выполнены ли его распоряжения. В его морской карьере приказы были тем, что он отдавал, а другие выполняли или делали это после того, как им поручали. Он позвонил в ЦРУ, поговорил с Риттером и задал вопрос, который сам по, себе являлся оскорбительным. Каттер знал, что он уже унизил этого человека, и понимал, что продолжать унижать его дальше не слишком умно, но вдруг президент действительно прав? В этом случае требовались дополнительные действия. Риттер отреагировал как-то странно, оставив тревожное впечатление. В его голосе следовало ожидать раздражения, но оно отсутствовало. Вместо этого он отвечал подобно любому государственному служащему: да, распоряжения, разумеется, были выполнены. Риттер был холодным и бесстрастным сукиным сыном, но даже у таких людей есть предел, за которым эмоции начинают одерживать верх.
Каттер знал, что в общении с заместителем директора ЦРУ по оперативной работе он достиг этого предела и превзошёл его. В тоне Риттера не было гнева, а его следовало ожидать.
Здесь что-то не так. И тут же советник президента по национальной безопасности взял себя в руки. Здесь может быть что-то не так. Не исключено, что Риттер занимается моральными экзерсисами. А вдруг он понял, что этот способ действий является единственно правильным, и примирился с неизбежным? В конце концов, Риттеру нравилось быть заместителем директора ЦРУ. Это его талон на питание, как принято говорить среди правительственных чиновников. Даже самым высокопоставленным чиновникам требуется их должность. Даже они часто неохотно думают о том, что придётся покинуть удобный кабинет, секретаря, но больше всего должность, означавшую, несмотря на скудное жалованье, их принадлежность к числу Важных Персон. Как сказано было в каком-то фильме: оставляя правительственный пост, ты входишь в реальный мир. А в реальном мире от людей ждут, чтобы они подкрепляли делами свои доклады и оценки, полученные по результатам разведывательной деятельности. Сколько людей оставалось на государственной службе из- за безопасности, уверенности в завтрашнем дне, привилегий и изоляции от «реального» мира? Каттер не сомневался, что таких людей гораздо больше, чем тех, которые рассматривали себя, как честных слуг народа.
Но даже если есть какая-то вероятность этого, решил Каттер, нет никаких гарантий, и следует продолжить проверку. Поэтому он позвонил на базу в Херлбурт-Филд и попросил связать его с оперативным дежурным по авиакрылу специального назначения.
— Мне нужно поговорить с полковником Джоунсом.
— Полковник Джоунс отсутствует и находится вне пределов досягаемости.
— Мне нужно знать, где он.
— У меня нет таких сведений, сэр.
— Что вы хотите этим сказать, капитан?
Офицер, несущий дежурство по авиакрылу, успел смениться, и эти обязанности сейчас исполнял один из пилотов-вертолётчиков.
— Я хочу сказать, что не знаю, сэр, — ответил капитан. Ему хотелось ответить на такой глупый вопрос с большим пренебрежением, но это был специальный канал связи, и кто его знает, с кем он сейчас говорит?
— Кто может ответить на этот вопрос?
— Не знаю, сэр, но могу попытаться выяснить.
А вдруг это просто какая-то путаница? — спросил себя Каттер. Но если нет?
— Скажите, капитан, все ваши танкеры МС-130 на месте? — спросил он.
— Три «птички» отсутствуют — их куда-то послали, сэр. Куда конкретно, сказать не имею права, это секретная информация, сэр, — вернее, хочу сказать, что местонахождение наших, самолётов почти всегда является секретной информацией. К тому же к югу от нас движется этот ураган, и мы готовимся перебросить множество наших «птичек» на другие базы, если ураган изменит курс и направится в нашу сторону.
Каттер мог потребовать, чтобы ему сообщили требуемые сведения. Но при этом придётся назвать себя, и даже в этом случае молодой офицер может отказаться выполнить приказ, потому что не получил никаких указаний. Офицер знает, что его не накажут за отказ проявить инициативу и сделать что-то ему запрещённое, — по крайней мере не по телефону, защищён он или нет, Кроме того, такое требование может привлечь внимание к кое-чему нежелательному...
