дальше, он займётся консолидацией Объединённой Исламской Республики. Мы также считаем, что эта процедура может оказаться ему не по силам. Мы не теряем надежды. Скотт, что крайний фундаментализм его режима со временем станет более умеренным, причём не в очень далёком будущем. Сейчас уже не восьмой век, даже в том регионе земного шара.
Адлер задумался, затем кивнул.
— Надеюсь, ты прав. Этот человек всегда внушал мне опасения.
— Все люди смертны. Ему семьдесят два года, и он много работает. Впрочем, мы будем следить за ним, правда? Если он предпримет какие-то агрессивные действия, мы остановим его совместными усилиями, как делали это в прошлом. Мы обсуждали эту проблему с саудовцами. Они проявляют признаки беспокойства, но не больше. Наша оценка ситуации совпадает с их позицией. Мы советуем вам отнестись к нему без предубеждений.
Клод может быть прав, подумал Адлер. Дарейи действительно стар, а консолидация управления только что присоединённой страной потребует немало сил и времени. Более того, самый простой способ умиротворения враждебной страны, если у вас достаточно терпения, заключается в том, чтобы хорошо относиться к этим ублюдкам. Надо постепенно развивать торговые отношения, посылать туда журналистов, добиться приёма передач Си-эн-эн, демонстрировать американские фильмы в местных кинотеатрах — это может творить чудеса. Конечно, если у вас хватает терпения и времени. В американских университетах учатся много иранских юношей. Для Америки это самый эффективный способ изменить ситуацию внутри ОИР. Проблема, однако, заключается в том, что и Дарейи знает об этом. А теперь он, Скотт Адлер, назначен на пост государственного секретаря, хотя никогда не рассчитывал подняться так высоко в правительственной иерархии, и от него ждут ответа на вопросы. Впрочем, он достаточно хорошо знаком с историей дипломатии и знает, как поступать дальше.
— Я выслушаю, что он скажет. В конце концов, мы не стремимся создавать себе новых врагов, Клод, ты ведь понимаешь это.
— D'accord[88]. — Француз подлил Адлеру вина. — К сожалению, ты не найдёшь ничего подобного в Тегеране.
— Во время работы я ограничиваю себя двумя бокалами.
— На самолёте, который доставит тебя в Тегеран, отличный экипаж, — заверил Клод американского госсекретаря. — Эти пилоты летают с нашими министрами.
— Разве когда-нибудь вас можно было упрекнуть в недостатке гостеприимства?
Кларк и Чавез пили «перрье», который был здесь дешевле, чем в Америке, хотя лимоны, наверно, стоили столько же.
— Как дела в Вашингтоне? — спросил французский коллега, стараясь развлечь их разговором или хотя бы создать такое впечатление.
— Как ни странно, в стране поразительно спокойная обстановка. Может быть, положительную роль сыграло то, что правительство не проявляет особой активности, — сказал Джон, стараясь уйти от ответа.
— А все эти разговоры о вашем президенте и его авантюрах?
— Мне кажется, что все это скорее взято из кино. — Лицо Дин-га выражало предельную откровенность.
— Значит, он украл русскую подлодку? В одиночку? — усмехнулся Джон. — Интересно, кто мог придумать такое?
— Но ведь в Америке находится глава русского шпионского ведомства, — возразил француз. — Я видел его по телевидению.
— Да, конечно, готов поспорить, что мы заплатили ему колоссальные деньги, чтобы он перебрался к нам.
— Наверно, хочет написать книгу и получить ещё больше, — засмеялся Чавез. — И этот сукин сын наверняка их получит. Послушайте, mon ami[89], мы всего лишь рабочие пчелы, рядовые охранники, понимаете?
Ответ Чавеза повис в воздухе, словно планёр, соскользнувший с воздушного потока. Кларк посмотрел в глаза собеседнику. Никаких сомнений, он из французской разведки и отлично понимает, что мы сотрудники ЦРУ, подумал американец.
— В таком случае будьте осторожны с нектаром, который найдёте там, куда полетите, мой молодой друг. Он может оказаться слишком сладким. — Разговор походил на начало карточной игры — колода перетасована и сейчас на стол лягут первые карты. Играть придётся с другом, но всё-таки оба партнёра будут стремиться к выигрышу.
— Что вы имеете в виду?
— Вам предстоит встреча с очень опасным человеком. Он выглядит так, словно знает что-то, чего мы не понимаем.
— Вы работали в Иране? — спросил Джон.
— Да, мне довелось путешествовать по этой стране.
— И каково ваше впечатление? — прозвучал вопрос Чавеза.
— Я так и не смог понять иранцев.
— Это верно, — согласился Кларк. — Я понимаю, что вы хотите сказать.
— Ваш президент — весьма любопытный человек, — снова заметил француз. Кларку стало ясно, что он руководствуется одним любопытством, и это сразу расположило его к офицеру французской разведки.
Джон посмотрел ему прямо в глаза и решил отблагодарить за предупреждение, как и следует поступить одному профессионалу по отношению к другому.
— Это верно, — заверил его Кларк. — Он один из нас.
— А все эти любопытные истории?
— Вот об этом я ничего не могу сказать, — улыбнулся Джон. Улыбка его ясно говорила: ну, конечно же, все это правда. Неужели вы думаете, что у репортёров хватит ума придумать такое?
Оба сотрудника разведывательных служб — французской и американской — думали об одном и том же, хотя ни один не мог сказать этого вслух: как жаль, что мы не можем когда-нибудь вечером встретиться и за ужином рассказать друг другу о пережитом. Но такого просто не бывает.
— На обратном пути, когда вы прилетите из Тегерана, я предложу вам выпить со мной.
— После возвращения оттуда я с удовольствием приму ваше предложение.
Динг просто слушал и наблюдал за происходящим. У этого старого сукиного сына по-прежнему было чему поучиться.
— Приятно, когда у тебя есть друзья, — сказал он через пять минут, когда они шли к французскому самолёту.
— Он не просто друг, он настоящий профессионал. К мнению таких людей надо прислушиваться, Доминго.
Никто не утверждал, что легко управлять страной, даже тем, кто способны почти при любом поступке ссылаться на волю Всевышнего. Вот и Дарейи, который управлял страной в том или ином качестве почти двадцать лет, испытывал недовольство от тех административных мелочей, которые поступали к нему и ждали его решения. Ему и в голову не приходило, что всё это было по его вине. Сам Дарейи считал своё правление справедливым, хотя в народе его считали излишне жестоким. Почти всякое нарушение закона влекло за собой смертную казнь, и даже незначительные административные ошибки, совершенные чиновниками, означали для них конец карьеры — в зависимости, конечно, от важности совершенной ошибки. Чиновник, который отрицательно отвечал на все запросы, ссылаясь на то, что закон ясно трактует эту проблему — независимо от того, как это обстояло на самом деле, — редко навлекал на себя гнев начальства. Тот, кто расширял власть правительства на большинство каждодневных проблем, всего лишь усиливал власть Дарейи. Такие решения принимались легко и не вызывали затруднений для главы государства.
Однако в реальной жизни все обстояло не так просто. Практические вопросы, например, начиная от продажи арбузов до подачи звуковых сигналов автомобилями вблизи мечетей, требовали определённого толкования, потому что в святом Коране они не затрагивались, а гражданское право основывалось на учении Пророка. Но либерализация жизни в стране представляла собой важный шаг, потому что
