товарища Сталина.
– Прошу прощения, – вмешался Гровлев, – но я опять оказался в положении постороннего, который заглядывает с улицы через запотевшее стекло. Николай Александрович, что именно вы полностью контролируете?
– Операционный центр в Санкт-Петербурге, – объяснил Догин, – является самым современным и технически оснащенным центром связи и сбора разведывательной информации в России. Через него мы получим доступ ко всему, начиная от снимков любого уголка земного шара, сделанных со спутников, и до электронных линий связи. Кроме того, в центре имеется свой собственный персонал для проведения 'хирургических' операций.
Казалось, Гровлев сбит с толку.
– Вы имеете в виду телевизионную станцию в Эрмитаже?
– Да, – подтвердил Догин. – Но это только прикрытие, Евгений Сергеевич. Ваше министерство выделило средства для обустройства фасада – функционирующей телевизионной студии. Но деньги на создание секретного комплекса поступили от моего ведомства. И финансирование продолжает осуществлять Министерство внутренних дел. – Догин ткнул себя в грудь пальцем. – Лично я.
Гровлев опустился в кресло.
– Вы уже давно готовились к этому.
– На протяжении двух лет, – ответил Догин. – Центр приступает к работе в понедельник ночью.
– Ну а этот центр, – заговорил маршал Дайка. – Его задача ведь будет заключаться не только в том, чтобы в течение этих семидесяти двух часов следить за Жаниным.
– Далеко не только в этом, – подтвердил Догин.
– Но вы не хотите открыть нам, в чем именно! – возмущенно промолвил Гровлев. – Вы требуете нашей беспрекословной поддержки, но не собираетесь раскрывать нам свои карты!
– Евгений Сергеевич, вы хотите, чтобы я был с вами откровенен? – зловещим тоном произнес Догин. – Что ж, это вполне справедливо. На протяжении последних шести месяцев мой человек в операционном центре использовал личный состав и уже установленное электронное оборудование для наблюдения не только за моими противниками, но и за потенциальными союзниками. Мы собрали большой объем информации о взятках, любовных связях и, – сверкнув глазами, он посмотрел на Гровлева, – о необычных личных пристрастиях. Я с радостью поделюсь с вами всем этим – как со всеми вместе, так и с каждым по отдельности, сейчас или позже.
Кое-кто из присутствующих неуютно заерзал. Гровлев сидел, словно каменное изваяние.
– Ублюдок!.. – наконец прорычал он.
– Да, – согласился Догин. – Именно так. Я ублюдок, который доведет дело до конца. – Взглянув на часы, министр внутренних дел подошел к Гровлеву и, прищурившись, посмотрел ему в лицо: – Сейчас мне пора идти, товарищ министр. У меня назначена встреча с новым президентом. Надо будет поздравить его с победой на выборах, затем он подпишет кое-какие бумаги. Но уже через двенадцать часов вы сможете убедиться сами, что руководит моими действиями – тщеславие или, – он повернулся к красному флагу на экране компьютера, – или вот это.
Кивнув притихшим собравшимся, министр Догин вышел из кабинета. В сопровождении помощника он поспешил к машине, которая отвезет его к Жанину, а затем обратно. И, оказавшись у себя в кабинете один, он закроет дверь и сделает один телефонный звонок. Этот звонок приведет в действие силы, которые изменят мир.
Глава 2
Ворвавшись в свой номер в только что отреставрированной гостинице 'Россия', Кейт Филдс-Хаттон швырнул ключ на тумбочку и поспешил в туалет. По дороге он, нагнувшись, подобрал два скрученных листка бумаги, выпавших из факса.
Именно эту часть своей работы Кейт ненавидел больше всего. Не опасность, временами значительную; не долгие часы, проведенные в аэропорту в ожидании рейса 'Аэрофлота', который так и не вылетел; и не долгие недели разлуки с Пегги, самое мучительное во всем этом.
Но больше всего Кейт ненавидел все эти бесчисленные чашки чая, которые ему приходилось выпивать.
Приезжая в Москву раз в месяц, Филдс-Хаттон неизменно останавливался в 'России', расположенной у самых стен Кремля. Каждое утро он подолгу завтракал в изящном ресторане гостиницы. Это давало ему время прочитывать газеты от первой полосы до последней. Но, что гораздо важнее, постоянно пустеющая чашка давала официанту Андрею повод подходить к столу и наполнять ее снова, принося три, четыре, а иногда пять свежих пакетиков заварки. К каждому пакетику на ниточке был прикреплен картонный ярлычок со словами 'Майский чай'. А внутрь ярлычка была спрятана кассета с микропленкой, которую Филдс-Хаттон убирал в карман, когда никто на него не смотрел. Как правило, с него не спускал глаз метрдотель, поэтому Филдс-Хаттону приходилось убирать микропленку в тот момент, когда метрдотель отвлекался, встречая новых посетителей.
На Андрея вышла Пегги. Его фамилия значилась в списке бывших солдат, и Пегги уже гораздо позднее узнала, что он сначала собирался зарабатывать деньги на нефтяном месторождении в Западной Сибири. Но дала знать старая рана, полученная в Афганистане. После операции на спине Андрею врачи запретили поднимать тяжести. А когда к власти пришел Горбачев, ему стало трудно сводить концы с концами. Андрей оказался идеальным связным; в его задачу входило передавать информацию от глубоко законспирированных агентов, которых он в глаза не видел и чьих имен не знал, Филдс-Хаттону. В случае разоблачения Андрея рисковал один только Филдс-Хаттон... а это уже было в пределах допустимого.
Несмотря на общее заблуждение, распространенное среди непосвященных, КГБ не развалился с падением коммунизма. Напротив, преобразованный в Федеральную службу безопасности, он стал вездесущим как никогда. Ведомство просто превратилось из армии профессионалов в еще более многочисленное полчище гражданских вольных стрелков. Этим людям платили за каждую крупицу достоверной информации. Как следствие, ветераны и любители дружно искали шпионов повсюду. Пегги назвала это российским вариантом 'Вечернего развлечения'[2], с внештатными сотрудниками повсюду. И она была права. Вместо знаменитостей охота велась на иностранцев,
