– А может, кому из соседей нужна помощница? Не знаете?
Ирочка замерла, ожидая ответа.
– Не знаю, – фыркнула Серафима Львовна. – Я с ними не общаюсь, больно много о себе воображают.
Страх, что они вкалывают зря, заставил Ольгу проявить настойчивость.
– А хозяева из тридцать третьей квартиры… Дверь у них грязноватая, видно, самим убраться некогда, мы бы помогли.
– Нашли кому помогать, – раздула щеки хозяйка. Подхватила с полки пачку сигарет, зажигалку, плюхнулась в широкое зеленое кресло и закурила. – Живет там совершенно чокнутый субъект, Германом зовут. Отчество не припомню. Если честно, я его даже побаиваюсь. И почему этих психов в лечебнице не запирают, мешают ведь жить нормальным гражданам.
Ирочка стала усиленно тереть вазу. Кажется, повезло – всплыла интересующая их персона.
– Как это чокнутый? – делано изумилась Ольга, не зная, как подступиться к большому причудливому пылесосу. Куча кнопок, пойди разбери, куда нажимать.
– А вот так! Живем, как на вулкане. Не сегодня завтра прирежет этот гад кого-нибудь и скажет, что так и было. Я уж и в милицию ходила, все без толку. Говорят, вот когда он вам угрожать начнет, тогда и приходите, а лучше, если он на вас следы насилия оставит.
– Так и сказали? – проявила сочувствие Ирочка, наблюдая, как по животу хозяйки скатывается на пол серый комочек пепла.
– Угу, – кивнула Серафима Львовна. – Только я не такая дура, чтобы вызывать у него агрессию. Пусть убьет кого-нибудь другого, а я свидетелем на суде выступлю.
– И давно он сошел с ума? – спросила Ольга, наконец-то сообразив, какие кнопки использовать. Пылесос тихо загудел, призывая к работе.
– А вот как папаша его на тот свет отправился, так крышу у соседа и снесло. Один он остался, так что сам с собой теперь и разговаривает. Ходит и бурчит всякую ерунду, а глаза злющие, так и сверкают, так и сверкают. – Серафима Львовна выпучила глаза и зашлепала губами. – Встретила его на днях около лифта, так чуть от разрыва сердца не умерла, до сих пор не пойму, как жива осталась. Вроде и ехать с ним вместе страшно, и уйти неловко, подумает еще, что я против него замышляю недоброе… Зашли в кабину, а он ухмыляется и кривится. Я мысленно молитву начала читать, думаю, ну не может Господь меня, честного человека с доброй душой, оставить в трудную минуту, – Серафима Львовна троекратно икнула и вновь уронила пепел на пол.
– А дальше что? – поинтересовалась Ирочка.
– Как видите – жива, не зря молилась.
– А от чего умер его отец? – равнодушно спросила Ольга. Равнодушие далось нелегко, душу разрывало любопытство.
– Да бодрый был еще старикан. Шестьдесят пять лет всего. По утрам зарядку на балконе делал, ледяной водой обливался и зимой и летом. Закалялся, мать его…
– Замерз? – предположила Ирочка.
– Неа, машина его сбила, до больницы не довезли – в «Скорой» умер. Вот на этой почве сосед мой и сбрендил. Водителя, совершившего наезд, не нашли, он с места преступления скрылся. Так вот Герман поклялся, что найдет его и самолично отомстит, раз правоохранительные органы ничего делать не желают. Теперь полдня работает – занимается репетиторством, и кто только такому детей доверяет, а полдня по Москве бегает, папашиного убийцу ищет. Когда он на меня смотрит, кажется, будто меня виноватой считает. Очень у него глаза злые, – Серафима Львовна еще раз выпучила глаза, изображая соседа. – Надо бы мне опять в милицию сходить, пусть его упекут в психушку.
Отчество у Песикова – Ярославович… И его отца сбила машина… Человека, сидевшего за рулем, не нашли… От нервного возбуждения по спине Ольги пробежали мурашки. Уж не Самаринский ли совершил сие злодеяние?
