Не считая звонка Домушнику, остальное время я провел в общении с природой, потому что кофе у меня закончился еще вчера перед полуночью. Общение заключалось в четырех сигаретах, выкуренных подряд на ступенях подъезда под аккомпанемент воробьиного гама, в присутствии двух облезлых кошек, предположительно принадлежащих соседке Поля Тамаре, и здоровенного мусоровоза, с ревом ползавшего между домами.
Без четверти восемь спустилась моя сменщица Анна Петровна с неизменным термосом и озабоченно поинтересовалась, почему я так скверно выгляжу. Уж не подхватил ли я простуду или, чего доброго, грипп?
На этот счет я ее успокоил, и она прямиком перешла к описанию недугов БГ, что, в принципе, могло длиться часами. Некоторое время я рассеянно кивал, а затем, сославшись на недосып, по-быстрому сдал ей стоянку, ключи от подвала и журнал и подался к лифту. Все, что мне было нужно, — лечь, вытянуться и пару часов перекемарить. Но об этом приходилось только мечтать.
Не успел я свернуть за угол коридора и протянуть руку к кнопке, как двери грузового распахнулись и передо мной предстали Сабина со Степаном, свеженькие, как огурчики с одной грядки, и полные деловитой энергии.
— Вы куда это. Ежи? — едва поздоровавшись, подозрительно осведомилась пожилая дама.
Я доложил о намерениях, вызвав с ее стороны бурный протест.
— Позвольте, Егор! Это невозможно. Во-первых, вчера мы так и не закончили обсуждать одну весьма важную тему. А во-вторых, я хочу пригласить вас к завтраку. Уже в половине шестого я вдруг решила тряхнуть стариной и испечь одну штуковину… — Тут она замялась. — Правда, должна признать, результат получился мизерный. Эти наши газовые плиты — гадость, каких поискать. К тому же я уже лет десять не практиковалась.
Тут Степан поднял морду, и, могу поклясться, во взгляде его светилась самая натуральная ирония.
— Вот что, — заторопилась Сабина. — Нате-ка вам ключи и поднимайтесь прямо ко мне. Через двадцать минут мы вернемся. И не вздумайте сбежать — кто мне тогда откроет дверь?
Я проглотил вертевшиеся на языке возражения вместе с вопросом о том, как она провела ночь. Засим пожилая дама, лихо сбив берет на ухо, двинулась к выходу, а я поехал на шестой, проклиная по пути собственную бесхарактерность.
Между четвертым и пятым до меня дошло, что именно в эту минуту Сабина дает интервью Анне Петровне по поводу своей безвременной кончины, и это меня немного утешило.
На шестом я открыл новеньким плоским ключом дверь тамбура, а за ней и саму двадцать четвертую. Прихожая была полна чада. Его было столько, что глаза сразу заслезились, а в горле пересохло. Результат кулинарных упражнений Сабины.
На кухне имелась форточка, но толку от нее не было никакого.
Я прямиком прошел в гостиную и открыл балкон, затем вернулся в прихожую и распахнул настежь обе двери, ведущие на лестничную площадку, устроив сквозняк. Сизые слои пришли в движение и потянулись к выходу.
Пока чад выветривался, я вышел на балкон и покурил на воздухе, наблюдая, как внизу Степан таскает за собой Сабину. Картина была знакомая.
Любопытно, вдруг подумал я ни с того ни с сего, а сейчас она чувствует, что за ней наблюдают? И в ту же секунду пожилая дама обернулась, подняла голову и, заметив меня на балконе, коротко взмахнула рукой.
Когда они направились к подъезду, я вернулся в комнату, но дверь запирать не стал, поленившись еще раз открывать, когда Сабина с псом поднимутся. Воздух в двадцать четвертой ощутимо посвежел.
Услышав, как рявкнули двери лифта, я двинулся навстречу, чтобы с ходу перехватить Степана, по обыкновению перемазавшегося по самую морду. Неся его перед собой, как священный сосуд, я направился в ванную, а Сабина вернулась, чтобы запереть дверь.
Пес вел себя смирно, довольный прогулкой, и безропотно позволил смыть с себя струей из душа глину и прошлогоднюю траву, набившуюся в длинную и густую шерсть, а затем встал на задние лапы и стоял, похрюкивая, пока я растирал старым махровым полотенцем его лапы и бороду.
