так что не тревожьте могилку. Фельдшер».
ПМК поймал еще несколько важных сообщений, в которых говорилось о найденном подземном комплексе на, как ни странно, Кордоне, и что комплекс этот будет побольше даже Агропромовского. Что на западе от ЧАЭС на «новых» территориях европейцы мощную мобильную станцию отгрохали, так как НИИ, мягко говоря, «в связи с последними событиями» фактически прекратил работу. Что войска полторы тысячи солдат и офицеров во время только одной операции в Зоне потеряли, когда командование принял какой-то московский штабник, решивший «навести порядок». Что помимо Челябинской и крошечной, но вполне себе полноценной Воронежской Зоны объявился очередной «метастаз» в новоземельской тундре, теперь уже не по слухам, а точно, зато под Семипалатинском Зона бесследно исчезла и вернуться, согласно наблюдениям «ботаников», не обещала. Далее машинка предложила оплатить дополнительные услуги, так как остальные новости к дармовым уже не относились. Я выключил ПМК и, пока было еще достаточно светло, провел ревизию припасов. В рюкзаке оказался запасной плащ-пыльник, половина натовского рациона и мятая банка китайской тушенки. Походная аптечка из недешевых, купленных специально для похода к Монолиту. Детектор аномалий, последняя на то время научная разработка, стоившая мне трех заказных походов в Зону и приличной суммы в импортной валюте, «потерять» дорогой прибор ученые согласились буквально на драконовских условиях. Другое дело, что детектор, определенно, был лучше предыдущего, но аномалии все ж таки пропускал нередко. Особенно обидно было увидеть точно такие же детекторы на поясах «долговцев» и узнать, что у Банзая они расходятся раза в два дешевле. Впрочем, «Росток» у «ботаников» на особом счету, «долговцам» от науки привилегии положены. Четыре коробки патронов… заводская картечь, пулевые, тоже с завода, и мои «самоделки»: коробка «вязанки» и еще одна с «колунами» на случай особенно живучей твари. Пятьдесят патронов для пистолета в пластиковых гнездышках. Боеприпасы есть, уже хорошо, а вот с провизией беда. Помятую банку, после недолгого раздумья, я выбросил в угол — рисковать не хотелось, бывали случаи, что страшно травились сталкеры от таких консервов. Черт с ним, перебьемся натовским сухим пайком — дня на три-четыре при строгой экономии его хватит.
Во втором отделе рюкзака нашлись компактный фильтр-дистиллятор, стоивший мне последних заработанных в Зоне денег, мягкие фляги к нему и набор расходников. Штука дорогущая, но продавать я ее ни за что не стану — без чистой воды здесь хана, а то, что течет в местных ручейках и речках, обычной таблеткой пантоцида не всегда обезвредишь, кипячение тоже не каждый раз помогает. Единственный выход — хороший дистиллятор и к нему солевые таблетки — химически чистая вода для организма тоже мало полезна. Зато можно будет сбыть, например в Шанхае или Ангарыче, запасную научную аптечку. Это товар нужный и достаточно дорогой, чтоб на первое время закупить консервов. А дальше Зона как-нибудь накормит, пусть даже плевым хабаром, но голодным и сирым точно не останусь.
Последняя, достаточно увесистая, похоже, металлическая вещица размером чуть меньше ладони и толщиной с сигаретную пачку была завернута в микрофибровую салфетку и дополнительно перемотана несколькими витками бинта. Я распутал узелки, попутно припоминая, что бы это могло быть, и…
Ну конечно же… «подарок»…
Пластина, или скорее призма, с неровными, словно обколотыми краями, обладала удивительной, ледяной прозрачностью и холодным, алмазным блеском двух плоских, идеально гладких граней. «Сколы», при детальном рассмотрении, тоже оказались небольшими гранями самых разных форм, и тусклый, серый свет из окон уж никак не мог быть причиной того, что на них вспыхивали яркие спектральные переливы крошечных радуг и почти снежные искры. Я повертел пластину в руках, наблюдая за причудливой игрой света, явно отраженного, но при этом ненормально яркого, словно исходящего из какого-то невидимого источника. Похоже, артефакт. Подарок, если верить Координатору, от самого Монолита. Интересно, сколько может стоить подобная штуковина… вполне возможно, что и миллионы. Уверен, что никто не находил ничего подобного. Может, найти подходящего покупателя?
