положения, как его, так и ее. Ирина знала, что ее Олег работает в Комитете государственной безопасности, но она понятия не имела, чем именно он там занимается. Ей было известно лишь то, что он получал довольно приличную зарплату и изредка надевал военную форму — в самом ближайшем времени его ожидало очередное повышение в звании. Ирина рассуждала так: чем бы ни занимался ее муж, он со своей работой справляется, и с нее этого было достаточно. Дочь солдата, прошедшего в пехоте через всю Великую Отечественную войну, она хорошо училась в школе, но так и не смогла добиться того, к чему стремилась. У нее были способности к музыке, но недостаточные для того, чтобы поступить в консерваторию на отделение фортепиано. Ирина пыталась писать, но и здесь ей не хватило таланта, чтобы начать публиковаться. Довольно привлекательная, по меркам русских женщин она была худая. Ее каштановые волосы до плеч всегда были хорошо уложены. Ирина много читала, все, что только попадало ей в руки и стоило быть прочитанным, и с удовольствием слушала классическую музыку. Вместе с мужем они время от времени ходили в Большой зал консерватории имени Чайковского. Олег предпочитал балет, поэтому изредка они доставали билеты и в Большой театр, чему, как полагала Ирина, способствовала работа ее мужа в доме номер два на площади Дзержинского. Олег еще не занимал достаточно высокое положение, чтобы его приглашали на торжественные вечера с участием высших руководителей Комитета государственной безопасности. Ирина надеялась, что это произойдет, когда он станет полковником. А пока что они вели жизнь государственных служащих среднего уровня, с трудом сводя концы с концами на две зарплаты. Хорошей стороной было то, что время от времени Зайцевым выдавали приглашение в «закрытые» магазины КГБ, где, по крайней мере, можно было купить хорошие вещи для Ирины и Светланы. И, как знать, быть может, со временем они смогут позволить себе завести второго ребенка. Оба еще достаточно молоды, и маленький мальчик принесет в дом новую радость.
— Что у тебя сегодня было на работе интересного? — спросила Ирина.
Эти слова стали неизменной шуткой, которой она каждый день встречала мужа с работы.
— У меня на работе никогда не бывает ничего интересного, — отшутился в ответ Олег.
Да, лишь обычные сообщения агентам и от агентов, которые Зайцев раскладывал по соответствующим ячейкам, чтобы затем курьеры разнесли их по кабинетам верхних этажей, где размещались сотрудники, действительно заправлявшие делами Комитета. На прошлой неделе Зайцева приходил проверять очень серьезный полковник. В течение двадцати минут он ходил по кабинету, смотрел, читал, и за все это время ни разу не улыбнулся, не произнес дружеского слова, не задал ни одного вопроса. Важность этого проверяющего Зайцев определил только по тому, кто его сопровождал: полковник, начальник отделения, в котором работал Олег. Все замечания, которыми обменялись полковники, были сделаны слишком далеко, чтобы Зайцев мог что-то услышать — в этом отделении если и говорили, то шепотом, — к тому же, он был слишком хорошо вышколен и не проявлял никакого интереса.
И все же у любой подготовки есть свои пределы. Майор Олег Иванович Зайцев был слишком умен для того, чтобы полностью отключать свои мысли. И действительно, его работа требовала составлять самостоятельные суждения; однако Олег проявлял эти способности с такой осторожностью, с какой мышка пробирается через комнату, заполненную кошками. Явившись к своему непосредственному начальнику, Зайцев неизменно начинал с самых робких и застенчивых вопросов и всегда получал одобрение. У него был к этому особый дар. Его стало замечать начальство. Впереди засветило очередное звание, а вместе с ним прибавка к окладу, доступ в закрытые магазины и, постепенно, большая независимость — нет, это не совсем правильно. На самом деле, он лишь сможет вести себя чуть менее осторожно. Быть может, когда-нибудь наступит день, когда он даже осведомится, разумно ли посылать то или иное сообщение. «Нам действительно нужно именно это, товарищ начальник?» — частенько хотелось спросить Зайцеву. Разумеется, не ему было определять те или иные особенности предстоящих операций, но он мог — точнее, надеялся, что сможет в будущем самыми окольными путями интересоваться, правильно ли сформулирована директива. Так, например, Зайцев, ознакомившись с содержанием приказа, направленного агенту номер 457 в Рим, гадал, действительно ли его страна готова рисковать последствиями, неизбежными в случае неудачного исхода. И иногда последствия бывали катастрофическими. Всего два месяца назад через Зайцева прошло сообщение из Бонна, предупреждающее о том, что западногерманская разведка что-то заподозрила. Агент срочно запрашивал