— Да, — несколько пристыженно произнёс Райан. Она передала ему «Виргиния слим» и с тёплой улыбкой поднесла горящую зажигалку. Не каждый день удостаиваешься чести оказать такую услугу своему верховному главнокомандующему. Райан затянулся и посмотрел на неё.
— Если вы скажете об этом моей жене, сержант…
— Это останется между нами, сэр. — Она повернулась и ушла готовить завтрак. Для неё это был счастливый день.
Жидкость была поразительно страшного цвета — темно-красная с коричневатым оттенком. Они контролировали процесс, время от времени рассматривая взятые образцы под электронным микроскопом. Обезьяньи почки, политые заражённой кровью, состоят из разрозненных клеток, и по какой-то причине вирусы лихорадки Эбола любили их, подобно тому, как лакомка обожает шоколадный мусс. Наблюдать за процессом их размножения было увлекательно и страшно. Цепочки вирусов размером в микрон касались клеток, проникали в них и в тёплой обогащённой биосфере тут же начинали размножаться. Это походило на сцену из научно-фантастического фильма, вот только происходило в действительности. Эти вирусы, как и все остальные, можно было назвать живыми лишь условно. Они могли функционировать только с посторонней помощью, и эта помощь поступала к ним от носителя, который, предоставив вирусам средство стать активными, одновременно приговорил себя к смерти. Вирусы лихорадки Эбола содержали только РНК, а для начала митоза[55] требовались ещё и ДНК. В клетках почек находилось и то и другое, цепочки вирусов искали их, и после соединения начинался процесс размножения вирусов лихорадки Эбола. Для этого требовалась энергия, которую обеспечивали почечные клетки, полностью разрушающиеся при процессе. Процедура размножения представляла собой микрокосм процесса распространения болезни в человеческом сообществе. Он начинался медленно, затем скорость нарастала в геометрической прогрессии — быстрее, ещё быстрее, ещё быстрее:
2 — 4 — 16 — 256 — 65 536 и так далее до тех пор, пока не поглощались все питательные вещества. После этого оставались одни вирусы, которые переходили в состояние спячки и ждали следующей возможности. Люди придают болезням самые разные ошибочные описания: болезни поджидают благоприятной возможности; они безжалостно убивают; они ищут свои жертвы. Моуди и его коллеги знали, что все это антропоморфическая чепуха. Вирусы не способны думать. Они не совершают ничего особенно зловещего. Все, на что способны вирусы лихорадки Эбола, — это пожирать, размножаться и затем возвращаться в состояние спячки. Но ведь и компьютер представляет собой только набор электрических переключателей, способных различать лишь единицу и ноль, хотя он делает это несравненно быстрее и эффективнее людей, пользующихся им. Вот и вирусы лихорадки Эбола обладали поразительной способностью размножаться с такой быстротой, что иммунная система человеческого тела, при обычных условиях являющаяся исключительно эффективным механизмом защиты, просто не выдерживала нападения, словно на неё набрасывалась армия плотоядных муравьёв. В этом, однако, заключалась слабость Эболы. Она была слишком эффективной, убивала слишком быстро. Механизм её выживания внутри человеческого тела убивал носителя до того, как он успевал передать болезнь дальше. Кроме того, вирусы лихорадки Эбола были в высшей степени приспособлены к специфической экосистеме. Они не в состоянии были выжить на открытом воздухе, да и то короткое время, когда сохраняли жизнеспособность, это происходило в атмосфере джунглей. По этой причине, а также потому, что они не могли существовать в организме человека-носителя больше десяти дней, а часто и того меньше, их эволюция происходила медленно, без следующего эволюционного этапа — способности переноситься по воздуху.
По крайней мере, так все считали. Может быть, «надеялись» будет более правильным словом. Штамм лихорадки Эбола, распространяемый аэрозолем, будет катастрофически смертоносным. Не исключено, что им удалось добиться именно этого. В их распоряжении был штамм Маинги, как они установили при неоднократных микроскопических исследованиях, и существовало подозрение, что именно этот штамм может распространяться по воздуху. Теперь им требовалось доказать это.
Глубокая заморозка (например, с использованием в качестве хладагента жидкого азота) убивала большинство нормальных человеческих клеток. При замерзании клеток вода, превращаясь в лёд, разрывала их стенки, оставляя после себя уже трупы. Вирусы же лихорадки Эбола были слишком примитивны для этого. Высокая температура убивала их, так же как и ультрафиолетовые лучи. Смертельными для вирусов были также и незначительные перемены в химическом окружении. Но стоило предоставить им тёмное холодное место, и они переходили в состояние мирной спячки.
