеев» спустился в подземный переход, ведущий к «Дому книги». Здесь было еще более людно, вдоль отпотевших стен теснились лотки с пестрой дрянью, под ногами чавкала смесь опилок, песка и талой воды. Лампы горели через одну. У выхода, на ступенях, оттирая друг друга, несколько женщин предлагали сигареты — естественно, без акцизной марки.
— Свеженький «Честерфилд», кому «Честерфилд» по три! — услышал Романов, уже начав подниматься. Интонация, с которой это было произнесено, заставила его круто развернуться и подойти вплотную к пожилой женщине в темном плаще на меховой подкладке, из-под которого выглядывали дешевые таиландские тренировочные брюки, заправленные в ботинки. Голова торговки была закутана пуховым платком до бровей, но из-под этого серо-коричневого бесформенного платка на него вдруг взглянули ясные, совершенно знакомые глаза.
— Что берем? — спросила торговка простуженным баском, и Павлуша даже слегка испугался. Голос был совершенно тещин, как и глаза. В остальном сходства имелось немного: женщина была старше Сабины Георгиевны, потрепаннее, под глазами у нее лежали темные морщинистые мешки. Продукт борьбы за существование… Это был его человек.
Романов наклонился к уху женщины и негромко произнес:
— Есть разговор. Поднимитесь, пожалуйста, со мной к выходу.
— Ox! — упавшим голосом пробормотала торговка. — Ну какой еще разговор?
Были ведь уже ваши с утра, сколько ж можно!..
— Не волнуйтесь, — сказал Павел Николаевич. — Это не милиция. Обычное деловое предложение. Всего пять минут.
Наверху они отошли под козырек «Дома книги» — торговка плелась сзади, шаркая большими, не по ноге, бутсами, — и Павлуша в трех словах изобразил ситуацию — в том виде, как ее должна была представлять эта посторонняя женщина.
Напоследок он вынул паспорт и показал фотографию тещи.
Торговка вдруг засмеялась:
— А и вправду похожа! Глаз у тебя, парень… Помоложе только.
— Вы поймите, — проникновенно зашептал Романов дожимая. — Если бы не такая ситуация, разве бы я…
— Так говоришь, лежит теща?
— Хуже! — встрепенулся Павлуша. — Хорошо, если полчаса в день в сознании. Очень плоха.
— А чего ж на дом нотариуса не вызвали?
— Я разве сказал — дома? — удивился Романов. Торговка соображала на удивление быстро. — За городом лежит. В онкоцентре. В том-то и беда. Кто туда поедет?
— В онкоцентре, значит? — Женщина снова усмехнулась, сделавшись на мгновение совершенно неотличимой от фотографии в паспорте. — Ладно. Деньги мне сейчас позарез нужны. Ты, значит, сказал — пятьдесят?
— Как это пятьдесят? — возмутился Павлуша. — Тридцать. Тридцать долларов. Это приличная сумма.
— Пятьдесят — приличная. А тридцать — ни то ни се. Где ж это видано — за тридцатку против закона идти?
— За полсотни, значит, можно? — раздражаясь, спросил Романов. — Против закона?
— Можно, — убежденно кивнула торговка. — И вообще, о чем речь, если сам сказал — вопрос жизни и смерти? Нехорошо Пристыженный, Павел Николаевич вынул блокнот и ручку и велел женщине скопировать подпись из паспорта, и та, не снимая нитяных перчаток, нацарапала на листке «Новак». Если не слишком придираться, получилось похоже.
— Класс! — восхитился Романов. — Подождите меня здесь, я позвоню. И сразу пойдем. Никуда не отходите. Кстати, как ваши имя и отчество?
— Звать Катериной, а отчество тебе зачем? — подозрительно спросила торговка.
— Ну… — Павлуша замялся. — Неудобно как-то, все же пожилой человек.
Но все равно — на час вы все это забудьте. — Он прищурился и, изменив тон на официальный, строго спросил:
— Так как ваша фамилия?
— Новак, — с готовностью подхватила игру женщина. — Новак Сабина Георгиевна. Адрес говорить?
— Говорите, — разрешил Павлуша. С адресом женщина справилась легко, так же как с полными именами зятя, дочери и внука.
— Отлично! — Сейчас Романов готов был расцеловать эту хитрую бестию. — Бегу звонить…
Было восемь минут четвертого, когда он наконец пробился к Мамонту.
— Нафов, фто ли? — лениво прошепелявил тот, выдувая, судя по звуку, сигаретный дым в микрофон.
— Нашел, — отрапортовал Павел Николаевич. — Все как сказано. Что дальше?
— Дальше поедешь вместе с ней в Казанский переулок, дом шесть. Увидишь желтую вывеску «Нотариальные услуги». Вход со двора. Нотариуса зовут Самченко Владимир Сергеевич. Я предупредил, но в офисе могут находиться посторонние, так что все должно быть тип-топ. Уяснил?
— Уяснил. Спасибо. Твой должник.
— Угу, — буркнул Мамонт и бросил трубку. Павел Николаевич вернулся к женщине, которая так и стояла под навесом входа в «Дом книги» со своей холщовой сумкой, набитой блоками сигарет.
— Идемте, — сказал он, подхватывая ее под локоть. — Быстрее. Времени совсем мало.
Женщина перебросила сумку через плечо и покорно зашлепала рядом, спросив: «Далеко?»
— Рядом, — коротко отвечал Романов. — Через пять минут будем на месте.
Когда они свернули в Казанский, торговка вдруг стала коситься на Павла Николаевича, заметно напрягаясь, пока он не спросил, в чем дело.
— Место тут не особо… Глухо как-то… — невнятно пробасила она и ускорила шаг. — Что-то я жалею, что связалась с этим делом.
— Гос-споди! — прошипел Павлуша. — О чем речь! Контора через два дома, минута, расчет — и разбежались. Что вам не нравится?
— Ох, не знаю. Все не нравится. Что-то тут не то. Деньги-то у вас вообще есть? Я-то, дура, сразу и не спросила.
Романов, испугавшийся, что сейчас старуха вдруг развернется и даст деру, с облегчением выдохнул и запустил руку поглубже в карман.
— Вот они. — Он слегка повысил голос. — Хотите аванс? Пожалуйста!
Двадцать — пока хватит. Остальное потом.
Он сунул две бумажки женщине, но, когда та потянулась взять, резко отдернул руку и гаркнул:
— Фамилия?