инструкции — и они были ему направлены: продолжать работу, не ставя под сомнение компетентность своего руководства. И тотчас же после этого агент пропал. «Его арестовали и расстреляли?» — гадал Олег. Ему были известны фамилии некоторых агентов, кодовые названия почти всех операций, многие цели и задачи, которые выполнял КГБ за рубежом. Но, самое главное, Зайцев знал клички сотен иностранцев, которые сотрудничали с Комитетом. Временами знакомство с донесениями напоминало чтение захватывающего шпионского романа. В некоторых агентах явно пропал литературный дар. Их сообщения разительно отличались от скупых коммюнике профессиональных военных. Нет, они пространно излагали душевное состояние завербованных агентов, передавали свое чувство в отношении информации и поставленных задач. Они напоминали авторов увлекательных познавательных брошюр, которые любыми силами пытаются выжать деньги из читателей. На самом деле Зайцев не должен был анализировать эту информацию, однако он был человек умный, и, кроме того, в каждом сообщении встречались различные коды, имеющие большое значение. Так, например, написанное с орфографической ошибкой третье слово могло означать, что агент скомпрометирован. Каждый агент имел свой собственный набор ключей, но Зайцев имел доступ ко всем. За свою работу Олег лишь дважды замечал подобные неточности, и один раз начальство приказало не обращать на них внимание, считая канцелярской опиской, — обстоятельство, поражавшее его до сих пор. Однако ошибка больше не повторялась, так что, возможно, речь действительно шла о сбое при расшифровании. В конце концов, как сказало руководство, агенты, прошедшие подготовку в Высшей школе КГБ, крайне редко допускают провалы. Они лучшие разведчики в мире, и их западные противники просто не могут быть настолько умны, ведь так? Майор Зайцев послушно кивнул, но затем записал свое замечание и, как хороший бюрократ, проследил за тем, чтобы оно оказалось занесено в архив.
«А что если его непосредственный начальник завербован какой-нибудь западной разведывательной службой?» — иногда размышлял Олег, как правило, сидя перед телевизором после нескольких рюмок водки. Подобная вербовка явилась бы ошеломляющим успехом. Во всем КГБ нигде нет единого списка всех сотрудников и агентов. Нет, строгое разделение по «отдельным квартирам» соблюдалось с двадцатых годов, а то и раньше. Даже сам председатель Андропов не имел доступа к подобной информации, чтобы в случае измены и бегства на Запад он не смог бы ее выдать. КГБ не доверял никому, и меньше всего своему собственному главе. И, как это ни странно, только тем, кто работал вместе с Зайцевым, было известно практически все, однако они не относились к тем, кто непосредственно разрабатывал операции. Эти люди считались лишь чем-то вроде операторов телефонного узла.
Но разве сам КГБ не пытался постоянно завербовать простых шифровальщиков иностранных посольств? Потому что эти люди, мелкие служащие, недостаточно грамотные и сообразительные, чтобы им доверить важную информацию, — но почему же им на самом деле так доверяют? Как правило, слабым звеном оказывались женщины — в конце концов, офицеров КГБ специально обучали их соблазнять. Зайцеву пришлось вдоволь насмотреться на подобные сообщения; в некоторых из них процесс соблазнения излагался в живописных подробностях, вероятно, для того, чтобы произвести впечатление на вышестоящее начальство своими ловкостью и преданностью советскому государству. Зайцев не видел ничего героического в том, чтобы укладывать в постель женщин и получать за это деньги, но, быть может, эти женщины настолько омерзительны, что выполнение мужских обязанностей является чем-то очень сложным.
А в конечном счете все сводилось к тому, подумал Олег Иванович, что простым рядовым исполнителям, одним из которых является он сам, порой доверяются секреты вселенских масштабов, разве это не смешно? Определенно, смешнее, чем щи, какими бы питательными они ни были. Так что даже советское государство доверяет немногим избранным, хотя концепция «доверия» так же далека от коллективного мышления, как Земля от Марса. И он сам — один из этих избранных. Что ж, одним из следствий этого насмешливого парадокса является красивое зеленое платьице, которое носит его дочь. Зайцев положил стопку книг на кухонный стул и усадил на них Светлану, чтобы та могла удобно есть. Алюминиевые столовые приборы были слишком велики для девочки, но, по крайней мере, они не были тяжелыми для ее крохотных ручек. Олегу до сих пор приходилось намазывать дочери бутерброды маслом. Хорошо хоть, он мог позволить себе покупать настоящее масло вместо маргарина.
— Сегодня по дороге с работы я увидела в том магазине кое-что очень милое, — заметила за ужином