Все операции осуществлялись в специальном ящике. Внутри находилась смертоносная среда, отделённая от окружающей атмосферы прозрачным лексаном, настолько прочным, что он мог выдержать попадание пули. С двух сторон в пластике были прорезаны по два отверстия, и к каждому надёжно и герметично была прикреплена перчатка из толстой резины. Моуди отсосал десять кубических сантиметров жидкости, кишащей вирусами, поместил её в пробирку, затем плотно закрыл пробкой. Медлительность процесса объяснялась не столько физической опасностью, сколько неудобством работы в резиновых перчатках. Плотно запечатанную пробирку он переложил из одной руки в другую, передал директору, который произвёл аналогичную операцию, и наконец положил её в маленький воздушный шлюз. Когда дверца шлюза закрылась, зажглась индикаторная лампочка, действующая от датчика давления, и крохотное пространство шлюза было обрызгано дезинфицирующим спреем — раствором фенола. Пробирка оставалась внутри шлюза в течение трех минут, гарантирующих безопасность находящегося там воздуха и наружной поверхности пробирки со смертоносным содержимым. И всё-таки, несмотря на это, никто не прикасался к пробирке руками, не защищёнными перчатками, да и врачи, производящие операции внутри пластикового ящика, были также одеты в герметические защитные костюмы. Директор извлёк пробирку из шлюза и бережно перенёс её на находившийся в трех метрах рабочий стол.
Для экспериментальных целей была приспособлена банка из-под аэрозоля, используемого для борьбы с насекомыми. Обычно её ставят на под, нажимают на головку и оставляют в таком состоянии, чтобы мельчайшие капельки жидкости образовали туман, заполняющий комнату. Банку полностью разобрали, трижды обработали горячим паром и затем собрали снова — возникли трудности с пластмассовыми частями, но о решении этой проблемы подумали ещё несколько месяцев назад. Это было примитивное устройство. Для операции будут изготовлены более совершенные. Единственной проблемой стал жидкий азот. Внешне он походил на воду, и стоило его брызгам попасть на перчатки, как они тут же замерзали и резина рассыпалась подобно чёрному стеклу. Директор отошёл в сторону, когда Моуди налил криогенную жидкость во внешнюю оболочку, которая будет находиться под давлением. Для предстоящего эксперимента требовалось всего несколько кубических сантиметров. Затем во внутренний сосуд из нержавеющей стали впрыснули красно-коричневую жидкость, кишащую вирусами лихорадки Эбола, и завинтили крышку. После того как банка была запечатана, её обработали дезинфицирующей жидкостью и промыли в соляном растворе. Пустую пробирку бросили в контейнер для сжигания в газовой печи.
— Ну вот, — сказал директор. — Мы готовы.
Полковник, сидевший за штурвалом президентского авиалайнера, совершил посадку поразительно мягко. Он впервые вёл самолёт, в котором находился новый президент, и ему хотелось продемонстрировать своё мастерство. Затем «ВВС-1» покатился, как обычно, по посадочной дорожке, взревели двигатели, включённые на реверс и затормозившие самолёт до скорости автомобиля, прежде чем нос его повернул налево. Из окон своей кабины Райан увидел сотни — нет, тысячи — людей. Неужели это встречают меня? — подумал он. Проклятье. В их руках через низкий забор по периметру авиабазы свешивались красные, белые и синие полотнища цветов национального флага, и когда самолёт наконец остановился, флаги начали поочерёдно подниматься, образуя волну. К двери подъехал трап, и стюард открыл её — именно стюард, называть стюардессой сержанта не правильно, — та самая, которая дала ему сигарету.
— Хотите ещё одну? — шепнула она.
— Потом, пожалуй. Спасибо, сардж.
— Сломайте ногу, господин президент[56] — только не на трапе, ладно? — Наградой ей был смешок.
— Готовы встретить босса, — услышала Прайс в наушнике голос руководителя группы агентов Секретной службы, высланных заранее. Она повернулась к президенту и кивнула.
— Пора начинать, господин президент.
Райан сделал глубокий вдох и встал в центре открытой двери, глядя в яркое солнце Среднего
