детский сад.
Инспектор ФБР прошёл мимо него, снял пальто с дочери, уложил в её шкафчик одеяльце и затем вернулся к Расселлу. — Ночью выключилось электричество, и мой будильник не сработал вовремя, — объяснил он.
— Предстоит трудный день?
— Нет, кабинетная работа, — покачал головой Пэт. — Нужно закончить несколько отчётов, ты ведь знаешь, как это делается. — Оба были знакомы с этим. Кабинетная работа заключалась главным образом в редактировании и сортировке отчётов, по сути дела секретарская работа, которая в некоторых особо секретных случаях делалась проверенными агентами, носящими оружие.
— Мне сказали, что ты не прочь посостязаться со мной, — заметил Расселл.
— Да, я слышал, что ты — отличный стрелок.
— Так себе, средний, — улыбнулся агент Секретной службы.
— Да ведь и я тоже. Всего лишь стараюсь, чтобы пули не попадали за пределы внешнего круга.
— У тебя «Сиг-Зауэр»?
— «Смит-Вессон 1076» из нержавейки, — сказал инспектор ФБР.
— Калибр десять миллиметров.
— Да, он оставляет большие отверстия, — напомнил О'Дей.
— Меня всегда устраивала «Девятка», — возразил Расселл. Оба рассмеялись.
— Играешь в биллиард? — спросил инспектор.
— Не играл со школьных времён, Пэт. Установим размеры ставки?
— Нужно, чтобы она была достаточно серьёзной, — заметил О'Дей.
— Коробка «Сэмюэль Адамс»? — предложил Расселл.
— Да, это убедительная ставка, сэр, — согласился инспектор.
— Встретимся в Белтсвилле? — Это было стрельбище академии Секретной службы. — На открытом воздухе. Стрельба при искусственном освещении всегда казалась мне недостаточно серьёзной.
— По стандартным мишеням?
— Мне не доводилось целиться в яблочко уже много лет. Никогда не думал, что на одного из моих боссов может напасть чёрная точка.
— Значит, завтра? — предложил О'Дей. Это будет неплохим субботним развлечением, подумал он.
— Что-то слишком уж скоро. Знаешь, я проверю и скажу тебе сегодня вечером.
— Отлично, Дон, договорились. И пусть победит сильнейший. — Они пожали друг другу руки.
— Сильнейший и победит, Пэт. Он всегда побеждает. — Оба знали, кто из них сильнейший, хотя один неминуемо ошибался. Но они понимали, что всегда хорошо, чтобы твою спину защищал надёжный стрелок, и будет приятно выпить пиво, кто бы ни победил.
Полученное ими оружие не было полностью автоматическим. Хороший слесарь мог бы легко переделать его, но иранскому агенту, занимавшемуся закупкой, это было не по зубам. Впрочем, «Артиста» и его людей это не смутило. Они были отличными стрелками и знали, что пули из автоматического оружия попадают точно в цель лишь при стрельбе короткими очередями — если только у тебя не руки гориллы: после трех выстрелов автомат начинает прыгать в руках и ты строчишь в небо вместо того, чтобы бить в цель, а если цель живая, да ещё вооружена, она откроет ответный огонь. Для пристрелки у них не было ни места, ни времени, но они были хорошо знакомы с этим типом оружия, китайской модификацией советского АК-47, «Калашникова», в основе которого, в свою очередь, был немецкий автомат сороковых годов. В обойме было тридцать патронов калибра 7,62 миллиметра. Террористы прикрепили магазины один к другому изоляционной лентой, чтобы вдвое увеличить скорострельность; вставляя и вынимая их, убедились, что все действует нормально. Закончив с оружием, они снова занялись изучением цели операции. Каждый из них знал своё место и свою часть задания. Все они понимали, насколько опасна предстоящая операция, но не задумывались над этим. К тому же, заметил «Артист», их не интересовала природа операции. Эти парни уже столько лет вращались в террористическом сообществе, что утратили обычные человеческие чувства, и хотя это была их первая настоящая операция — по крайней мере для большинства из них, — они думали лишь о том, как проявить себя с лучшей стороны. Каким образом они сумеют сделать это, не имело значения.