Призма в моих руках немедленно потемнела, потеряв блеск, мало того, саданула электрическим разрядом так, что отдалось в локте. Вот это номер…
Нет, были, конечно, в Зоне очень странные артефакты. «Мраморный шар», например… лежит себе молочно-белая, в синеватых разводах штуковина, натурально шар, размером с два сложенных вместе кулака. Пользы сталкеру от него нет, и никакими он особенными «способностями» не обладает, кроме одного пустяка. Ежели, на этот самый шар глядя, начинаешь себе представлять что-нибудь зеленое или желтое, то артефакт соответственно в оные цвета окрашиваться начинает. Причем одному человеку стоит только мельком о весенней листве подумать, как шарик моментально зеленью заливается, а другой будет часами пыжиться и медитировать, добившись только слабого побледнения. Один профессор, уникум, умудрялся даже картинки на поверхности артефакта взглядом рисовать. Телепатию доказали — ведь воспринимает же как-то шарик человеческие мысли? — а вот как он это делает и из какого, собственно, поля эти самые мысли сотканы, по прежнему ни один «ботаник» даже примерно не знает. А тут не просто цветовая реакция, но даже и наказание — словно филиал «электры» в призме открылся.
Да, говорил Прохоров, что ни в коем случае нельзя ни терять, ни продавать эту штуковину. Ладно, не будем… к подобным советам лучше прислушиваться, когда меченые Зоной их дают. А то, что Координатор, как и Доктор, определенно отмеченный, сомнений никаких не было. Это чувствуется. Так что сберегу.
— Не продам. Будешь ты у меня называться «алмаз». — Я повертел артефакт в руках, почти не удивившись тому, что яркий блеск и прозрачность постепенно начали возвращаться, после чего упаковал его обратно в микрофибру и спрятал во внутренний кармашек рюкзака.
Когда стемнело уже настолько, что в густой, бархатной тьме дома я едва различал темно-серые прямоугольники окон, где-то в щелях пола завел свою песню сверчок. Звонкие трели показались в глубокой тишине неожиданно громкими, отчетливыми, и моя память тут же выдала короткую, но при этом удивительно яркую, сильную картинку, обрывок прошлой жизни. Тепло, удивительно тепло летней ночью, два золотистых конуса света от уличных фонарей, в которых мерцают мотыльки, безветрие, тишина, черные облака кустов по сторонам садовой дорожки, старая серая лавка, и рядом какая-то бывшая знакомая. Я не помню, как ее звали, не помню, где все это было, я даже, черт возьми, не могу сказать, какой именно отрезок моей жизни сохранила навсегда искалеченная Выбросом память. Но я замечательно ярко вижу те несколько минут ночи, запах свежих листьев, тепло, уют и точно так же звонко, по-летнему, мурлыкал сверчок в глубине темного ночного сада. Немного, едва ощутимо кольнуло в сердце. Не то чтобы я скучаю по тебе, Хип, нет, но мне, правда, жаль, что все так получилось. Что ты теперь часть прошлого. Такого же теплого и уютного, как та тихая, летняя ночь. Интересно, дошла ли ты до первых застав «Свободы» на Армейских складах или же заночевала в каком-нибудь схроне? Досадно, что прошитый на невозможность идентификации ПМК заодно потерял способность передавать сообщения.
В Темной долине редкая ночь выдавалась по-настоящему тихой. Шорохи, странное, булькающее квохтанье где-то за развалинами дальнего дома, короткий, отрывистый шелест потревоженного бурьяна. Сверчок тоже не думал униматься, и вскоре ему ответил трелями еще один, где-то далеко, за холмами долго и тоскливо завыли несколько гнусавых голосов. Но в дом никто не лез, по-настоящему подозрительных звуков под окнами слышно не было, и я не то чтоб заснул, а погрузился в легкую, чуткую полудрему — это умение, насколько я знал, появлялось почти у всех одиночек, уходивших в дальние рейды. Надежных укрытий на ночь, в смысле по-настоящему надежных, в Зоне немного, ночевать приходится и на чердаках, и в подвалах со сгнившими дверями, иногда и просто в вымытой дождями ямине под корнями местной покореженной сосны. Спать нельзя ни в коем случае — верная смерть. Костер, по понятным причинам, разводить нельзя тоже, если один идешь — тех же снорков или зомби огонь привлекает, может и кровосос заявиться. Лично как-то раз видел, как пяток молодых в Зоне у огонька сидели. Издалека видать — зелень, тупорезы… пламя развели, словно масленичное чучело жгут, ветки трещат, угли стреляют — слышно на полкилометра. И все впятером — мордами к костру, на огонь смотрят, ржут, стеклотара позвякивает. И это все не днем, ночью, пусть и на Кордоне, однако же Кордон место хоть и спокойное, но для пикников и пьянок совсем неподходящее. Зона… да еще и ночь. И если учесть, что при постоянной облачности, от которой ни луны, ни звезд, а также от отсутствия населения и соответственно света окон и фонарей тьма здесь порой непроглядная, руки возле носа не видно. А эти — в костер пялятся… случись что, какая-нибудь дрянь из темноты припрется, они ее ведь просто не увидят. Конечно, после огня, да во тьму смотреть… если и костер, то небольшой. И спиной к нему надо — тогда и света от огня хватит, чтобы хоть чуть ночь разогнать, и глаза привыкнут, да и вообще, костер — это в большом, защищенном лагере хорошо. Я вот, например, после одного случая с «пещерниками» вообще перестал по ночам костры палить. Или схрон