— Хорошо, — произнёс наконец Каттер и повесил трубку. Затем позвонил на базу Эндрюз.
Первая тревожная новость поступила от Ларсона, барражирующего на своём «Биче» над посадочной площадкой «Черты». Хуардо, все ещё чувствующий боль от раны в бедре, смотрел через борт самолёта в свои очки ночного видения.
— Эй, приятель, вижу на земле грузовики в направлении на три часа. Их там штук пятнадцать.
— Ну вот, прямо-таки великолепно, — произнёс Ларсон и включил микрофон.
— «Коготь», вызывают «Маленькие глазки», как — слышите?
— «Маленькие глазки», это «Коготь», слышу вас хорошо, — отозвался «Боевой Коготь».
— Сообщаю, что мы заметили возможное скопление противника на местности в шести километрах к юго-востоку от «Черты». Повторяю, видим внизу грузовики. Люди не замечены. Советую информировать «Черту» и «Босса» о возможном наступлении.
— Вас поняли.
— Господи, надеюсь, что сегодня они опоздают, — произнёс Ларсон по внутренней связи. — Сейчас спустимся пониже и посмотрим.
— Если ты так считаешь, приятель, то действуй.
Ларсон выдвинул закрылки и уменьшил газ до предела. Уже почти стемнело, а летать на малой высоте среди горных вершин не относилось к числу развлечений лётчика. Хуардо смотрел вниз, но кроны деревьев ограничивали обзор.
— Ничего не вижу.
— Интересно, сколько времени стоят здесь эти грузовики...
Снизу, метрах в пятистах ниже горной вершины, мелькнула яркая вспышка. За ней последовало несколько других, поменьше, похожих на искры. Ларсон снова включил микрофон.
— «Коготь», это «Маленькие глазки». По нашему мнению, ниже посадочной площадки «Черты» идёт бой.
— Понятно.
— Спасибо, принял, — ответил полковник Джоунс на информацию, переданную с МС-130. — Командир сообщает экипажу: у следующей посадочной площадки, возможно, идёт бой. Не исключено, что придётся подбирать их под вражеским огнём. — И в этот момент что-то изменилось. Вертолёт грузно осел и замедлил движение. — Бак, в чём дело?
— Значит, так, — послышался голос бортмеханика. — Думаю, у нас уменьшается давление из-за утечки воздуха, возможно, вышел из строя клапан на двигателе номер два. Уменьшается скорость Nf и скорость Ng, сэр. Немного поднимается температура Т5.
В десяти футах над головой бортмеханика лопнула пружина, и клапан открылся шире, чем следует. Из него начал сочиться воздух, предназначенный для циркуляции внутри турбины. В результате уменьшилось сгорание в двигателе, что выразилось в уменьшении Nf, или свободной скорости вращения турбины, а также в уменьшении мощности Ng от турбины, вырабатывающей газ, и, наконец, в потере объёма воздуха, результатом чего стало повышение температуры в выхлопной трубе, называемой Т5. Джоунс и Уиллис видели все это по показаниям приборов, но только сержант Циммер мог сообщить им причину. Забота о двигателях была его делом.
— Продолжай, Бак, — приказал Джоунс.
— Мы утратили двадцать шесть процентов мощности в двигателе номер два, сэр. Исправить повреждение я не могу. Вышел из строя клапан, значит, вряд ли положение ухудшится. Температура выхлопных газов должна стабилизироваться на уровне, не выходящем за пределы максимально допустимого... по-видимому. Это ещё не авария, Пи-Джи. Буду следить за происходящим.
— Ладно, — проворчал пилот. Это относилось не к Циммеру, а к клапану.
Всё-таки плохая новость. До сих пор дела шли хорошо, слишком хорошо. Подобно многим боевым ветеранам, Пол Джоунс был подозрительным человеком. Сейчас он производил в уме расчёты мощности тяги и веса. Для того чтобы заправиться и лететь обратно в Панаму, придётся перебраться через эти проклятые горы...
