агентстве.
– Ах, да, я совсем забыл. Тем не менее, вынужден тебе сказать, что ты ошибаешься. Твой шеф не пьет.
– Теоретически, – уточнила Офра. – А практически?
– Алекс насплетничал? – мрачно заметил Розовски. – Кстати, где он шляется?
– Он не шляется, ты сам отправил его с утра по делам.
– Да? – он озадаченно посмотрел на секретаря. – Ах, да, верно. Похоже, у меня ранний склероз.
– Не такой уж и ранний, – сердито заметила Офра. Ее тонкие пальчики порхали по клавишам компьютера.
– Ладно-ладно, не дуйся, – сказал Натаниэль. – Ну, наорал, подумаешь! Это когда было. Уже сутки прошли, можно было бы и забыть.
– Офра промолчала.
– На меня за мою жизнь орал каждый, кому не лень, – Розовски тяжело вздохнул. – Ну, ладно. С меня шоколадка. Договорились?
– Две, – тотчас поправила Офра. – И пирожное.
– Согласен.
– И еще один выходной.
Натаниэль направился в кабинет.
– И поездка в Эйлат за счет фирмы! – крикнула Офра вдогонку.
Он прикрыл за собой дверь и облегченно вздохнул. Итак, что же он, все-таки, выяснил в результате поездки в Ор-Акива?
Во-первых, осмотрел место происшествия. Не слишком тщательно, но все-таки. Достаточно для того, чтобы окончательно отмести версию самоубийства. Во-вторых… Розовски вспомнил показания Эстер Фельдман. Во-вторых, версия случайного ограбления тоже трещала по швам. Если и ограбление, то уж никак не случайное, а тщательно подготовленное. Но кем?
Розовски нахмурился. Что-то не сходилось ни в одной из версий. И сам покойный выглядел по-разному в глазах разных людей. Амос, например, из «Байт ле-Ам», считал Ари Розенфельда то ли монахом, то ли импотентом. О том же говорил и Алекс вчера вечером. Хотя не исключено, что они пользовались одним и тем же источником информации. Кстати, не мешало бы выяснить, что это за источник. Но, с другой стороны, по словам той же Фельдман, Ари вовсе не был монахом. Во всяком случае, два месяца назад. Два месяца?… Амос тоже говорил что-то об этих месяцах. Да, о визите к сексопатологу. А Эстер связывала перемены с возможным приездом жены и примирением супругов… Как она назвала духи? Французские духи… Он быстрыми шагами вернулся в приемную и сел напротив Офры, в кресло для посетителей.
Офра оторвалась от компьютера и удивленно на него посмотрела.
– Что это ты на меня так уставился?
Розовски потянул носом и отрывисто спросил:
– «Клема»?
Офра подпрыгнула.
– Перегрелся? – озабоченно спросила она. – Вызвать скорую?
– Значит, нет, – констатировал Натаниэль. – А какие?
– Что – какие?
– Какими духами ты пользуешься, а? – и строго добавил: – При ответе смотреть в глаза!
– Точно, перегрелся. Не твое дело.
– Скажи пожалуйста, духи «Клема» дорогие? – уже обычным тоном спросил Натаниэль.
– С каких это пор ты стал интересоваться женской парфюмерией?
– С сегодняшнего утра.
– Вот как? И что же это за таинственная красотка?
– Кроме шуток, Офра, ты можешь ответить на мой вопрос?
– «Клема»… – Офра пожала плечами. – Духи как духи. Французские. Одно время были в моде. И тогда, естественно, стоили дорого.
– А сейчас?
– Сейчас уже нет.
– Понятно, – протянул Натаниэль. – Смотри-ка… Ну хорошо, а как насчет моей вчерашней просьбы?
– Ты о чем?
– Я просил тебя проверить, не проходил ли у нас когда-нибудь Ари Розенфельд.
– Я все проверила, – ответила она все еще сердитым тоном. – Перерыла все старые файлы.
– И что же? Ничего нет?
– Как тебе сказать… И есть, и нет.
Розовски удивленно поднял брови.
– То есть, как это? Есть или нет?
– Понимаешь, есть несколько файлов. Вернее, было несколько файлов, они перечислены в каталоге. Вот, – она поднесла к глазам листок бумаги и зачитала: – «ROS», «ROSEN» «A-R». Возможно, какой-нибудь из них и содержал информацию о Розенфельде.
– «ROS»… Да, это похоже. Я же помню, черт возьми. И что же в этом файле? Почему ты говоришь – содержал? Куда делась информация?
– Ее нет, – ответила Офра, виновато улыбаясь. – То есть, этих файлов нет. Все стерто. Остались только названия в каталоге.
– Та-ак… И как же это понимать?
– Я спрашивала у Габи.
– Он что, звонил?
– Да, утром. Просил передать, что все дела закончит, доложит завтра все подробности.
– Почему – завтра?
– Ему сегодня нужно в университет.
– В университет?… Ах, да, – вспомнил Розовски. – Видимо, Алекс передал ему просьбу профессора Гофмана. Понятно. Так что он тебе сказал насчет этих файлов?
– Он сказал, что ты давал ему указание навести порядок в архиве, и он убрал все, что, на его взгляд, было малозначительным.
Настроение Натаниэля мгновенно испортилось. Чертов идиот, ну, да, он давал стажеру такое указание, с полгода назад. Теперь вспомнил. Его в какой-то момент начало раздражать невероятное количество записей в архиве относительно молодого агентства. Конечно, прежде, чем стирать, надо было сдублировать все в дискеты, но об этом он, конечно, забыл распорядиться. А Габи сам не додумался.
– Об этих файлах Габи ничего определенного сказать не может, – добавила Офра, – но, похоже, их постигла та же участь. Кстати, он сказал, что консультировался с тобой по каждому случаю. Ты тогда был в отпуске, так он регулярно звонил тебе домой.
– Да? – Розовски огорченно нахмурился. – Я же говорю – ранний склероз. Будем надеяться, что Габи вспомнит хотя бы что-нибудь.
– Это не склероз, – великодушно сказала Офра. – Просто файлов было несколько сотен. Не мог же ты обо всех помнить. И, к тому же, кто знал, что тебе понадобиться именно этот.
– Не успокаивай меня, Офра, я старый осел, и… – он махнул рукой и вернулся в кабинет. Сейчас ему хотелось немного отдохнуть от утренних дел. Может быть даже, отправиться неторопливым шагом к морю и постоять, глядя на сине-зеленые волны.
Натаниэль прошелся по кабинету, подошел к окну. Сквозь полуопущенные жалюзи он задумчиво смотрел в двор, где стайки детей беспечно носились от одного подъезда к другому, неожиданно останавливались перед вечно спешащими взрослыми, сбивая их с толку своими короткими и, в общем-то, достаточно простыми вопросами.
Парадоксальная мысль пришла ему в голову. Из детей вообще могли бы получаться классные сыщики. Не потому, что дети умеют анализировать, а потому, что умеют задавать парадоксальные (с точки зрения взрослых) вопросы. И вот, ты стоишь, глядя на десятилетнего ехидину, пытаясь отвлечься от собственных, весьма важных, мыслей, пытаясь понять заданный вопрос и ответить на него, а он смотрит на тебя широко
