черного дыма.
Австралиец Буш чудом оказался счастливее; ему удалось не только разместить свои восемь реактивных снарядов в диспетчерской, но даже уйти от заградительного огня зенитной артиллерии, несмотря на огромную пробоину в его фюзеляже, не говоря уже о двух пулях в бедре и боку.
Я сидел оцепеневший, летая машинально. Все произошло за доли секунды.
Находясь все еще вне предела досягаемости огня легкой зенитной артиллерии, мы завершили наш облет и приготовились взять курс домой. Я слышал, как Кен направлял Жака и Дэнни прикрывать Буша и кричал мне в радио:
– Алло, Биэр-2, атакуй чертово отродье!
У меня кровь застыла в венах. Кен, должно быть, совсем спятил. Если он хочет совершить самоубийство, он должен сделать это один. Я чувствовал себя совсем не хорошо, когда Кен после длительной ложной атаки в соседней низине привел меня снова к цели.
– Выстраивайся в одну линию, иди! Атакуй!
Мы зарядили орудия, летя низко, в 10–12 футах от земли. Зенитная артиллерия оказалась вне досягаемости еще до того, как мы заняли позицию. Меткость была дьявольской. Я попал под перекрестный огонь сразу же пяти артиллерийских установок. С колотящимся сердцем я попытался вывести их орудия из строя, с силой ударив ногой по панели управления, чтобы заставить свою машину скользить на крыле. Ничего не вышло. В меня было три прямых попадания, которые прошли прямо сквозь мою основную несущую поверхность, не взорвавшись.
Об атаке не могло идти и речи. Все, на что я мог надеяться, – это спасти свою собственную шкуру. К тому времени в районе нашего нахождения все посты зенитной артиллерии были подняты по тревоге. Ослепленный градом трассирующих снарядов, я сжался и инстинктивно вертел головой, как если бы старался укрыться от пуль. Я понимал, что меня могут сбить в любую секунду, и безнадежно грохотал, словно «ураганы». Я отчаянно опрокинул свою машину. Положившись на судьбу, я набросился на панель управления, неистово нанося отвлекающие удары то на правый фланг, то на левый. Слишком поздно я увидел препятствие – ряд тополей вдоль Канала. Я инстинктивно накренился, со всей силы надавив на левый руль. С ужасающим грохотом и ударом, почти вырвавшим ручку управления из моих рук, мое крыло с правого борта зацепило верхушки деревьев. Лишь инерция моего 4-тонного самолета, падающего со скоростью 340 миль в час, спасла меня от возможности врезаться в противоположный берег.
Оцепеневший от шока, парализованный страхом, тем ужасным физическим страхом, который скручивает кишки и наполняет рот желчью, я ощущал, что мои мышцы превратились в жидкость. Я был на волосок от кабеля высокого напряжения, промелькнув, словно вспышка, под сверкающим стальным проводом.
Мое сердце замерло. Потеряв голову, я потянул на себя ручку управления, ища защиты у облаков, мрачно и угрюмо плывущих почти в 2500 футах от меня. Земля уже не защищала меня, и за несколько секунд, в течение которых продолжался мой подъем, в меня попали пять раз: один снаряд пробил левый элерон, три пули – руль высоты и еще один снаряд – одну из лопастей винта. Никогда не была столь желанной прохлада полых, сырых, наполненных дождем облаков. Около минуты у меня ушло на то, чтобы пройти сквозь слой облаков, и я неожиданно оказался залит солнечным светом, обливаясь потом, словно при пробуждении от ночного кошмара. Голубое небо, солнце отражались в море облаков, проходящих подо мной, – наконец-то я вернулся в прекрасный и утешительный мир.
Я осторожно проверил органы управления. У элерона были расколоты петли, и он держался лишь на нитке алюминия. Покрытие верхней поверхности крыльев сморщилось, словно кусок папиросной бумаги, и сквозь трещины краски был виден сверкающий металл.
Сдавленный хвост-триммер висел на ручке управления.