После этого я подхватил его на руки и вышел из ванной, толкнув дверь ногой.
Первое, что я увидел, была Сабина. Она успела снять куртку и теперь была в спортивном костюме и кроссовках. Женщина совершенно неподвижно застыла в дальнем углу прихожей, глядя на входную дверь, и лицо ее казалось припудренным пеплом.
Степан забился у меня в руках и зарычал, я перехватил его покрепче и шагнул вперед, потому что открытая дверь ванной загораживала мне поле зрения.
На пороге прихожей стоял плотный господин средних лет в темно-коричневых брюках и камуфляжной безрукавке со множеством оттянутых карманов. Из нагрудного кармана торчали какие-то инструменты. Темные густые брови, крупная родинка пониже левого глаза, золотисто-карие с сильным блеском глаза, твердо сжатые в линию губы. Очень гладкая и нежная кожа полных щек, казавшихся выбритыми не более десяти минут назад. От господина исходил сильный и пряный аромат не самой худшей туалетной воды.
Заметив меня, он колебался не больше секунды.
— Грибов, — повернулся он ко мне и сделал шаг, как бы намереваясь обменяться рукопожатием. Степан придушенно захрипел, и я услышал голос Сабины:
— Егор, отправьте его в мою комнату. Он будет мешать.
Вероятно, это относилось к скотчу. Я протащил его еще несколько шагов, оглянулся, спустил на пол и подтолкнул. Дверь за Степаном захлопнулась, и он сейчас же врезался всем телом в нее изнутри.
Я выпрямился. Сабина тем временем круто развернулась, прошла мимо меня в гостиную, где все еще оставалась открыта балконная дверь, и молча опустилась в кресло. Господин Грибов дружелюбно улыбнулся.
— Извиняюсь, — негромко проговорил он. — Но у вас было открыто. Так что я тут немножко понахальничал. Дело в том…
Дело было в том, что как раз этого не могло быть:
Сабина на моих глазах заперла двери тамбура. Вот дверь квартиры — другое дело. На секунду я растерялся.
— Это по поводу установки счетчиков, — продолжал представившийся Грибовым.
— Каких еще счетчиков? — ошарашенно буркнул я. — Первый раз слышу…
— Горячей и холодной воды. Наша фирма «Спец-сантехмонтаж» заключила договор с вашим ЖЭКом. Необходимо произвести замеры. Я как раз работал у ваших соседей напротив…
Я заколебался. Ни о каких счетчиках мне не было известно. С другой стороны, из-за событий последних дней я мог пропустить мимо ушей и не такое.
Соседи… Минут сорок назад обитатели двадцать второй покинули дом — я еще был на дежурстве. О двадцать первой я ничего не мог сказать, но господин Грибов должен был так или иначе войти в подъезд. Это произошло уже после меня, а без указаний свыше Анна Петровна не впустила бы чужого даже под дулом пистолета.
Грибов порылся в карманах и извлек крохотную фирменную рулетку, блокнот и карандаш.
— Проходите, — сказал я, отступая в сторону. — Что именно вас интересует?
— А где тут у вас разводка? — деловито осведомился он. — В кухне или в ванной?
Я понятия не имел, что это такое. Взглянув на мою недоумевающую физиономию, подтянутый сантехник, благоухающий стодолларовым парфюмом, пренебрежительно махнул рукой и проговорил:
— Хорошо, я сам разберусь. Не беспокойтесь.
«Чудны дела твои, Господи, — подумал я. — Неужто пробил-таки час коммунальной реформы?»
Двигаясь удивительно легко для своей комплекции, Грибов прошел в кухню и опустился на корточки, шаря между плитой и мойкой. Здесь еще сильно пахло гарью из духовки.
Я вернулся в прихожую и занял позицию, позволяющую видеть одновременно часть кухни и открытую дверь гостиной, напротив которой, выпрямившись, как школьница, и сложив руки на коленях, восседала Сабина. Сантехник ерзал, щелкал рулеткой и бормотал какие-то цифры.
Что-то, однако, было не в порядке. Я окончательно осознал это, поймав неподвижный взгляд Сабины, который заставил меня помимо воли сделать несколько шагов в ее сторону.