– А когда произошла эта трагедия? – спросила Ольга.
– В конце декабря прошлого года, как раз под Новый год. Испортили мне весь праздник… – заворчала хозяйка. – Сосед выставил в общий тамбур венки «ОТЦУ ОТ ЛЮБЯЩЕГО СЫНА». Тьфу, я даже елку наряжать не стала, только соберусь, так обязательно венки перед глазами всплывают.
Мысли у Ольги заскакали вверх-вниз. Необходимо узнать, был ли в это время в Москве Самаринский (помнится, зимой он частенько ездил в Питер по своим делам). И еще надо выяснить, когда Песиков первый раз пришел на прием к Илье Петровичу – если до смерти отца, то версия, что он убийца, отпадает. Хотя как же до… Он же стал страдать нервным расстройством после трагедии…
Ольга решительно отодвинула пылесос в сторону и объявила:
– Спасибо большое, убираться у вас было сплошным удовольствием. Деньги за наши труды оставьте себе, провожать не надо.
Подмигнув ошарашенной Серафиме Львовне и сделав знак Ирочке – пора сматываться, она направилась к двери. Можно себя поздравить – не зря сходили!
* * *
– Не пойдем в ресторан, – лукаво улыбаясь, сказал Андрей. – Я покажу тебе театр, хочешь? Но не с привычной для тебя стороны, а с другой – настоящей.
– Конечно, хочу, – выдохнула Ирочка, не веря в такое счастье. Она пройдется по коридорам, заглянет в гримерку Андрея. Если повезет, то даже постоит немного на сцене – это же мечта! А занавес?! Как она всегда желала потрогать занавес!.. Он наверняка плюшевый, мягкий и теплый. Обязательно теплый, он же столько времени впитывает свет прожекторов. – А это действительно можно, меня не выгонят? – спросила Ирочка.
– Нет, – усмехнулся Андрей, – ты же будешь со мной.
«Со мной» – коротко и почти болезненно. Вспомнилось, как она ехала в Москву, ела курицу и яйца, сваренные вкрутую, и робко рассказывала случайной попутчице о своей Мечте.
Необыкновенный сегодня вечер, необыкновенный!
Театр оказался именно таким, каким Ирочка себе и представляла. Своеобразный запах и волнующая атмосфера. И даже в укромных уголочках почему-то светло, точно театр – живой организм, лучащийся изнутри.
Ирочка с трепетом поглаживала перила, прикасалась к баночкам и коробочкам с гримом, рассматривала костюмы, мерила парики и не верила, что все это происходит с ней. Разве бывает столько счастья сразу?
– А это что? – спросила Ирочка, указывая на ворох бумаг. Печатный текст, расчерченный красным фломастером.
– Это моя следующая роль, учу и репетирую. Буду доблестным рыцарем, странствующим по свету и воспевающим женскую красоту.
Ирочка сразу же представила Андрея на коне, в тяжелых доспехах. Глаза непременно грустные, потому что он одинок и мечтает встретить свою даму сердца. Воображение тут же дорисовало рядом еще одну лошадь, на которой в золотистом платье восседала сама Ирочка… Вот он уже и встретил ту, что искал. Да, так и должно быть, правильная картинка получилась.
– А почему вы в кино редко снимаетесь, всего пять фильмов…
– Не так много времени, да и сценарии стоящие редко попадаются.
– Понятно, – кивнула Ирочка, вспоминая свою уютную комнату, обклеенную плакатами с изображением Ларионова, и полку с пятью засмотренными до помех кассетами.
– Давай-ка я приглашу тебя в нашу театральную столовую. Конечно, сейчас ее переименовали в бар-ресторан, но это неважно. Для зрителей там выкладывают сложносочиненные бутерброды и пирожные, а мы прокрадемся на кухню и стянем что-нибудь из служебного холодильника. Сейчас я за тобой поухаживаю.
Вафли, перемазанные вареной сгущенкой, бублик с маслом и сыром, стакан кефира и стопочка тонко нарезанной ветчины показались Ирочке самыми вкусными вещами на свете. От волнения она даже не