— Они поднимут множество вопросов, — сказал Адлер.
— Ты так считаешь? — спросил Джек.
— Можешь не сомневаться. Статус страны наибольшего благоприятствования, споры об авторских правах и тому подобное. Привлекут все, что только можно.
По лицу президента пробежала недовольная гримаса. Ему казалось отвратительным ставить в один ряд защиту авторских прав Барбары Стрейзанд[90] и преднамеренное убийство такого количества людей, но…
— Да, Джек. Они просто не думают о ценности человеческой жизни, как мы.
— Читаешь мои мысли?
— Я ведь дипломат, верно? Думаешь, я просто слушаю, что произносят вслух? Никакие переговоры так не ведутся. Это вроде длительной карточной игры с маленькими ставками — скучный, но одновременно увлекательный процесс.
— Я думал об утерянных жизнях…
— Я тоже, — кивнул госсекретарь. — Вы тут не должны зацикливаться — это будет истолковано, как признак слабости, — но я не забуду этого вопроса при переговорах.
Верховный главнокомандующий резко отреагировал на слова Адлера.
— Скажи мне. Скотт, почему нам всегда приходится с уважением относиться к их культурным традициям? Почему они никогда не проявляют уважения к нашим?
— Так всегда было принято в Госдепе.
— Это не ответ на мой вопрос, — заметил Райан.
— Если мы слишком сильно станем подчёркивать это, господин президент, мы попадём к ним в заложники. Тогда другая сторона поймёт, что, захватив пару американцев и угрожая убить их, они таким образом смогут оказывать давление на нас. Они будут в выигрышном положении.
— Только в том случае, если мы допустим это. Китайцы нуждаются в нас ничуть не меньше, чем мы в них, — даже больше, принимая во внимание активное торговое сальдо. Торговля жизнями означает жестокую борьбу. Мы тоже можем пойти на это. Я никак не мог понять, почему мы так не поступаем.
Государственный секретарь поправил очки.
— Сэр, я согласен с вами, но это нужно тщательно продумать, а сейчас у нас нет на то времени. Вы говорите о кардинальной перемене в политике нашего государства. Когда речь заходит о чём-то столь важном, нельзя стрелять навскидку, не целясь.
— Когда ты вернёшься обратно, давай соберёмся на уик-энд с несколькими советниками и посмотрим, что здесь можно предпринять. Мне не нравится наше поведение по этому вопросу в моральном отношении, и я считаю, что это делает наши поступки излишне предсказуемыми.
— Почему?
— Играть по заранее установленным и согласованным правилам хорошо и легко, если только все соблюдают эти правила, но если мы будем соблюдать правила, а противник — нет, то попадём в слишком уязвимое положение, — задумчиво произнёс Райан. — С другой стороны, если кто-то нарушит правила, а затем мы поступим так же, только несколько иначе, но всё-таки нарушим, другой стороне придётся задуматься. Мы можем вести себя предсказуемо по отношению к своим друзьям — это другое дело, но в отношении к врагу следует вести себя так, чтобы он понял, что предсказать наше поведение невозможно и лучше всего просто не связываться с нами, потому что он неминуемо проиграет. А вот до какой степени он понесёт урон, это пусть и останется непредсказуемым.
— Ваше замечание заслуживает внимания, господин президент. Это могло бы стать интересной темой обсуждения в первый же свободный уик-энд в Кэмп-Дэвиде. — Оба замолчали, услышав рёв турбин вертолёта, опускавшегося на лужайку. — Это за мной. У тебя приготовлена напутственная речь?
— Да, и она не более увлекательна, чем прогноз погоды в солнечный день.
— Ничего не поделаешь, Джек, таковы правила игры, — напомнил Адлер и тут же подумал, что Райану, наверно, постоянно говорят об этом. Немудрёно, что это вызывает у него раздражение.
