— О, товарищ геолог мудрое слово сказал. Ты говоришь, молоко сосет, мы сейчас и проверим, сейчас ему граммулечку накапаем…
— 3-заладили: товарищ геолог, товарищ… — возмутился наконец Володя, но шофер уж исчез в доме.
— Сивым волосом порос, а чудной, — повариха головой покачала. — Пьющий хоть?
— Кто — я? — изумился Володя прямо поставленному вопросу.
— Христос с вами, он.
— Почем я знаю. 3-за рулем вроде нет…
— Вот я и вижу, что пьющий, — удовлетворилась повариха, — такие шустрые завсегда…
Шофер нес из дверей блюдечко разведенной сгущенки. Доза была гомеопатическая, молоко едва прикрывало донце.
— Сперва попробуем, — пояснил, — может, и не станет.
— Надо ж, угощать его вздумал. — Повариха подняла таз и ухнула содержимое на песок. Потом налила из бидона чистой воды, взялась полоскать. — А на что он нужен? Ведь страшной.
— Первым делом, ты здесь блевотину не разводи, — указал шофер, — подальше от дома относи-то. И потом, ты не понимаешь, а варан в домашнем хозяйстве очень может сгодиться. Правда, начальник?
Володя брезгливо пожал плечами, не ответил.
— В Египте, например, энтих крокодилов во дворе в будке держат заместо собак. — Шофер блеснул сталью во рту. — А в городах на цепочке гулять водят.
Руки поварихи замерли.
— Да что ты!
— Так вот. — Шофер уставил блюдечко задалеко от черты, куда привязь могла достать, ухватил палку, приладился осторожно блюдечко пододвигать. Варан лежал. Казалось, он совсем спекся. Хвост скрутил, глаза запрятал.
— Миша из него хочет чучело сделать, — произнес Володя отчетливо.
— Чучело — и в музей, — снова нашустрил шофер.
— Ты, музей! — прикрикнула тетя Маша — за километр видно, как она начальству подыгрывает. — Под самую морду пододвинь.
И Володя встрял:
— Так он не достанет. Видите — он совсем обессилел… Дайте я.
— Леший его знает: обессилел или нет.
Володя схватил палку, но голова варана приподнялась, зашипела, надулся мешок округ шеи. Володя скоренько посторонился.
— А ты говоришь — без сил. Да у него силищ!.. О, вот и водичка наша.
Педантично, но неуклюже маневрируя, дугой подъезжал Миша к душу, фляги позванивали на прицепе, вода побулькивала. Миша вылез, но оказался будто задумчивым.
— Пацана-то где потерял? — хватил его шофер по спине, но Миша даже не осклабился. Вздохнул, потоптался, рассеянно глянул туда-сюда.
— Что — пьет? — спросил Володю, который стоял над блюдечком с палкой в руке. — Да не, он не будет, — ответил сам себе тоскливо. — Сгущенку он не жрет. Хищник он, мне сеструха говорила. — Посмотрел на тетю Машу, на террариум с тазом наверху, почесал голову, спросил негромко, как бы между прочим: — Не видали, никто здесь не проезжал?
— Кто? — все удивились: кому здесь было проезжать.
— Женщина на верблюде. Не видели?
— Какая такая женщина?
— Да обыкновенная. Казашка на верблюде.
Шофер глядел на Мишу и лыбился. Вид у того был, словно ему темную сделали: глаза моргали, волосы стояли, как у пса на холке.
— Это бывает, — сказала повариха, — ездят бабы у них.
— Бабы?
— Ну да. — Повариха смутилась. — И верхом, и по-всякому.
— Куда ездят? — нахмурился Миша.
И тетя Маша вконец сробела, словно шестым чувством чувствовала, что ни шофер, ни Володя здесь не могут командовать, а вот этот паренек.
— Муж в кошаре водку пьет, — пояснила суетливо, — а она на верблюда — и овец пасти. На конях-то у них бабы — не, только на верблюдах.
— Жена, думаете? — про себя как бы проговорил Миша. Снова почесал и еще раз поскреб. — Ну ладно…
И тут дверь кошары отпахнулась. В одном халате легоньком, волосы по плечам, словно сквознячком ее вынесло, — Воскресенская. И неожиданно для нее звонко:
— Есть вода? Я — готова!
Свое нетерпение она скрыть не могла — и без мытья была словно мытая. Поперек облупившегося участочка на груди в треугольном запахе белела резиночка, простеганная розовой ниткой. Фестончатые рукавчики топорщились. Подол был короток по коленям, сверкали под ним яркие кругляки. Халатец, розово-пестренький, радостный, — ходуном ходил. О большие розовые пятки хлопали разношенные шлепанцы. Вокруг всего этого летало махровое полотенце с маками, в руках мелькали: баночка шампуня фирмы «Эскурат», розовая мыльница с серебряными блестками, снежный кусок мыла «Беби соап», изогнутая кокетливо зубная щеточка, тюбик пасты «Хлородонт» и пузырек «Био» для нормальной кожи.
— Я — готова!
Вся зефирная, жонглируя, бежала Воскресенская, смеясь и напевая:
— Наливайте, мальчики, что ж вы стоите.
Миша рот закрыл — нет, ничего такого нельзя было ей сейчас докладывать — и скомандовал:
— Взя-ли!
Мальчики подняли, взгромоздили, ухнули, опрокинули, дунула шумным пунктирным конусом из душа вода — и каждого окатило, обдало: да ведь праздник же! Едва отошли, взлетело на край фанеры полотенце, халатик лег поверх, голые ноги, из чего-то легонького по очереди вымелькнув, замерли, мокрые волосы свисли вокруг головы. И началось: повизгивание, ужимки, вздрагивания голых плеч, переступание мокрых ног, творожное облако на месте головы, руки вперехлест, углы локтей, плеск и брызги, пена и струи вперепут… Сделалось весело и бестолково. Надо же, волновались пустяками, переживали мелочи, а близкое, скорое, пастильно-лакомое забыли: скинуть все — и под струю, а потом в чистое, а там за стол… Только Миша еще сабантуйному не сдавался.
— Слышь, Коля-Сережа, — перебойным, дробным шепотом, — с овечкой-то нас засекли-застукали. Тот казах, что вчера приперся, и накрыл. Ты Людке не говори пока.
— Дело прошлое, не докажут.
— Как же! Забыл, что этот гад клейменые куски все отдал? Слышь, они хоть теперь нагрянуть могут, мясо найдут…
— Не бэ, Мишка, погрузимся.
— Чего не бэ, дело пришьют. Показуху разведут, в экспедицию накатают…
— А я вот что предлагаю в этом разе, — посерьезнел шофер, — давай ее всю сегодня и схаваем. Сожрем овечку — следы заметем. Я лично принимаю на себя повышенные обязательства. — Уж скалился, хохотал. — А ты чего такой, точно поглаженный? Поклевались с пацаном, а? Кто хоть кому наложил? — При этом он подмигивал поварихе, а та улыбалась празднично и конфузливо. Шофер язычничал, чертятничал, но она на подмигивания его ни словечка не ответила, а взяла на руки высокую дзинькающую стопку и пошла, понесла, позвенела.
Облако над кабинкой стаяло. Убрана была из-под струи голова, округлость спины и сведенных плеч исчезла было, но вот сверкнуло на миг в потоке воды голое полушарие, вспорхнуло с ширмы полотенце, затрепетало и заполоскалось, потом исчез халат…
— Начальник! — завопил шофер. — Ныряй, что ли!
— Да я уж вас п-пропущу! — уязвленный прилюдной фамильярностью, свеликодушничал Володя. И
