Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад

плащ.

Ф а у с т: К чему эта скучная игра в прятки с человеком, желающим тебя видеть? Откройся тому, кто не убоится тебя, в каком бы виде ты ни явился.

Дьявол распахнул плащ и предстал перед Фаустом в образе величественного, статного и сильного мужчины. Пламенные, властные глаза его сверкали из-под черных бровей, между которыми горечь, ненависть, злоба, страдание и презрение прорезали глубокие борозды. На лице резко выделялся гладкий, высокий и чистый лоб, отмеченный печатью ада. Тонко очерченный орлиный нос и рот, созданный, казалось, для наслаждения бессмертных, также привлекали к себе внимание. Выражением лица он напоминал падшего ангела, лик которого некогда озаряло божество и на котором теперь лежит мрачная тень.

Ф а у с т (удивленно): Да ведь это человек! Кто ты?

Д ь я в о л: Я князь преисподней. Твой могучий зов заставил меня прийти.

Ф а у с т: Князь преисподней под этой маской? В образе человека? Я хотел видеть дьявола, а не себе подобного.

Д ь я в о л: Фауст, может быть мы только тогда и становимся настоящими дьяволами, когда принимаем ваш образ; никакая иная маска не подходит нам лучше, чем эта. Разве это не ваш обычай — скрывать то, что вы есть на самом деле, и изображать то, чем вам никогда не быть?

Ф а у с т: Увы, это — истина, столь же горькая, сколь и справедливая. Если бы наш внешний облик соответствовал нашей сущности, то, вероятно, часто он был бы именно таким, какой мы приписываем вам. Но я представлял себе тебя более страшным и при твоем появлении хотел испытать свою храбрость.

Д ь я в о л: Так ведь вы все вещи представляете себе иными, чем они есть в действительности. Вероятно, ты ожидал увидеть черта с рогами и копытами, каким его изображает ваш трусливый век. С тех пор как вы перестали поклоняться силам природы, они покинули вас, и уже ни о чем великом мыслить вы не способны. Если бы я явился к тебе в своем подлинном виде — сверкая глазами, напоминающими грозные кометы, несясь по воздуху, подобно черной туче, мечущей из своего чрева молнии, держа в одной руке меч, который я некогда обнажил против мстителя, а в другой — огромный щит, пробитый его громом, — ты, стоя в своем магическом круге, превратился бы в прах.

Ф а у с т: Но по крайней мере хоть раз я увидел бы нечто великое.

Д ь я в о л: Твоя смелость понравилась бы мне, если бы я не знал, что вы, люди, бываете жалки, особенно в те минуты, когда вы пытаетесь мыслить возвышенно и сопоставлять ничтожное, единственно доступное вашему разумению, с грандиозным и великим, совершенно для вас непостижимым. Каждый из вас подобен червю, который измеряет шагающего мимо него слона и высчитывает его вес в тот момент, когда гибнет под его тяжелой пятой.

Ф а у с т: Насмешник! Зачем же мне дан дух, который, однажды вступив на лестницу, ведущую в сверхчувственный мир, поднимается по ней все выше, ступень за ступенью, стремясь в бесконечность? Где предел его?

Д ь я в о л: Перед твоим носом, если ты только осмелишься быть искреннее, чем это принято у вас. Однако если ты вызвал меня из ада ради этой болтовни, то изволь меня отпустить. Ваша способность рассуждать о том, чего вы не знаете, мне отлично известна.

Ф а у с т: Горечь твоих слов нравится мне, — она соответствует моему положению, и я хочу ближе познакомиться с тобой. Как тебя зовут?

Д ь я в о л: Левиафан. Это значит все, ибо я все могу.

Ф а у с т: Хвастун! Неужели и дьяволы способны на хвастовство?

Д ь я в о л: Да, чтобы сделать честь облику, в котором ты видишь меня. Испытай меня. Чего ты требуешь?

Ф а у с т: Требую? Какое беспомощное слово для дьявола! Если ты тот, за кого выдаешь себя, то отгадай мои желания, пока они еще в зародыше, и удовлетвори их, прежде чем они станут сознанием и волей.