Вернувшись в Детлинг, я выполнил поистине сенсационную посадку – два или три сильнейших подскока, которые мне пришлось испытать во всей силе. Несколькими минутами раньше уже приземлился Кен, полностью использовав свой самолет в процессе операции; его шасси, вдавленные пулей, не смогли выйти, и ему пришлось приземлиться на «пузо». Позднее, когда мы произвели «посмертное вскрытие» наших самолетов, Кен обнаружил, что невзорвавшийся снаряд раздробил один из его магнето на осколки и прошел сквозь одну из выхлопных труб.
Мой старый «LO-D» будет в доке неделю. Кроме поврежденных органов управления, тремя снарядами был пробит фюзеляж возле оконных стекол. Пуля срикошетировала об одну из кислородных бутылок. В ретроспективе у меня был отличный бой в том смысле, что если бы снаряд точно пробил ту бутылку, то взрыв газа превратил бы меня в свет и тепло.
Скиталец над Францией
Половина шестого. Звонок будильника вырвал меня из кровати. Боже, как же было холодно! Я выглянул из-за затемняющих штор – низкие облака, потолок менее чем 2000 футов и какой ветер! Он гудел снаружи в телеграфных проводах, и каждый порыв ветра открывал 20 дверей в нашей казарме.
Я зажег сигарету и включил свет. Том и Дэнни, с которыми я делил комнату, спали. Я поспешно надел пару пуловеров поверх моей пижамы, кожаный жилет, походное обмундирование, две пары длинных шерстяных чулок и летные ботинки, в которые я всунул свою карту.
В ночи неясно вырисовывался темный бетонный корпус оперативного пункта. Я едва слышал реплики, вызывающие колебание кондиционируемого воздуха в подземных помещениях. Как только я прошел сквозь тяжелые металлические двери, после страшного холода снаружи я почувствовал себя так, как если бы погрузился в восхитительно теплую паровую ванну. Комната, освещенная ртутными лампами, напоминала сцену из другого мира.
Дежурного сержанта застали отвечающим на десятки несмолкающих телефонных звонков. Он вручил мне метеорологическое сообщение и инструкции начальника ПВО района. Стопроцентная облачность на высоте 4000 футов. Ветер над уровнем моря 320° при скорости 35 миль в час; на высоте 5000 футов – 50 миль в час. Видимость умеренная, падает до 500 ярдов в ливне. С 8.40 до 8.50 на нулевой высоте 12 «тайфунов» должны совершить самолетовылет в район Чартреса. Плевое дело, если бы не ветер.
Я разбудил остальную бригаду. Кен и Брюс были в порядке, а Жак начал нудить как дьявол. Я встряхнул его. Спустя пять минут мы уже пришли к отряду самолетов. По пути проверили закрепление наших больших 250-литровых дополнительных баков, подвешенных, словно бомбы, между двумя радиаторами «спитфайров». Механики лежали на земле, работая при свете фонарей типа «летучая мышь».
– Вылет ровно в восемь часов! – крикнул им Кен.
Было 7.25 – как раз время пойти выпить чашку кофе и съесть несколько бисквитов. Время завтрака наступит, когда мы вернемся, – если мы все же вернемся. Сгрудившись вокруг жалкой печки, Жак, Дамбрел и я слушали Кена, который с картой в руке давал нам указания:
– Мы пересечем французское побережье, летя либо по приборам, либо над облаками, затем полетим низко до Аминса. Повернем налево и будем барражировать в районах Сент-Квентина и Нойона, после чего вернемся назад на высоте 13 000 футов. Таким образом, у нас будет неплохой шанс перехватить низко летающие транспортные самолеты. Придерживайтесь линейного построения, сохраняя приблизительно расстояние в 100 ярдов между самолетами; если измените курс, то пересекайте слева направо. Если случится ввязаться в потасовку, то каждый надеется на себя. Первый, кто заметит цель, сообщает остальным и возглавляет атаку.
– Добро.
– Контакт.
Жалобный вой стартера. Один цилиндр загорелся, затем еще два. Я начал неистово качать насосом, и двигатели сразу заработали.
Было все еще очень темно, и розовато-лиловые вспышки выхлопных газов из двигателя осветили снег.