Д ь я в о л: Я постараюсь проникнуть в твою душу. Благородный конь грызет удила. Так поступает и человек, которого рука тирана низвергает в мрачную пропасть, в то время как он чувствует, что у него есть крылья, чтобы взлететь к свету. Фауст, твой пламенный дух жаждет отмщения, но то, чем ты хочешь овладеть, исчезает, а в руках у тебя остается только тень твоего собственного «я».

Ф а у с т: К делу!

Д ь я в о л: Сейчас я лишь слегка касаюсь твоей души, но когда я задену твои чувства, ты запылаешь еще более горячим огнем. Да, ты один из тех людей, которых врожденная сила и высокий ум толкают к разрушению обыденных форм человеческой жизни, один из тех, кому недостаточно того, чем отметил его скупец. Велика твоя сила, ненасытна твоя душа и отважна воля, но проклятие ограниченности лежит на тебе, так же как и на всех остальных… И все же, Фауст, ты так велик, как только может быть велик человек.

Ф а у с т: Маска человека, ступай обратно в преисподнюю, если Ты и в лести подобен нам.

Д ь я в о л: Фауст, я дух, созданный из пылающего света. Я видел, как бесконечные миры появлялись из вечной тьмы. Ты же сотворен из грязи, ты создан вчера, — так с какой стати мне льстить тебе?

Ф а у с т: А все-таки тебе придется служить (мне, если я Этого захочу.

Д ь я в о л: За это мне причитается награда и похвала в преисподней, — дьявол, как и человек, ничего не делает даром.

Ф а у с т: Какой награды ты ждешь?

Д ь я в о л: Сделать из тебя существо, подобное мне самому, если только ты достаточно силен.

Ф а у с т: Стоило труда! При всей своей ловкости и хитрости ты плохо знаешь человека, если сомневаешься в силе того, кто однажды уже осмелился порвать узы, которыми природа так крепко сковала людские сердца. Какими нежными казались мне они, когда юность освещала для меня мир и людей сияющим блеском утренней зари! Но это время прошло, и тьма окутала горизонт; прожив полжизни, я стою на краю мрачной вечности. Я попрал закон, творящий гармонию между людьми.

Д ь я в о л: О чем ты мечтаешь, Фауст? Гармония! Разве она руководит запутанной пляской жизни?

Ф а у с т: Молчи! Может быть в последний раз я все это чувствую, может быть в последний раз оглядываюсь на прекрасную и счастливую долину своей юности. Зачем человек просыпается от этого блаженного сна? Неужели растение только затем становится деревом, чтобы засохнуть или быть срубленным? Смейся, дьявол, но я был когда-то счастлив. Пусть сгинет все, что невозможно удержать. Мы обретаем силу лишь тогда, когда гонимся за злом! Чем же я велик? Будь это так, я не нуждался бы в тебе. Иди, коварный льстец, — ты просто хочешь показать мне, как я ничтожен.

Д ь я в о л: Тот, кто способен почувствовать, в чем его слабость, тот, у кого достаточно смелости, чтобы уничтожить причину этой слабости, тот велик хотя бы этим. Ничего иного я не хотел сказать, и горе тебе, если я должен воздействовать на тебя словами!

Ф а у с т: Посмотри мне в лицо и скажи, о чем спрашивает тебя мой дух; произнеси то, чего я не решаюсь вымолвить.

При этих словах Фауст указал своим волшебным жезлом сперва на себя, потом на небо и затем сделал движение с востока на запад. Затем он продолжал:

— Слышишь, как бушует буря, — ты ведь жил и тогда, когда еще ничего не было.

Он коснулся своей груди и лба.

— Здесь царит ночь, дай мне увидеть свет.

Д ь я в о л: Отважный, я понимаю, чего ты хочешь. Я, дьявол, трепещу перед твоей смелостью.

Ф а у с т: Жалкий дух, ты не отделаешься от меня подобными отговорками! Я одержим такой жаждой, что выпил бы бесконечное море, если бы надеялся на дне его найти то, чего ищу. Я принадлежу либо тебе, либо ему. Впрочем, сейчас ты еще не властен надо мной, Фауст еще сам себе господин.

Д ь я в о л: Мгновение назад ты был свободен. Но теперь жребий твой брошен. Он был брошен уже тогда, когда ты вступил в этот круг. Тому, кто видел мое лицо, назад не вернуться. На этом я покидаю тебя.

Ф а у с т: Ты должен говорить, ты должен сорвать темный покров, который скрывает от меня мир